Х. М. Уорд - Жизнь до Израненных - 2 (ЛП)

Уголки моих губ образуют улыбку, и я беру расческу. Держа ее у рта, как импровизированный микрофон, я начинаю тихо напевать, как маленькая христианская девочка. Делая глубокий вдох, я выбираю песню, которую могу воспроизвести более– менее прилично.

Есть много песен о выживании, но только одна разжигает во мне огонь. Пальцы сжимают импровизированный микрофон, и я позволяя пульсу бешено биться, наконец, отпускаю внешнюю оболочку и громко напеваю слова песни.

Я пою, словно мне плевать, что кто-нибудь услышит, прислуга уже в любом случае знает мой секрет, что я не так совершенна, что поступаю, как кто– то другой. Они также знают, что у меня нет музыкального слуха, у меня его нет на сто процентов. Описать мое пение легко – представьте кошку, застрявшую на флюгере посреди торнадо. От этой мысли я хихикаю.

И тут заходит в комнату мама, словно я пятилетняя девочка, играющая со спичками.

– Джина, какого черта? – мама замолкает, оглядывая мою комнату.

Я одета в лифчик и трусики, волосы накручены на бигуди, щетка у рта. Музыка ревет, когда она забегает в комнату, и ей открывается вид на мои попатанцевальные движения. Ее хихиканье отрезвляет меня, и я кружусь слишком быстро. Щетка пролетает через всю комнату, отскакивает от изголовья кровати и с глухим стуком ударяется прямиком об стену.

Мама моргает, на ее лице веселая улыбка.

– Не думала, что тебе нравится рэп.

Я хватаюсь за халат и стягиваю его.

– Это не рэп, мам. И ты могла бы постучать. Правда.

– Потому что ты могла делать что– то смущающее? – она застенчиво улыбается и прогуливается по моей большой комнате. Несколько лет назад мама выбрала бледно– голубые стены и белую отделку комнаты. Шелковые простыни, бархат в изголовье кровати и антикварный французский шкаф – все было выбрано ею. Мне даже не нравится синий… если это не Пит Ферро. Я вздрагиваю. Откуда эта мысль?

Мама принимает мою дрожь за раздражение. Она садится на мою кровать и смотрит на меня.

– Итак, ты наконец– то достигла этапа бунтарства. Самое время.

– Это ар-н-би!

– Знаю, но обычно, когда я захожу сюда, ты слушаешь Шопена или стоишь на пуантах. Я не привыкла видеть тебя в причудливых трусиках, трясущей своей задницей, – говорит она невозмутимо, без тени юмора.

От удивления я открываю рот и пронзительно кричу:

– Моей задницей?

Она выгибает одну совершенную бровь.

– Никогда не была уверена, что означает упоминание чьей– то груди или ягодиц. Разве я неправильно использую выражение?

Это меня смешит. Она может играть в эту игру с папой, но не со мной. Я бросаю в нее подушку.

– Знаешь, что это значит? Ягодицы? Серьезно?

– Кстати, мне нравятся эти колготки, увеличивающие задницу. Скажи мне, что происходит, когда парень хватает тебя и понимает, что она набита, как чучело? Большинство женщин не носят такие, дорогая.

– Большинство дочерей не обсуждают задницы с матерями, мама.

– Туше, – мама снова улыбается, но между ее бровями пролегает линия, выдавая ее беспокойство. – Не попадай в неприятности. Твой отец сейчас довольно напряжен, и я волнуюсь о нем. По правде сказать, я волнуюсь о тебе. Ты странно себя ведешь. Есть что– то, о чем бы ты хотела поговорить?

Да.

– Нет, мам, я в порядке. Я просто в восторге от того, что иду на танцы с Эрин, – мама закатывает глаза на это имя. – Ну же, она моя лучшая подруга, и она делает это по собственной воле.

– Это то, что ты хочешь сделать? Оставить все, что знаешь, позади и отказаться от ответственности? Что насчет людей, которые любят ее? – мама заламывает руки, хоть и пытается положить их на колени и сидеть ровно на крае кровати. Сегодня виден ее возраст, особенно по ее уставшим глазам.

– Семья Эрин не…

– Ты этого не знаешь, – перебивает она. – Любовь – странная штука, заставляющая людей вести себя необъяснимым образом, – она замолкает, потирая виски, прежде чем продолжить. Джина, я не хочу, чтобы жизнь Эрин отразилась на тебе, но если ты все– таки чувствуешь необходимость увидеть, какого это быть ею, идти в эти места, стать частью разврата, что и твои друзья, пожалуйста, будь осторожна.

Я напрягаюсь от ее слов.

– Ты не думаешь, что я смогу постоять за себя в реальном мире, да? Я хороша, только когда иду под руку с каким-нибудь богачом, как украшение, это то, что ты имеешь в виду?

– Джина, не будь глупенькой, – мама встает и подходит ко мне. Мы смотрим друг другу в глаза. – Я говорю, что я здесь, если ты захочешь поговорить. Вот и все. Повеселись, одевая свою фальшивую задницу и накладную грудь, – она кидает мне пакет с подкладкой. – Между прочим, ты красивая и без этого, – мама грустно улыбается, затем отворачивается и идет к двери.

У меня нет слов. Не знаю, как она это сделала, но такое чувство, будто она высосала все удовольствие из моего тела. Я опускаюсь на кровать, больше не заинтересованная в том, чтобы подчеркнуть свои изгибы в нужных местах.

21:12

Я понимаю, что сегодня мне нужно расслабиться, каким– то образом ослабить внутреннее давление, настигающее меня с каждым вздохом. Даже закрывая глаза, это не прекращается. Кошмары преследуют меня, становятся все хуже и их сложнее скрывать.

Прошлой ночью я кричала и проснулась, сев на кровати в поту и задыхаясь от дыма, которого не было. Пит Ферро не спас меня. Дым не убил меня. Я провела в ловушке, в адской камере десятилетия, словно в личном аду.

Кто-то, одетый полностью в черное, с капюшоном на голове, наконец открыл дверь. Огонь и дым похоже не влияют на него, возможно потому что парень – воплощение зла.

Он вознаграждает меня усмешкой.

– Ты сделала это.

Голос уже давно пропал. Слезы текут по лицу, когда я встаю на колени перед парнем, сложив руки вместе, моля его пощадить меня.

Я отгоняю ужасные сны из головы, стараясь стряхнуть это ужасное цепляющееся за меня чувство. Я не позволю себе свернуться в клубок и поддаться панике. Не сегодня.

Добавив последние штрихи в свой образ, я изучаю отражение в зеркале, возвращая себе уверенность. Волосы собраны в высокий хвост, а светлый макияж привлекает внимание к моим глазам. Черное без рукавов платье с обтягивающим лифом демонстрирует мои изгибы, роскошная юбка открывает колени. Вырез платья совсем небольшой, но показывает достаточно кожи, а узкий красный ремень подчеркивает мою талию. Я натягиваю кожаные красные туфли на ремешках и смотрю в зеркало.

В целом вид веселый и женственный, но довольно скромный. Я бы выглядела как пинап[7], если бы налепила выпуклости на тело, но они все также валяются в упаковке на моей кровати.