Он с тревогой взглянул на нее:
— Что ей известно обо мне?
— Ничего.
— Что значит «ничего»? Неужели она никогда не спрашивала, почему у других детей есть папа, а у нее нет?
— Конечно, спрашивала. Но что я должна была сказать ей? Что она появилась на свет в результате мимолетного флирта, который был у меня с морским пехотинцем, даже не поинтересовавшимся, как моя фамилия?
— То есть что же? Ты сказала ей, что я умер?
— Конечно, нет! — Пораженная до глубины души, она в ужасе смотрела на него. — Я никогда не лгу моей дочери, Мильонни. Я хотела рассказать ей все, когда она станет достаточно взрослой и сможет понять. До этого дня я хранила молчание.
— Как это? — недоверчиво спросил он.
— Ну, рассказывала, что ее папа не может быть с ней. Просто Бог захотел, чтобы у меня была маленькая девочка, поэтому послал мне ее. Я сказала ей, что я люблю ее так сильно, что этой любви хватит на двоих. И что ей не нужен па… — Она оборвала себя, понимая, что сказала лишнее.
Но было слишком поздно. Рокет сердито сощурился:
— Не нужен кто, Виктория? Отец? Тебе, может быть, и нет, но я уверен, что маленькой девочке он необходим.
— Поэтому я снова спрашиваю тебя: чего ты хочешь?
Проведя рукой по волосам, он раздраженно взглянул на нее.
— Не знаю.
— Что ж, подумай. Я отдала бы целый мир за любящего и внимательного отца. Вместо этого я всю жизнь страдала от недостатка родительского внимания и любви. Если моя дочь не может иметь любящего отца, я бы предпочла, чтобы его вообще не было. И чтобы она никогда не узнала горечь потери. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я изо всех сил стараюсь понять и тебя, Рокет, но пока ты не взвесишь все как следует и не будешь готов взять на себя обязательства перед Эсме, не смей даже думать о том, чтобы открыть ей правду.
— Хорошо.
Он продолжал пристально смотреть на нее, и Виктория чувствовала, что ничего хорошего дальше не будет. Она успокоилась, только когда он отвел глаза и взялся за свой ноутбук. Но прежде чем она успела вздохнуть с облегчением, он снова повернулся и пронзил ее взглядом.
— Приготовь комнату, — сказал он, и хотя он проговорил это приглушенным голосом, его требовательный тон не оставлял сомнений. — Я перееду сюда.
— Что, прости?
— Факт моего отцовства для тебя не новость, Тори, а я, как ты понимаешь, знаю это всего лишь десять минут. Должен признаться, что пока затрудняюсь определить, что я чувствую, обретя новый статус. Но я уверен, что пока буду ьыяснять это, у меня есть право поближе познакомиться со своей дочерью.
— Да, разумеется. — Казалось, ее сердце готово было пробить грудную клетку. — Можешь снять номер в отеле и хоть каждый день приходить, чтобы взглянуть на нее.
— И предоставить тебе возможность упрятать ее куда-нибудь подальше? Нет, так не пойдет, дорогая.
— Но я не собираюсь делать ничего подобного! — Она смотрела на него, потрясенная тем, что он мог так подумать о ней.
— Ты забыла, детка, что однажды уже сделала нечто подобное, оставив меня одного…
«Да, но только потому, что тогда я потеряла голову… Хотя мы договорились, что такого не будет». Ее сердце, ее кожа, все ее существо затрепетали от воспоминаний, которые имели привычку пробуждаться в самый неподходящий момент. Шесть долгих лет прошло с тех пор, когда она бежала на рассвете по пляжу Пенсаколы, потому что поняла, что слишком привязалась к мужчине, который так отличался от всех, с кем она сталкивалась прежде. Она честно соблюдала его правило наслаждаться, пока они вдвоем, забыв об обязательствах. Но, проводя день за днем в его компании, она все глубже погружалась в эту привязанность, в отличие от него, и это больно ранило ее. Чтобы как-то защитить и уберечь себя, пока с ней не случилось что-нибудь непоправимое, однажды на рассвете она тихонько сбежала.
Она была в здравом уме, чтобы понять, что перед ней стоит именно тот мужчина. Несомненное сходство с плейбоем, которого она помнила, ни на минуту не вызывало сомнений, что он не остановится ни перед чем, чтобы вновь воспользоваться ее слабостью. Встретив с притворным спокойствием его взгляд, она решила, что в данном случае ложь во благо.
— Я уже говорила тебе тогда, что семейные обстоятельства срочно потребовали моего возвращения.
— Вот я и останусь здесь, чтобы какая-нибудь неожиданность снова не заставила тебя исчезнуть.
И хотя в его голосе не было ни скептицизма, ни сарказма, она ощутила насмешку и некоторую угрозу. Это были те глаза, решила она, и ей отчаянно захотелось бросить ему вызов.
Но Рокет смотрел на нее так, что она поняла — он готов пойти на все, чтобы добиться своего. И стоило не забывать о том, что убийца ее отца разгуливает на свободе, а ее брат по-прежнему скрывается неизвестно где. Поэтому если убийца решит нанести им новый визит, то присутствие мужчины в доме не помешает.
Недовольная собственным решением, но слишком уставшая, чтобы придумать что-то еще, она строго сказала:
— Я не собираюсь уезжать отсюда, пока не найдется Джаред. Хорошо, я попрошу Мэри приготовить для тебя комнату.
— Отлично. — Всем своим видом он давал понять, что не сомневался в подобном исходе дела. — Тогда, если ты снабдишь меня фотографиями, я немедленно приступлю к розыску твоего брата. — И он протянул ей руку, как бы подводя итог их разговору.
Не ответить на рукопожатие было бы невежливо, но, дотронувшись до его пальцев, Виктория поняла, что совершила ошибку. Влечение, которое она испытывала с тех пор, как впервые подняла на него глаза в баре много лет назад, никуда не исчезло. Кожу на ее руке словно обожгло огнем, едва она коснулась его грубой ладони, и нервные окончания завибрировали…
Она отдернула бы руку не раздумывая, если бы не боялась выдать себя. «Все будет хорошо, — убеждала она себя. — Если ты постараешься как следует, ты справишься с этим, а Эсме будет под надежной защитой». Виктория готова была отдать что угодно, лишь бы Эсме была в безопасности.
Тогда почему она не могла избавиться от чувства, что только что заключила сделку с дьяволом?
Джон не просто разозлился, он, можно сказать, рвал и метал. Внутри у него все кипело. «Я прошу меня извинить, — проговорил он высоким фальцетом, передразнивая Викторию. — Это невежливо». Он сел в машину, включил зажигание и, дав задний ход, резко выехал со стоянки. «Черт!» — поморщился он, вспоминая нападки Тори. Включив первую скорость, он устремился к дороге. Ничего не сказать ему про дочь, когда он переступил порог дома, было, оказывается, «невежливо».