Слышал он или нет — я не знаю, но внимания мне не оказывал никакого. Я поинтересовалась, где учитель Хенсок, и мне указали всё на ту же башню.
— Можно туда? — на всякий случай уточнила я. Тишина. — Ну, я пойду…
Поставив сумку и подтянув джинсы, я взяла её опять и потащилась к покоям настоятеля, где зажегся свет в окне, пока я приближалась. Дедушка сидел в позе лотоса и словно знал, что я приду именно сейчас. Проведя единственной свободной рукой по лбу и не найдя там пота, я остановилась и поклонилась. Хенсок выжидающе глядел на меня.
— Добрый вечер, — неловко опустив свои вещи, не решилась приближаться я без разрешения.
— Всё-таки нашла способ прийти? — улыбнулся он, прищурившись, совсем как вредные старикашки из какого-нибудь комедийного анимэ. Вот так вот, значит? Он сомневался? Или надеялся, что я не вернусь? Или проверял меня?
— Нашла, — кивнула я. Подумав, что смелость города берет, я указала на волосы. — Как я? Опацанилась?
— Очень похоже, — Хенсок медленно поднялся и стал подходить сам. — Я приготовил тебе в той комнате, где ты ночевала, монастырскую одежду. Хакама и свободную рубашку. Сильно её затягивать на себе не будешь.
— Да не бойтесь, меня мало что может выдать… — покраснела я, говоря о своей маленькой груди, которая и так-то не выпирала, а то из-под свободной рубашки! Её и прятать особенно не придётся. — Лео со мной всё ещё не говорит…
— Он уже и не будет. Пока не получит подобающий тан, а это не раньше, чем через лет семь-восемь упорного труда, то есть, когда тебя тут уже не будет, — наставник встал так, что его спина отгородила меня от окна. Страховался, чтобы пока я не совсем ещё превратилась в мальчика, меня не увидели? — Учителя тоже не должны знать, что ты девчонка, ни мастер Хан, ни мастер Ли, ясно?
— Да! — как боящийся провиниться рядовой протрубила я.
— Они никогда не потерпят такого издевательства над вековыми правилами… не оговорись при них, и не разденься случайно. Ведь баня у нас одна.
— Баня?! — пропищала я, упустив такую деталь общежития, как помыв.
— Да, раз в неделю мы топим банную печь и пропариваемся, помимо этого только ежедневные обливания и обтирания холодной водой, — остриженные волосы на затылке зашевелились, поднимаясь дыбом. — Водопровода здесь нет, только горный источник и три колодца на территории. Для любых — любых, — потребностей, воду нужно брать оттуда и носить в ведрах, — я сглотнула слюну. А вчера он мне этого рассказать не мог? — Подъём, как ты уже поняла, наверное, в пять утра. У тебя будет в половину, чтобы успела подготовить столовую. Отбой — как закончишь все свои дела. С расписанием братьев твоё никак не сходится и единственное, что от тебя требуется, это приходя в как можно меньшее соприкосновение и контакты, выяснить, кто же нарушил клятву. Ясно?
— Да! — переживания достигали предела, кажется, я только в эту минуту осознавала, подо что подписываюсь, и что меня ждет. Событие той ночи, когда был сорван первый поцелуй, отошли на задний план и на какой-то период забылись. Проскочили мысли вроде «что я здесь делаю?!», «зачем я здесь?!». Но тут же теплый взгляд настоятеля начал расставлять всё по своим местам.
— Ты придумала себе мужское имя? — а вот в этом угадал. Я сочиняла и вертела все варианты, пока поднималась по Каясан, и чем-то себя занять нужно было.
— Хо, — утвердила я, не мешкая.
— Хо? — переспросил Хенсок, повторив ещё раз это имя. Если читать китайский иероглиф «тигр», то именно так он и будет звучать. Я посчитала, что это отличный псевдоним, так соотносящийся с топонимом. Ну и, да, опасной тигрицей себя воображать никто не запрещал. Кто знает, подучусь у аборигенов боевых искусств, и буду когда-нибудь супер-боец, настоящая хищница. — Что ж, Хо, — дедушка, вздохнув, положил руку мне на плечо, и я не расхрабрилась спросить, нарушает он тем клятву или ему можно? — Иди, переодевайся, и я представлю тебя братьям.
Заветный миг, казавшийся мне издалека волшебным, который сразу же, вспышкой и лучом из расступающихся туч, откроет истину, указав на того, кто меня поцеловал. Я узнаю его с первого взгляда. По осанке, по стану, по форме головы, по носу, по запаху, по всему… чего не видела и что не уловила. Только мята и тихий-тихий шепот, который одинаков у всех парней при таких децибелах. И вот передо мной двор, наполненный девятнадцатью юношами, не бритыми наголо, как принято у буддистов, в неприметной спортивной форме, такие разные и такие неузнаваемые и не запоминаемые с одного взора, что голова даёт сбой, и я теряюсь, трясясь под плечом учителя Хенсока. Два преподавателя, понятия не имеющие, кто я на самом деле, стоят в одну линию с нами, чуть поодаль. А юные монахи — фронтально к нам, лицами. Бегая глазами по ним и вообще, ища, как себя успокоить, я замечаю слева, каскада на два выше, за парапетом другой площадки Лео, снявшего маскировку. Темная немая тень, знающая мою тайну, и оттого давящая на меня своим присутствием.
— Братья! — обращается настоятель ко всем. — Познакомьтесь и примите нового члена братства, поспособствующего нам с вами в ведении хозяйства нашей обители. Хо, — представляет он меня, а у меня всё как в тумане. Лица монахов путаются и мешаются, я не могу понять, кто из них милее, симпатичнее и похож на человека, способного на тот поступок. Чего я ждала, что у него на лбу будет написано? Хенсок говорит что-то ещё, объясняя моё положение среди них, и ему лишь кивают. Создаётся впечатление, что все такие же, как и Лео. Но это всего лишь монастырь, в котором не принято, как в школьных классах, выкрикивать из-за парты и озвучивать своё мнение, делать замечания и кидать комментарии. Учителей слушают безропотно, не перебивая. Настоятель заканчивает вопросом, на котором я очнулась, хорошенько разглядев всех девятнадцать и ничего для себя не поняв, не почувствовав никаких подсказок от женской интуиции. Дело — труба. — Кто сегодня дневал на кухне в обед?
— Я, учитель Хенсок! — поднял резко руку парень, что стоял с открытым ртом всё это время, будто речь дедушки была впечатляющей до невозможности.
— Хорошо, Ви, — наставник поманил его к нам. — Проводи, пожалуйста, брата Хо на кухню, и помоги освоиться, покажи, что там как.
— Да, учитель, — поклонившись, названный подошел ко мне и, уже готов был идти в указанное помещение, когда к нам подскочил ещё один «брат», поинтересовавшийся у Хенсока:
— Я обещал помочь Ви перед ужином, можно я пойду с ними? — посмотрев на меня и на них, настоятель, сужая глаза в щелочки, всё-таки дал добро и пошел, обсуждая что-то с мастером Ханом и мастером Ли. Догнавший нас, не успела я и оглянуться, тронул меня за плечо, привлекая внимание. Осознавая святотатство и клятвопреступление, совершаемое посредством меня, из-за чего сознание вдруг пронзил жгучий, щиплющийся стыд, я притормозила. Остальные монахи разбредались со двора в разные стороны, а я стояла с двумя отделившимися. — Меня Шуга зовут.
