Он встал, подошел к окну. Стояла ночь. Соседские окна были зашторены. Конечно, она спит. В обнимку со своим уравновешенным мужем! Ей нет дела до его страданий. Появилась в его размеренной, только-только наладившейся жизни, разбередила душу и спокойно смотрит радужные сны! Что ни говори, а все женщины, в общем, одинаковы!
Хотя… Нет. Он слишком хорошо знал свою Матильду. Вовсе она не спит. Наверняка лежит в темноте с открытыми глазами и думает о нем. Как когда-то.
Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить Арлетт, он вышел из спальни и спустился вниз. Уснуть явно не удастся. К тому же неплохо бы чего-нибудь перекусить. Сколь драматична ни была бы ситуация, бренное тело нет-нет, да и напомнит о своем существовании.
После этого злополучного звонка он весь день не мог заставить себя съесть ни крошки. Какой там обед или ужин! И вот теперь неплохо было бы восполнить пробел. Заодно и обдумать сложившуюся ситуацию.
Открыв холодильник, он внимательно, глазом знатока и ценителя, осмотрел его содержимое. Выбрал аккуратно нарезанную лососину, уложенную в фаянсовую тарелку с голубым ободком. Поставил тарелку перед собой, сел.
Странно, но рыба показалась ему в этот момент не аппетитнее подметки. Он машинально пытался жевать, то и дело останавливаясь, и мысли его витали весьма далеко от их уютного домика.
Воздух города был поистине великолепен в то апрельское утро. Он таял во рту, как карамелька, сладкий, прохладный, влажный и сияющий, квинтэссенция весны, чистейший озон. Поразительно — в самом центре города — на Страсбургском бульваре, дышалось ароматом вспаханных полей и моря. Это чудо сделал ливень, озорной апрельский дождь, которым капризница-весна нередко возвещает о своем приходе.
Еще дорогой поезд догнал тучу, черной полосой обрезавшую на горизонте поля; но только около Мо, когда уже видны были разбросанные по окраине города игрушечные дома-кубики, когда уже поднимались над потускневшей зеленью крикливые рекламы, когда уже складывала свои дорожные принадлежности — бесконечные флакончики, футляры, коробочки — сидевшая напротив Матильды пожилая англичанка, только около Мо прорвалась наконец набухшая, набрякшая водой злобная свинцовая туча, от самого Эпернэ бежавшая наперегонки с составом.
Сигнал был подан бледной вспышкой молнии, и тотчас же туча с воинственным грохотом обрушила на землю водные потоки и стала поливать поезд мокрым пулеметным огнем. Окна плакали под метким обстрелом больно бьющего града, и вагоны сдались на милость победителю, покорно подставляя лоснящиеся бока.
Ничего не было видно, ничего не было слышно — только капли, перебивая друг друга, торопливо барабанили по стеклу и металлу, и поезд, спасаясь от ливня, бежал по блестящим рельсам, словно преследуемый зверь.
И что же — не успел состав благополучно прибыть на Восточный вокзал и остановиться под огромной спасительной крышей, как за серой, ровно обрезанной кромкой дождя уже блестел бульвар. Острый луч солнца пронзил своим трезубцем убегающие тучи, и фасады домов загорелись, как начищенная медь, и небо засверкало океанской синевой.
Словно Афродита, в сиянии наготы встающая из волн морских, божественно прекрасен вставал город из сброшенной пелены дождя. И сразу, слева и справа, из сотен укромных уголков, из сотен убежищ высыпали на улицу люди. Они отряхивались, смеялись и бежали своей дорогой. Возобновилось приостановленное движение, покатились, зашуршали, загрохотали в уличной толпе сотни колес, все дышало и радовалось возвращенному сиянию дня.
Даже чахоточные деревца на бульваре, крепко зажатые в твердую рамку асфальта, омытые и обрызганные дождем, потянулись своими острыми пальчиками-бутонами к обновленному, насыщенному синевой небу и сделали робкую попытку заблагоухать.
И как это ни удивительно, свершилось чудо, попытка эта увенчалась успехом. Несколько мгновений в сердце Парижа, на Страсбургском бульваре, явственно ощущалось нежное, робкое дыхание цветущих каштанов.
Великолепно в этот апрельский день было и то, что, приехав рано утром в Париж, Матильда до самого вечера была свободна. Она только недавно впервые прибыла в столицу, чтобы продолжить образование. Ее мечтой было когда-нибудь стать настоящей художницей. Матильда была очень молода, в меру наивна и в меру же самонадеянна.
Ни одна душа из нескольких миллионов парижских жителей еще не знала, что Матильда здесь, никто не ждал ее. Для Бернара ее появление должно было стать приятной неожиданностью.
Итак, она ощущала божественную свободу, она могла делать все, что ей заблагорассудится. Например, отправиться в зоопарк. Или попробовать соблазнить постового ажана. Или стоять на мосту и сколь угодно долго наблюдать, как играют на водной глади шаловливые солнечные зайчики, как плывет по Сене прогулочный кораблик и как стоят в картинно-сосредоточенных позах, прикрыв головы выцветшими шляпами, знаменитые парижские рыбаки.
Она могла, если ей захочется, без цели шататься по городу или читать газету, словно в газетах можно прочитать что-то интересное, могла позавтракать или просто посидеть в кафе, или пойти в музей, могла глазеть на витрины магазинов или рассматривать книги в лавках букинистов на набережной.
Она могла позвонить друзьям или просто глядеть на ласковое синее небо. Но, к счастью, ей помог всезнающий инстинкт и она сделала самое благоразумное, что можно было сделать, а именно — не сделала ничего.
Матильда не составила никакого плана, она дала себе полную свободу, отрешилась от всяких намерений и целей и предоставила случаю выбрать ей путь. Короче говоря, она отдалась во власть уличного потока, медленно проносившего ее мимо сверкающих витринами магазинов берегов и быстрее — через речные пороги — переходы с одного тротуара на другой.
В конце концов волны выкинули ее на бульвары. Чувствуя приятную усталость, девушка нашла временное пристанище на террасе кафе на углу бульвара Хаусман и улицы Друо.
«Ну вот, опять я здесь, — думала Матильда, закуривая тонкую дамскую сигарету и томно откидываясь на спинку плетеного белого стула, — и вот передо мной Париж. Ну, прекраснейший из городов, столица поэтов, центр мира и любимец богов, начинай, выкладывай, что имеешь. Покажи, чему научили тебя ясноглазые мечтатели и международные авантюристы, покажи мне твой непревзойденный фильм «Парижские бульвары», шедевр света, красок и движения, фильм, в котором участвуют тысячи неоплаченных и неподсчитанных статистов под звуки неподражаемой музыки твоих улиц, звенящей, грохочущей, шумной.
