— А почем твой видак?
— Не знаю. Мне за оценки в прошлом году подарили.
Редкость: нахожу совершенно целый, почти новый учебник. Возвращаюсь, заменяю книгу. Мимоходом всматриваюсь в лица: интересно, кому из них и за какие именно оценки подарили «видак»? Двое точно из класса коррекции. Третий — не помню.
— Спасибо! — вдруг оборачивается от двери один из них — не тот, чей учебник меняла.
Дверь опять забыли закрыть. Я встаю из-за стола и захлопываю ее. Запоздалая обида нарастает во мне: почему же мне-то ни разу «за оценки» — между прочим, сплошь пятерки! — ничего не подарили? Папа, помню, вечно твердил: «Ты учишься для себя!» Хотя для себя я только читала, и то в основном до полпятого, пока не возвращалась с работы мама.
Однажды я попыталась предъявить ей запоздалые претензии. Мама искренне изумилась.
— Так чего именно тебе не хватало? — уточнила она.
Некоторое время мы недоуменно смотрели друг на друга.
И вдруг, в печальном озарении, я поняла: маме не в чем упрекать себя! Она выполнила свою жизненную задачу — и даже не одну, а несколько. На работе считалась ответственным, квалифицированным специалистом. Замуж вышла за достойного человека и счастливо прожила с ним почти полвека. Ее ребенок, то есть я, всегда был сыт, обут-одет, умыт и причесан и, сверх того, учился на «отлично». Родители, что называется, вывели меня в люди и всю жизнь, как говорится, подавали мне положительный пример. Так их ли вина, что я оказалась неспособной следовать ему? Что я не переняла ни маминого обаяния, ни папиного азарта в работе, ни этой самой их общей активной жизненной позиции? И что ищу теперь, на кого бы свалить вину за свою неудавшуюся судьбу?
Вообще-то мои родители не устают надеяться, что я достигну на работе чего-нибудь этакого, какой-нибудь правительственной благодарности за оформление читательского уголка или хотя бы почетной грамоты самого добросовестного библиотекаря микрорайона. А также, разумеется, что в один прекрасный день я встречу приличного, порядочного человека, который оценит меня по достоинству. Хотя правильнее было бы сказать — оценит кое-какие из оставшихся в моем наличии достоинств…
Я не разубеждаю их в этом. Со временем разубедятся сами.
К слову сказать, однажды, лет этак двенадцать назад, их мечта чуть было не воплотилась в жизнь. По крайней мере я уже намечала день, когда познакомлю их со своим женихом — человеком в высшей степени порядочным, образованным и, сверх того, красивым и прилично зарабатывающим.
Да-да, именно такой мужчина встретился на моем ничем не примечательном жизненном пути! И мужчина этот, по его словам, любил меня и имел самые серьезные намерения. И ему удалось убедить меня в этом настолько, что я уже чувствовала себя почти хозяйкой в его «Волге» благородного цвета беж, из которой он пока что высаживал меня за квартал от родительского дома.
Единственным препятствием к нашему счастью, а также грядущему счастью моих родителей оставался развод, который он по легкомыслию не оформил в свое время, а потому продолжал существовать (ибо жизнью это существование, безусловно, назвать было нельзя!) на одной квартирной территории со своей женой-истеричкой, страдающей вялотекущей формой шизофрении.
И линия моей судьбы уже направлялась прямым ходом к хеппи-энду, и жених ретиво улаживал оставшиеся формальности, и уже скоро, скоро семейство мое должно было собраться, как говорится, веселым пирком да за свадебку, если бы не…
До сих пор не представляю, что заставило меня в один злосчастный день вдруг отправиться разыскивать ее (да пока что и ЕГО!) злополучную квартиру, где я прежде никогда не бывала и бывать в будущем тоже не собиралась. Знаю только, что желание — увидеть ЕЕ, жену, воочию! один-единственный раз посмотреть на нее! — ни с того ни с сего овладело мною с несокрушимой силой. Овладело до такой степени, что в одно злосчастное утро я бросила все дела, облачилась в свой лучший ангоровый свитер и позвонила ЖЕНИХУ с каким-то незначительным вопросом — чтобы убедиться, что он на работе и, следовательно, не помешает задуманному.
Совершить остальное оказалось легче легкого. Я всего лишь доехала до нужной остановки, вошла в подъезд нужного дома (подъезд оказался запущенным, с отвратительным запахом) и, поднявшись на пятый этаж, нажала кнопку звонка на нужной двери.
И, едва та приоткрылась, с бешено колотящимся сердцем выпалила:
— Извините, здесь не живут Нестеровы?
Я и поныне не имею понятия, зачем мне понадобилась эта детская выходка.
И уж тем более не в силах я объяснить дальнейших событий.
Из темноты за дверью появилось женское лицо. Оно показалось мне смугло-бледным и неподвижным, как маска. Только глаза были живые и блестящие. Эти глаза беспокойно забегали, разглядывая меня, и вдруг остановились на моем лице с выражением затравленного зверька.
С выражением крайнего испуга, переходящего в ужас.
ОНА ДОГАДАЛАСЬ, КТО Я!
И она смотрела на меня так, словно за спиной у меня был спрятан нож, а в сумке — граната.
И так мы постояли-постояли оцепенело, застыв в полном молчании и таращась друг на друга — я по эту сторону двери, она по ту, — а потом она медленно-медленно, осторожно-осторожно, словно опасаясь малейшего моего движения, бесшумно прикрыла дверь.
И щелкнула замком.
Меня будто ошпарили кипятком.
Только что я взлетела по этой лестнице — молодая, красивая, счастливая! И вот теперь плелась вниз, хватаясь за перила, как старуха, и с трудом нащупывая ногами ступеньки…
Я всегда обхожу стороной отделы эзотерической литературы и не без иронии поглядываю на всякого рода сонники и сборники заговоров, но факт, как говорится, налицо: эта психически больная женщина одним взглядом убила все хорошее, что было у нас с ее мужем.
Тем и закончился самый, по-видимому, перспективный роман в моей жизни.
А иногда я мысленно веду некий как бы антидневник. Рисую в воображении картины того, что уже опоздало случиться в моей жизни.
Особенно детальные картины складываются в воображении ночью.
…После того как я разминулась со своим любимым — странное слово! оно совершенно выпадает из контекста моей жизни! — он не назначил мне свидание у кинотеатра «Глобус». Он не ждал меня на выгнутой, сбоку похожей на улитку лавочке, куря сигарету и косо поглядывая по сторонам, и не вскочил мне навстречу, улыбаясь и покраснев от усилия догнать разбежавшиеся куда-то слова.
К свадьбе он не удосужился преподнести мне ни трехтомник Пушкина, выстоянный в ночной очереди у «Подписных изданий», ни даже настольную лампу на изящно изогнутой ножке, которую я вынуждена была купить сама. И конечно, он не пригрозил уйти из дома, когда к Новому году я приобрела еще одну, пятую по счету, книжную полку!
