— Тут белье.
Вкладываю в ее ладонь припрятанные трусики:
— Одевайся пока. Я разложу остальное. И пойдём завтракать.
Глава 3
АНЯ
Зажимаю подмышками полотенце и быстро натягиваю трусы. Судя по звукам, он все ещё в комнате. Раскладывает мои вещи. Я слышу, как время от времени шуршит моя дорожная сумка.
Даже не знаю, рада ли я тому, что этот грозный мужчина принял меня или страх все же преобладает.
Конечно, я боюсь его. Признаться, я вообще всех людей теперь боюсь. Не зная, каким человеком я была до аварии, ориентируясь только на звук и осязание, сложно понять насколько я могу кому-то довериться.
Лариса взрывная. Я чувствую ее энергию, даже не прикасаясь. Она вечно суетится. Что-то тараторит. И всегда поторапливает меня.
Тетя Надя напротив двигается очень размеренно. По моим ощущениям она весьма грузная женщина. Или же у неё какие-то проблемы с ногами. Говорит она отстранённо-холодно. В ее присутствии я чувствую себя так же неловко, как и в обществе Лары.
Но с этим мужчиной все иначе…
Он странный. Ночью был таким заботливым и нежным, что я даже умудрилась уснуть в его кровати, пока пела ему песни.
Тот факт, что между нами что-то было, выбил меня из колеи. Ещё бы, первый мужчина в моей новой жизни, — если не считать врачей, — и тут же такое открытие.
Сложно было обойти стороной предположение, что я была не самой примерной девочкой. Хотя все во мне и противилось этой версии моей прошлой жизни. Я бы вообще подумала, что он соврал. Но мое тело весьма однозначно отвечает на его прикосновения. Я памяти лишилась и зрения. Но рассудок вроде в порядке. Его большие руки действительно кажутся знакомыми. И почему-то действуют на меня успокаивающе. Будто помогают обрести равновесие.
Могу ли я и правда остаться рядом с ним? Хотя какие у меня варианты? Куда я такая могу пойти? Разве что в интернат? Но и до него чтобы добраться, мне потребуется помощь. А этот мужчина ясно дал понять, что отпускать меня не намерен. Что странно, после того, что я услышала сегодня утром.
Интересно, почему он вдруг передумал выгонять меня? Он явно не рад непрошеной, да ещё и беспомощной гостье в его доме. Я слышала, как он ругался с Ларисой. И как отчитывал тетю Надю.
Первым порывом, конечно, было немедленно убраться из его дома. Не хочу быть обузой. Сама понимаю насколько я тут не к месту. Осознаю, насколько обременительна для этих едва знакомых людей. Ведь я даже элементарных вещей без помощи сделать не могу.
Но пришлось проглотить свою гордость, после всего услышанного.
Я нуждаюсь в нем. И судя по его словам ночью — мы не совсем чужие люди. Даже если этого недостаточно, чтобы брать на себя ответственность за беспомощную инвалидку, я сделаю все возможное, чтобы меня не прогнали.
Ненавижу это все! Чувствую, как к горлу слёзы подкатили. Психую, не в силах одновременно удержать полотенце и при этом застегнуть лифчик.
— Серьезно? — слышу скептический выдох за спиной. — После всего, будешь продолжать прикрываться от меня?
Голос приблизился. Тёплые пальцы касаются спины, которая невольно выпрямляется от этих прикосновений. По тому, как стянуло грудь, понимаю, что непослушные крючки наконец попали в петельки. Глеб Витальевич, как куклу поворачивает меня к себе лицом и довольно грубо выдёргивает из-под бюстгальтера полотенце.
— Так и будешь до ужина возиться, — бросает зло.
Я ёжусь от холода в его голосе. Вчера он казался совсем другим. Я догадывалась, что он попросту пьян. Но не думала, что перемены окажутся столь кардинальными.
Замираю, когда мне на голову натягивают легкую ткань. На секунду теряюсь.
— Руку просовывай, — велит строгий голос, которому я тут же хочу подчиниться.
Еще не понимаю, куда что просовывать, но поднимаю перед собой предательски дрожащую ладонь.
Я буквально кожей ощущаю его раздражение. И мне неловко от этого. Словно я снова теряю зыбкий баланс. Голова начинает кружиться…
Однако стоит ему взять мою ладонь в свою, как я тут же заземляюсь.
Спасительная рука увлекает меня за собой. И я следую уверенно. Только на ходу ощупывая платье, что оказалось на мне.
По резкому запаху кофе понимаю, что мы вошли в кухню.
— Твою мать, — устало выдыхает обладатель спасительной руки.
— Тут наверно бардак? — бормочу я, ощущая жар от его плеча на своей щеке.
Поднимаю глаза чуть выше этого тепла. Туда, где предположительно должны быть недовольно нахмуренные брови. Я даже вполне ярко могу представить, какие эмоции сейчас читаются на его лице. Губы сжаты в жесткую линию, между бровей пролегла складка, а глаза в ярости мечутся по кухне, оценивая масштабы организованной мной кофейной катастрофы. Интересно, какого цвета эти глаза…
Из моих рук вдруг ускользает тёплая ладонь. Я приоткрываю рот в немом протесте, но тут же закрываю его, когда эта ладонь ложится на мое плечо и заставляет пятиться.
Упираюсь спиной в прохладную стену и так и остаюсь стоять, пока мужчина, матерясь себе под нос, суетится в просторной кухне, наводя порядок. И благодаря этим ругательствам, я словно могу наблюдать за его перемещениями.
Мне стыдно. Чувствую, как щеки жаром обдаёт. Но сделать ничего не могу. Сейчас влезть ему помочь — только ещё хуже сделать. Вот и стою послушно у стены.
— Иди ко мне, — неожиданно велит строгий голос.
Не задумываясь, подчиняюсь. Отлипаю от стены и двигаюсь в ту сторону, откуда донесся голос.
Знаю, что он смотрит. Прямо чувствую. Поэтому стараюсь ступать осторожно, не выглядя при этом слишком неуклюжей.
Ничего не выходит. Босые ноги как назло скользят по влажному полу. Выставляю перед собой руку, пытаясь поймать равновесие.
Но оно само меня ловит.
Сильная заземляющая ладонь смыкается на моем запястье. Мужчина нетерпеливо подтягивает меня к себе.
Невыносимо хочу коснуться его лица, чтобы понять, что он сейчас чувствует. Должно быть снова злится…
— Кашу знаешь, как готовить? — задаёт он вдруг вопрос, которого я явно никак не могла ожидать.
— Что? — удивленно выдавливаю.
— Не все ж яичницу есть, говорю, — ворчит он. — На случай, если снова придётся остаться одной, лучше приноровиться готовить что-то более полезное.
Опускаю голову, осознавая, к чему он ведёт. Видимо рука не поднимается меня такую беспомощную выгнать. А если я буду в силах хоть немного сама о себе позаботиться, то будет не так неловко меня выставить.
Глеб Витальевич поворачивает меня к себе спиной. Большая ладонь ловит мою руку и тянется вверх. Касаюсь пальцами чего-то гладкого, но чувствую только его пальцы на своей коже. Дышу глубоко, стараясь сосредоточиться на том, что он от меня хочет. Но все отвлекаюсь на жар чужого тела, согревающий спину.
— Здесь любую найдешь, — начинает голос за спиной.
А я пытаюсь вспомнить, о чем он говорит. Каша! Точно.
— Хмм, — замялся, видимо о чём-то задумавшись. — Придётся запоминать порядок. При чем, похоже, нам обоим…
Устало выдыхает мне в затылок:
— Первая — рис, вторая — гречка…
Начав перечислять бакалею, сосредоточенную на полке, он будто бы случайно подходит ближе, невольно припирая меня своим телом к нижним шкафчикам.
Я чувствую его дыхание за ухом.
Тянемся мы достаточно высоко, но голос путается в моих волосах.
Похоже, он вовсе не на каши смотрит…
Кладёт ладонь на мой живот. Притягивает к себе ещё теснее. Замолкает.
Тянет носом запах моих волос. И я начинаю дышать чаще.
Он хочет меня. Я чувствую. Этот факт сбивает с толку.
Непроизвольно стискиваю бедра. И покрываюсь мурашками, когда в мои волосы врывается сдавленный стон.
Похоже, с кашами меня ждёт беспощадный рандом. Я ничегошеньки не запомнила. Мозг напрочь отключается и отказывается включаться.
