— Ты с ума сошла, Марин! — покачала головой сестра.
Мы точно так же, как вчера, сидели на ее кухне. Я приехала за дочками, перед этим забросив документы партнерам. Естественно, я поделилась с Сашкой всем, к чему пришла прошлой ночью.
Вначале я и сама поразилась этим мыслям, появившимся в моей голове. А потом вдруг… Приняла.
Я просто не могла себе позволить бросить на произвол судьбы маленького человека. Это я знала точно! Я не смогу больше спокойно спать, зная, что где-то там есть малыш, чью жизнь я могла бы сделать в разы лучше.
И пусть Ваня — это результат подлости и предательства мужа, пусть его мать была мне ненавистна… Но мальчик… Как я могла его теперь бросить?!.
Да, я понимала, что меня осудят близкие, покрутят пальцем у виска и всерьез задумаются о том, что я не в себе, но для себя я все решила.
— Прости, родная, я не могу не спросить… Это Лешка надавил? — брови сестры сошлись на переносице, а ее взгляд уперся прямо в меня, не давая отвести глаза.
— Нет, — покачала я со вздохом головой. — Он и сам был в шоке. И даже пытался меня отговорить.
— Это что — порыв благородства? Кому и что ты хочешь доказать, Мариш?
— Никому и ничего, — твердо ответила я. — Просто поняла, что не смогу сдать этого ребенка в детдом и потом жить как ни в чем ни бывало!
Сестра вздохнула и отвела взгляд.
— Я бы так не смогла, — тихо сказала она стенке напротив. — Ты хотя бы отдаешь себе отчет, насколько все будет сложно? И я даже не о документах!
— Просто не будет, — согласилась я. — Но моя жизнь отныне при любом раскладе не будет прежней… Для всех вокруг Ваня будет просто нами усыновлен, а со временем разговоры стихнут. О том, что он родной Лешкин сын знаем только мы… Саш, у меня к тебе будет просьба…
Сестра окинула меня понимающим взглядом.
— Я никому ни о чем не скажу. Ден тоже будет молчать, — со вздохом ответила она на мой невысказанный вопрос.
— А кроме вас знает только Лена, но она уедет, да и сама заинтересована в сохранении этой тайны. Завтра мы встретимся, все обсудим, Лешка сам займется оформлением. И через какое-то время мы станем официальными родителями Вани.
— Отговаривать тебя не стану, — грустно сказала сестра. — Прошу только, подумай еще раз хорошенько… Что ты скажешь девочкам, например?
— Они пока маленькие, не за чем посвящать их во все тонкости… Скажу, например, что это аист нам его подарил.
— Ага, аист по имени Лена! — хмыкнула Сашка, а я, не удержавшись, улыбнулась.
— Вот с родителями будет сложнее, — вздохнула, делясь с сестрой переживаниями.
— Не волнуйся, их и Женьку я возьму на себя, — Сашка протянула руку по столу и накрыла мою ладошку, поддерживая.
— Спасибо тебе, сестренка, — благодарно посмотрела я на нее.
— Ох, Маринка, — вздохнула она в ответ. — Если тебе станет от этого легче, если ты сможешь стать хоть чуточку счастливее, я буду рада!
***
Этот месяц был просто ужасным! Начиная косыми взглядами работников соцслужб и заканчивая бесконечными очередями в различные кабинеты с бескрайними списками справок, выписок, нехваткой печатей, подписей, неверно оформленными бумажками… Чего мы только не услышали за своими спинами!
Я поняла одно — наши люди очень злые! Им неважно что и зачем ты делаешь, их не устраивает, что в принципе ДЕЛАЕШЬ, что шевелишься и выбиваешься из привычных рамок общественности! Для кого-то, для себя, для постороннего человека или в своих интересах — неважно. Дай только повод!
Сколько слез я пролила в подушки, сколько раз по ночам решала, что все, с меня хватит, а с утра, сцепив зубы, шла по новой в эти адовы филиалы на земле на очередной круг унижений, едких вопросов и фырканья в мою сторону дам с высокими прическами и ярким макияжем.
Ванечка переехал к нам. Через неделю с небольшим после принятого решения он остался первый раз ночевать. И это был кошмар! Всю ночь ребенок прорыдал навзрыд, а я, стоя под дверью спальни в ожидании, пока Леша пытался его успокоить, сгрызла все ногти и едва не вырвала себе клок волос на голове. Сердце рвалось на части с каждым детским всхлипом, и лишь когда за окном пролегла предрассветная полоска над городом, Ваня уснул нервным дерганным сном.
Отца ребенок тоже не знал, это стало понятно сразу, как только Леша нерешительно взял его на руки, перехватив у передавшей мальчонку через порог Лены. Та, к слову, даже ни разу не оглянулась, бодро спускаясь по лестнице и громко цокая каблуками по ступенькам, хотя ребенок сразу же разразился громким плачем.
Наутро Леша сам увез девочек в садик и в школу раннего развития, а я осталась с Ваней один на один. Почти час я уговаривала ребенка поесть. Приготовила и кашу, и кисель, и блинчики… Но едва смогла уговорить на хлопья с молоком. Ситуация еще усложнялась тем, то Ваня не говорил. От слова совсем! Лишь плакал, иногда тихо, почти беззвучно, и порой устраивая такой концерт, что я боялась соседского рейда с выяснением причины превышения децибелов в нашей квартире. Мультики немного смогли сгладить нестыковки в нашем общении, и в обед я даже смогла его усыпить, пообещав, что вечером он увидится с мамой.
Когда вернулись девочки, которых Леша сам забрал и привез домой с занятий, обстановка немного смягчилась. Лизка сразу взяла парнишку в оборот, завалила игрушками и раскрасками, придумала какие-то игры, и вечером я впервые услышала, как Ваня смеется.
Услышав первый раз его смех, стоя на кухне и замешивая тесто на булочки, я не выдержала, бросила все и просто упала на стул, закусив кулак, чтобы дети не услышали мои рыдания. Это была победа. Маленькая, крошечная, самая первая, но победа!
Лена вечером не пришла. Уж не знаю, какие у нее там образовались дела, но они казались важнее сына. Сидя вечером перед телевизором в гостиной, куда я перебралась из супружеской спальни, услышала тихое шлепанье маленьких босых ножек
