все свои таланты, ну и неплохо заработать. И дело не только в деньгах, но и в материалах для, пока весьма скромного, портфолио.
В предвкушении нового опыта, да и что таить, щедрого гонорара я забываю напрочь о сексуальном байкере. Он был хорошим стартом. Теперь я смогу работать и лишь иногда вспоминать о нашей сумасшедшей ночи. Но долгая дорога заставляет меня думать не о фресках, смысл о них думать, если я их еще не видела? Я вспоминаю о Глебе, и сердце сладко сжимается. Очень сложно оставить его в прошлом, особенно, потому что я точно знаю, Наташка с ним знакома. Но не делать же шаг навстречу мужчине, который ясно дал понять — ему от меня нужен только секс?
Я снова обещаю себе забыть про него, но когда на трассе меня обгоняет мотоциклист с пассажиром на заднем сидении, сердце невольно сжимается. Я не помню, какой байк у Глеба, но подозреваю, любой мотоцикл теперь будет стойко ассоциироваться с ним. К счастью, я скоро сворачиваю с трассы на дорогу, которая приводит меня в небольшое село Верещагино, на выезде из которого и расположено старинное поместье. Я паркуюсь рядом с коваными воротами и иду к ним, набирая телефон Александра Лисовецкого. Меня должны встретить.
***
Глеб
С утра меня будит телефонный звонок. В восемь, мать его, раньше будильника! Сначала думаю, что случилось какое-то ЧП в клубе. Ну как думаю, это первая мысль, которая врывается в сонное сознание, но когда нащупываю под кроватью истошно орущий телефон, то понимаю все гораздо прозаичнее. Звонит Макс.
— Тебе, что не спится? — недовольно бурчу, прикрывая глаза, и снова падаю на подушки, ненавидя весь мир, а младшего брата особенно.
— Ты в Верещагино ведь поедешь? — бодро начинает он. — Подкинь, а?
— А ты чего там забыл, и почему не сам? — лениво отзываюсь я, потому что сейчас готов на все забить и спать дальше. Мое утро никогда не бывает позитивным и добрым, так уж сложилось.
— Вот что ты за брат? Сложно, что ли, сказать: «Да, конечно, Максик, я заберу тебя от зала через час».
— То есть тебя еще и из зала забрать? — тяну недовольно, понимая, что вставать все же придется. — Вот объясни мне, что ты там делаешь в восемь утра?
— Тренируюсь. А что же еще? — в голосе Макса звучит удивление, словно я задал какой-то на редкость глупый вопрос.
— Хорошо, заберу, — соглашаюсь я, но предупреждаю. — Я не на машине.
— Вот скажи мне, у тебя в жопе детство, когда играть перестанет? Ты не можешь как белые люди в тепле и комфорте ездить?
— Вот хочешь как белый человек, езжай как белый — на автобусе. Знаешь, что это такое? Зато в тепле. По поводу комфорта не скажу, не пробовал. А я поеду на байке.
— Не знаю, — отмахивается брат и в трубке слышится гулкий удар.
— Эй? — удивляюсь я. — Ты, что там грушу колотишь и со мной по телефону разговариваешь?
— Ну а что время терять? — спрашивает Макс. — Так ты за мной заедешь?
— Заеду, но часа через полтора, раньше вряд ли успею.
— Ну хорошо… — Макс медлит, а потом спрашивает. — Слушай, Глеб, а может, ты мне ключи от своей машины завезешь? И я поеду в комфорте…
— Ага, мечтай. А твоя-то где?
— Тойота в ремонте, а лексус в Верещагине. Я его оттуда никак перегнать не могу. Хотел ребят из охраны попросить, но решил, что сам заберу.
— Фиг с тобой, отвезу, а то ведь достанешь ныть!
— Спасибо, ты настоящий брат, — радостно вопит в трубку младший и отключается, а я со стоном иду умываться, по дороге включив кофемашину.
За Максом заезжаю ровно через полтора часа. Он уже пунктуально ждет меня у входа. Зависает в телефон. В свои двадцать пять Макс похож на богатыря из русских сказок — он выше не только меня, хотя я не считаю себя мелким при росте метр восемьдесят, но и Сашку. Наверное, если бы он не родился в семье миллионера, то стал бы или охранником, или борцом ММА, а так — это просто скромный владелец сети спортивных клубов, в которых он живет круглосуточно. Даже тренировки сам ведет. Стоят они, как крыло от Боинга и выжимают наглухо. Я был у Макса два раза — чуть не сдох и решил, что ну его. Я лучше буду ходить три раза в неделю в спортивный зал на первом этаже своего жилого комплекса и играться там с железом. Пресс это мне позволяет сделать рельефным, девчонки пищат, а зачем себя убивать дополнительно я не понимаю. А вот Сашка ходит регулярно, и иногда они с Максом радуют гостей и домашних разбитыми физиономиями. В этих ситуациях на все важные переговоры отправляют меня, как самого хорошенького. Ну а что делать, если так оно и есть? На Сашкином лице лежит печать вселенской тоски и неудовлетворенности жизнью, что вкупе со ссадинами и фингалами здорово пугает потенциальных партнеров. У Макса в пятнадцать лет был сломан нос и редко сходят с рожи синяки, а вот я всегда позитивен, гладко выбрит и не бит. Идеальное лицо нашей многомиллионной компании.
— Запрыгивай, — киваю я брату, и пока он устраивается сзади меня на сидении, спрашиваю.
— И все же, зачем ты решил наведаться в поместье? Тебя же обычно туда не заманишь.
— Ну так на выходные, — юлит младший. Всем прекрасно известно, что Верещагино не входит в сферу его интересов ни в выходные, ни в будни.
— Сегодня четверг.
— Вот видишь, говорю же, скоро выходные. Там близнецы планировали приехать.
— Близнецы приедут в субботу, а сегодня, еще раз напоминаю, четверг. Так зачем?
— Ну хорошо, — сдается Макс. — Хочу посмотреть на реставраторшу, которую нанял Сашка. Мне донесли, что она молодая и хорошенькая.
В голосе Макса урчащие нотки, которые мне совершенно не нравятся. Я даю по газам и выезжаю с парковки на оживленную дорогу, испытывая иррациональное желание забыть младшенького где-нибудь тут. Один раз в детстве, его потерял Сашка, когда вез в Верещагине с горки домой. Макс свалился в сугроб, долго барахтался и орал, пока это не заметил
