— Нет, все в порядке.
— А как ты оказался в моем дворе?
Я ждал от нее этого вопроса, поэтому, конечно, подготовил ответ заранее.
— Ты сегодня забыла в школе учебник по алгебре. Я его взял, хотел дать родителям, чтобы завтра отвезли его в Золотой ручей и передали там твоим родителям, но они сказали, что им некогда носиться с книжкой. Твоего номера телефона у меня нет, в соцсетях я не зарегистрирован. Поэтому я спросил у предков, где вы живете, и решил завезти тебе его вечером домой. А то нам на понедельник столько всего по алгебре задали.
Знаю, что легенда очень глупая, но другую я не придумал. Учебник по алгебре Наташа, естественно, не забывала. Я выкрал его из ее сумки.
— Да? — удивляется. — А я даже и не заметила, что учебника не хватает. То-то думаю, чего у меня после уроков сумка такой легкой стала, — широко улыбается.
И мне так радостно видеть ее улыбающейся, что сам непроизвольно приподнимаю уголки губ.
— Спасибо, Леша, — серьезно говорит. — Если бы не ты, даже не знаю, что со мной бы было.
— Тебе не за что меня благодарить.
Она убирает руку с ватным диском от моей щеки.
— Будешь чай?
— Буду.
— Пойдем на кухню.
Я иду следом за Наташей. Я первый раз у Кузнецовых дома в Москве. Хотя в Золотом ручье был у них сто раз, ведь все юбилеи и другие торжества, на которые нас приглашали как друзей семьи, всегда праздновались там.
Наташа живет в довольно большой и стильной квартире. Впрочем, это неудивительно, ведь у нее отец банкир, а мать известная писательница. В нашем элитном лицее других учеников нет.
Я сажусь на мягкий диван, а Наташа приступает к завариванию чая. Кухня огромная и белоснежная. Даже пол из белого мрамора.
— Ты черный чай пьешь или зеленый? — спрашивает, ковыряясь в кухонном шкафчике.
— Черный.
Она достает нужную пачку и насыпает листья в заварник. Заливает их кипятком, а через минуту разливает по кружкам. Ставит на стол одну для меня, а вторую для себя. Посередине кладет эклеры.
— Сахар нужен? — пододвигает ко мне сахарницу.
— Нет, спасибо.
Я никогда раньше не пил с Наташей чай наедине. Наверное, нужно завести какой-то разговор, но я не знаю, с чего начать после случившегося. Особенно, когда я теперь знаю, что летом Наташа пережила настоящее нападение.
— Ты точно в порядке? — осторожно интересуюсь, делая небольшой глоток.
— Да, — кивает. — Просто мне и так страшновато ходить по улице одной после инцидента в Париже, а теперь даже не знаю, как буду.
Мне снова становится не по себе. Сжимаю под столом кулаки до побелевших костяшек.
— У меня просто хотели сорвать с плеча сумку, — продолжает рассказ, — и мне надо было ее отдать, а я вцепилась в нее и не выпускала из рук. Ну и пострадала из-за этого. А сумку все равно отобрали.
— Сильно пострадала? — чувствую, как мой голос сел.
— Они вывихнули мне руку, а потом толкнули, и я всем телом впечаталась в здание. Вся левая часть была в синяках. Но, наверное, мне следует радоваться, что хотя бы не изнасиловали.
От ее рассказа чуть ли сердце не останавливается. Мне стыдно поднять на Наташу глаза.
— Папа после этого случая хотел нанять мне телохранителя и личного водителя, но я убедила его, что не надо. А вот теперь даже не знаю, как быть. Может, папа и прав, если на меня теперь у собственного подъезда могут напасть.
— Ну, на тебя не нападали, насколько я понял, — осторожно замечаю. Даже не знаю, кого стараюсь успокоить: себя или ее. — Я так понял, они с тобой познакомиться хотели.
Наташа фыркает и отворачивается к холодильнику.
— Не думаю, что с тобой бы что-то произошло, — продолжаю. — Так что тебе не следует бояться ходить по улице. Москва более безопасный город, чем Париж.
Я вообще не понимаю, как Наташа проводит в столице Франции все каникулы. Да, у нее мама француженка, и там живут ее бабушка с дедушкой, но все же Париж крайне неприятный и опасный город. Мне кажется, там мигрантов уже больше, чем самих французов.
— Я люблю Париж, — спокойно парирует. — Я ведь наполовину француженка. Это моя вторая родина. — Переводит на меня взгляд. — А ты какой город любишь?
Я немного теряюсь от столь неожиданного вопроса.
— Э-ээ, да не знаю. Лондон, наверное.
— Почему именно Лондон? — спрашивает с любопытством.
— Там уникальная атмосфера. — Я слегка задумываюсь. — Там идеальное сочетание старины, традиций и современных трендов. Как в музыке, так и а в архитектуре. И люди там немного по-другому выглядят. У них свой лайфстайл. Ты знала, что в Лондоне есть пабы, построенные еще в 15 веке?
— Нет, не знала. Я не была в Лондоне.
— И названия у этих пабов очень необычные. Например, «Hanged, drawn and quartered» (повешенный, утопленный, четвертованный. — примечание автора). Еще есть паб, который называется «Ye Olde Cheshire Cheese» (старый чеширский сыр, очень давно в англ. языке артикль «the» был «ye». — примечание автора). И все эти пабы существуют бог знает сколько веков.
— Ого, забавно! — Наташа улыбается.
— Да. Лондон, с одной стороны, город будущего, а с другой — это город истории и традиций. И там это все офигенно сочетается.
Наташа завороженно хлопает глазами. Я рад, что мне удалось немного отвлечь ее.
— Ты так рассказал, что я теперь хочу побывать в Лондоне!
— Там обязательно нужно побывать каждому человеку. Второго такого города в мире нет. И еще обязательно нужно поездить по другим английским городам: Манчестер, Ливерпуль… Там везде своя незабываемая атмосфера.
— Если тебе так нравится Лондон, то почему ты планируешь поступать в Америку?
Мое воспрявшее, благодаря воспоминаниям о Британии настроение, тут же ползет вниз...
Глава 10. Спор окончен
— Потому что самая лучшая бизнес-школа в мире находится в США, — констатирую без какого-либо энтузиазма.
— Гарвард?
— Да.
Наташа с пониманием кивает.
— Но неужели в Лондоне бизнесу учат сильно хуже?
— Может, и не сильно, но все-таки хуже. Все лучшие бизнес-управленцы мира вышли из Гарварда.
— А Америка тебе нравится? Я там тоже не была.
Я слегка задумываюсь.
— Америка, с одной стороны, интересная страна. Но с другой, это слишком полицейское государство. У нас, если ты превышаешь скорость на дороге и тебя тормозят, то ты можешь и поспорить с гаишниками, и даже поругаться. А там ты слово не так скажешь, так тебя сразу мордой в капот опустят, наденут наручники и увезут в участок. Так что Америка хоть и передовая страна, но жить в ней нужно осторожно. И я бы не сказал, что демократии там намного больше, чем у нас.
Наташа с пониманием кивает.
— А ты куда планируешь поступать? — пристально на нее смотрю.
Кузнецова пожимает плечами.
— Не знаю еще, если честно.
— Но к чему тебя тянет?
Наташа обреченно вздыхает.
— Я люблю фотографироваться, но на этом же не заработаешь, — смеется.
— Ты могла бы стать фотомоделью. У тебя же все данные для этого! — слова вырываются сами собой.
Кузнецова скептически морщит лоб.
— Да ну, ты что, — машет рукой.
— А я думаю, у тебя бы получилось.
Наташа снова слегка смеется и тянется сделать глоток из кружки.
И я вдруг ловлю себя на мысли, что никогда еще наш с Наташей разговор не длился так долго. Я всегда упорно делал вид, что не замечаю ее. Даже не здоровался с ней в школе.
И, наверное, это была правильная тактика, потому что сейчас, сидя с Наташей на одной кухне и ведя непринужденный разговор, я понимаю, что все глубже и глубже тону в чарах этой девушки.
Она еще, как назло, так смотрит на меня. Как будто никогда не видела. А если наши взгляды встречаются, ее щеки тут же розовеют. Никогда раньше не замечал за Наташей, чтобы она смущалась и краснела. Впрочем, я для нее почти незнакомец, так что неудивительно.
Мы сидим так больше двух часов, болтая обо всем на свете. С ней так легко общаться. Оказывается, у нас совпадают вкусы в кино, музыке и литературе. Она тоже любит читать антиутопии. Ее любимая, как и моя, «1984» Оруэлла.
