руки, достаю чашку вместе с упаковкой кофе. К счастью, стоило мне только включить чайник, как Алмазов вышел из ординаторской, предварительно прихватив из холодильника пол-литровую банку. Гороховый суп… Гороховый суп! Вот прям неожиданно. Так же неожиданно, как и пропажа моих трусов, о которых мне еще неоднократно напомнят, да и собственно мне самой интересно, как я оказалась голопопой.
Сделав кофе, уселась за стол и, достав свой блокнот, принялась заполнять дневники.
— Точно не хочешь суп? Я дам тебе чистую тарелку.
— Нет, спасибо, — не поднимая взгляда от монитора, буркнула я.
Но я не ожидала, что буквально через минуту он поставит тарелку с этим самым супом недалеко от меня, присядет за стол и начнет его есть при мне… При этом как будто специально очень громко бренчит ложкой.
— А что, места для еды у врачей нет?
— Все едят в сестринской. Она у нас огромная. Кстати, там есть микроволновка, холодильник, раковина и даже мини электрическая плитка.
— Это хорошо. И обеденный стол там тоже есть? — отпивая глоток горячего кофе, интересуюсь я.
— Конечно. Большой, кстати, стол. На всех хватает.
— Супер. А почему вы тогда едите здесь?
— Чтобы поскорее наладить с тобой контакт. Мы тогда быстрее сработаемся.
— Я бы так не сказала. Горох, в моем понимании, как-то несильно налаживает контакт.
— Ну если есть вдвоем, то ничего страшного, почти как с чесноком. Будь добра, засунь свою чистую руку в серый пакет под столом и достань оттуда пакет с пирожками.
— Вы лучше сами, я не привыкла лазить по чужим вещам.
— Ладушки.
Да чтоб тебя! Я даже не успела привстать с места, чтобы дать ему возможность достать этот пакет, как он резко наклонился под стол и как бы совершенно «случайно» сжал ладонью мою коленку. Я, черт возьми, не истеричка, чтобы поднимать скандал на всю ординаторскую из-за того, что мой куратор трогает мои ноги, да в общем-то и не дева из девятнадцатого века, чтобы не понимать, с каким подтекстом это делается. Но вот факт того, с какой наглостью он «достает пирожки», ведя рукой вниз к щиколотке, мягко говоря, напрягает. Ну, наглец. Все-таки думает, что я давалка-шалашовка.
— Вы решили поесть под столом, Сергей Александрович?
— Я нюхаю пирожки.
— Видать, давно там лежат, да? — резко дергаю ступней, на что слышу приглушенное «ай».
— Нет. Свежайшие. Утром в палатке купил, — чуть улыбаясь, произносит он, вылезая из-под стола. Кладет пакет с пирожками на середину и принимается снова есть суп. — Угощайся. Они с капустой.
Впервые за весь день не сдерживаюсь, смех как-то сам вырывается из меня. Как и внезапный вопрос.
— А сколько вам на самом деле лет?
— А сколько дашь? Ой ладно, не отвечай, а то накинешь десятку, — быстро добавляет он. — Тридцать два. Через месяц тридцать три.
— Ясно.
— А тебе через месяц двадцать один, я в паспорте посмотрел, когда ты уже спала, — резко поворачиваю голову на хлебающего суп козла. — И знаешь, тогда я и понял, что ты точно не та, за кого я тебя принял. У представительниц легкого поведения в косметичке — резиновое изделие номер два. А у тебя три антисептика, влажные и спиртовые салфетки, виниловые перчатки и гигиеничка. Ммм… вкусный все-таки суп, зря не захотела, — продолжая стучать ложкой о тарелку, как ни в чем не бывало бросает эта свинья.
Перевожу взгляд на экран компьютера, и пытаюсь продолжить заполнять дневники. Но в голову как назло ничего не идет. Сплошная каша! Смешалось абсолютно все. И хуже всего, что в блокноте, записи, написанные моим почерком, я не могу толком распознать. Краем глаза замечаю, как Алмазов встает из-за стола, забрав с собой тарелку. Вдох… выдох… вдох.
Сейчас должно определенно стать полегче. И действительно все встало на свои места, стоило мне только остаться без компании с «горохом». Правда, ненадолго. Вернулся он достаточно быстро, поставив на стол чашку с кофе и шоколадку. Открыл пакет с пирожками, пододвинул ближе ко мне и схватился за шоколад. Он не только его открыл, но и разломал всей пятерней. «На кой черт я наблюдаю за тем, что он делает?!» Наверное, потому что люблю эту шоколадку.
— Пирожки не из палатки, я пошутил. Ешь.
— Нет, спасибо.
— Не так надо писать.
— Что?
— В мочевыделительной системе, — тычет пальцем в экран. — Что значит диурез примерно три литра? Пиши сколько выпито и сколько выделено. И только у больных с ХСН. У всех подряд не надо.
— Ага. Поняла, — растираю виски руками, то ли от нервов, то ли от жары. То ли от того, что сидящий около меня мужчина давит на меня своим взглядом, хоть я на него и не смотрю, но знаю, что он на меня — да.
— Бери.
— Что?
— Бери, говорю, — протягивает мне упаковку с зубочистками. — Я их не трогал, они чистые.
— Зачем они мне?
— Не они, а одна. Бери. У тебя в зубах что-то застряло, — растерянно беру зубочистку в руки и только поднеся ко рту осознаю, что он мне вешает лапшу на уши.
— Перед приходом сюда — я чистила зубы щеткой, затем пользовалась ирригатором, по дороге жевала жвачку и ничего не ела. И пью только кофе. Так что у меня не может ничего застрять в зубах.
— Я пошутил про «застряло». Соси.
— Что?!
— Соси говорю. Зубочистку соси. Это помогает сконцентрироваться. Ты нервничаешь и не можешь собраться. Соси и это поможет.
— Сами сосите!
— Так сосу, — берет в ответ зубочистку и засовывает ее себе в рот.
— Вот и сосите, а ко мне не лезьте с дурацкими и пошлыми предложениями.
— Я старше и опытнее, знаю, как помочь. Шоколадку будешь? — резко переводит тему, хватая из пакета пирожок. Чтоб ты до дома не добежал со своим горохом и капустой!
— Нет, — выбрасываю дурацкую зубочистку в мусорную корзину.
— Не любишь или не жрешь и бережешь фигуру?
— Люблю. Жру. Полуберегу.
— Стесняешься значит?
— Нет. Вы ее
