не фиксирует.
Пистолет оказывается в его руках. Но он тут же прячет его обратно в бардачок.
Сжимает мою челюсть и грубо вытаскивает меня из машины. Пригвождая к раскалённой на солнце задней двери.
В его взгляде нет ярости. Там штиль, какой бывает на море перед штормом.
Серые глаза смотрят на меня внимательно.
Мне не нравится находиться под его прицелом. Возникает желание убежать, спрятаться от его глаз. Потому что я странным образом слишком остро ощущаю его близость. Жар его тела. Запах согретой солнцем кожи. И не могу понять, почему так реагирую.
Стыд накрывает с головой. Хочется исчезнуть. Не думать о нём. Только он этого не позволит.
И не замечает моей реакции. Потому что смотрит на меня как на букашку.
Маленькая, надоедливая угроза его тихому, мирному бандитскому существованию. А в том, что он криминальный элемент, сомнений не осталось.
Наверняка дал на лапу местным служителям правопорядка. Что им до одинокой бабушки, живущей на отшибе? Нет её и нет.
– Вера, Вера, – произносит моё имя, растягивая гласные, – ты меня удивила. Не только повадки матери-шлюхи унаследовала, но и отца.
Слова обожгли. Вызвали цепную реакцию в моей голове.
Он пробуждал самые тёмные, самые грязные мои инстинкты. Намеренно или случайно, не знаю. Должно быть, для него это естественное поведение. Относиться к другим как к мусору.
Уловила момент, когда во мне поднялся росток ненависти к нему. Острой, чёрной. И с каждой нашей встречей он питал его, удобряя злыми словами и жестокими поступками. Чтобы он рос и процветал.
Не оттого, что меня задевали его мысли о моей матери. Учитывая обстоятельства моего рождения, наверное, он прав. Но ведь я… Мне таких трудов стоило остаться невинной. И вовсе не оттого, что я сгорала в огне страсти с одноклассником. А оттого, сколько раз подвергалась домогательствам и приставаниям, граничащим с насилием. Просто потому, что у меня не было отца или брата, который бы вступился за меня. А с сиротой можно делать всё, что захочешь.
Попробовала ударить коленом ему в пах, но не достала. Вместо того чтобы отпустить, он решил, что лучший способ меня обезвредить – прижать к машине. А мне показалось, что я слишком часто ощущаю все выступающие части его тела. И настолько хорошо знаю запах его кожи, смешанный с туалетной водой, что могу составить парфюмерную композицию по памяти.
– Ненавижу тебя! Слышишь, дядя? – прошипела сквозь зубы, ощущая, как из меня вырывается темнота. Злость, ярость. Внутри всё кипит. Пузырится, переливаясь через край.
Я снова рыпаюсь. А он вновь забавляется.
– Ненависть – это хорошо, Ромашка, – вдруг странно улыбается. Во взгляде нет тепла. Только холод.
Его пальцы касаются моей щеки, убирая щекотавшую прядь за ухо. Заставляя меня загипнотизированно смотреть на него.
Потому что странная нежность совсем не вяжется с его словами и поведением.
– Но мне совершенно безразлично, что ты ко мне испытываешь. Потому что, хочешь ли ты того или нет, будешь исполнять мои приказы. Иначе умрёшь.
Моргаю.
– Ты убьёшь меня?
Глава 2.3.
Глава 2.3.
Может быть, не зря я боялась очнуться в ванне, наполненной льдом, и недосчитаться одной почки. У дядюшки такие глаза, словно убийство для него обыденность. А моя жизнь ничего не стоит. Пустит пулю в лоб, выкинет на обочину и даже не обернётся.
– Не будешь меня слушаться, смерть найдёт тебя без моей помощи, – вопреки моей разыгравшейся фантазии, он теряет ко мне интерес, освобождая. Отходя буквально на пару шагов в сторону.
Судорожно глотаю воздух, потому что забываю дышать рядом с ним. Мозг коротит, должно быть, из-за кислородного голодания.
Питон приводит одежду в порядок, стряхивая невидимые пылинки. И только сейчас я обращаю внимание на то, как он одет. Чёрные брюки. Грубые ботинки, даже не запылившиеся в местной грязи. Белую рубашку, ладно сидящую на накачанном теле. Наверняка из тренажёрного зала не вылезает. Не могут же у него от природы быть такие грудные мышцы и бицепсы.
В моём городе мужчины его возраста так не выглядят. Впрочем, кого я обманываю – ровесники тоже. Я вообще никогда не встречала таких, как он.
Когда приток крови к мозгу наладился, замечаю капли. Красные. И вряд ли он ел гранат.
Сглатываю слюну, думая, что я слишком самонадеянно порой себя веду с ним. Зря рассчитывая, что он меня не тронет. А ведь он способен при первой возможности пустить меня в расход.
Не хотелось думать о том, чья это кровь. Остановила эти мысли, иначе просто свихнусь. Ну или сбегу и получу пулю в затылок.
– До встречи с тобой у меня не было проблем с выживанием. Что изменилось? – касаюсь незаметно от него своей щеки. Того места, что он трогал. Стирая его следы. Потому что кажется, что его пальцы оставили ожог.
– Теперь всё изменилось. Садись в машину.
Питон даже не сомневается, что я сделаю, как он сказал. Сам обходит автомобиль, забираясь на водительское кресло. Не смотрит на меня. Заводит джип. Машина мягко урчит.
Я оглядываюсь в сторону дома. От него почти ничего не осталось. Ощущаю глубокую вину перед бабушкой. Я могу быть либо виновна в её смерти в огне. Либо в том, что у нее больше нет дома. Как ни крути, а лучше бы я здесь не появлялась. Не приносила бед.
Нехотя залезаю в машину. Ещё влажная одежда, которую я планировала поменять, придя домой, противно липнет к коже. Поролон бюстгальтера так и не высох, раздражая. Причиняя неудобство. Обхватила себя руками. Знобило. Заболею. Вот потеха будет.
Дядя Лев скосил в мою сторону взгляд, нажал на кнопку, и я ощутила поток тёплого воздуха. И глупую благодарность. Боже, нельзя же быть таким ничтожеством и радоваться тому,