рук и ступнях, стремительно разливающееся по всему телу, а потом непонятную грешную слабость между бёдер. Это напоминает болезнь, вот только я уверена, что абсолютно здорова.
Как могу, гоню от себя видение неистово кусающего мои губы чужого мужчины. И не могу забыть. Я будто зациклилась на нём, искупавшись в океане порочности. И теперь, пропитавшаяся этой солёной похотью насквозь, я только и делаю, что думаю и чувствую, как наливается грудь, слабеют колени, как бегут мурашки. Как каменеют при мыслях об учителе соски. Я его не знаю, но при этом странным образом хочу к нему прикоснуться.
Ночь проходит, наступает утро, а вместе с ним необходимость вести дочку в школу. Человек — существо разумное, и я просто обязана научиться это контролировать. Пытаюсь найти всему логическое объяснение. Отсутствие в моей жизни страстного секса вызывает во мне определенный голод. А тело, как любой живой организм, жаждет утолить его. Но, сложив пазл, я понимаю, что это неправильно и должно прекратиться.
Веду дочку в школу в полной уверенности, что мне нужно успокоиться и игнорировать собственную глупость. А по-хорошему, перейти с дочерью в другую школу. На меня нападает странный юношеский максимализм. Я бегу, прыгаю. И, подняв ногой ворох опавших жёлтых листьев, царапаю о скрытый под ними камень ботинки и ругаю себя за очередной идиотизм.
Влетаю в холл школы, ни с кем не поздоровавшись, вглядываюсь в зеркало на стене, понимая, что выгляжу потрëпанной и взлохмаченной, будто на голове у меня волчья шерсть.
Надо взять себя в руки, направив все свои силы на подавление эмоций. Больше никаких взглядов, учителей и тайных желаний. Вернуться в обычную жизнь и не думать, не фантазировать и не ждать. И, самое главное, не сходить с ума в свои тридцать с лишним.
— Удачи, милая, — целую дочку в лоб.
И вроде бы ничего не происходит, но сердце ждёт. Оно бесится сумасшедшим грохотом. Малышка убегает, скрывшись между колоннами, а я, обернувшись, обнаруживаю, что она забыла пакет с обувью. Иду за Маргариткой по коридорам и, всучив ей сменку, возвращаюсь.
Опять они экономят электричество: в переходе полумрак, на фоне которого ярким пятном выделяется его белая рубашка. За колонной, в узком коридоре, ведущем к пожарной лестнице, стоит учитель. Кажется, судьба собралась издеваться надо мной до бесконечности, то маня его серыми глазами, то отнимая последнюю надежду, указывая, что он не прочь провести время в обществе других женщин.
— Сестренка, ну что ты как маленькая! — Обнимает он ту, к которой я так отчаянно ревновала. — Позвоню тебе и поговорим. Ну наорала!? Ну и хрен с ней. На то она и директриса.
Его слова о том, что они близкие родственники, меня по-идиотски радуют. Будто врач, сообщивший, что ваше образование доброкачественное. В каком-то взволнованно-торжествующем шоке я замедляю шаг, понимая, что вела себя глупо и наивно.
Она его сестра! Ну и что, что они непохожи. Он меня не видит, не догадывается, что его кто-то слушает, и точно говорит это ненамеренно. Значит, эта пышногрудая нимфа в короткой юбке и вправду его родственница. Пальцы мигом леденеют, дрожат по-девчоночьи. И надо бы выйти поскорее из здания, вернуться домой, но я так странно взволнована, что не сразу определяюсь с маршрутом.
Глупо, капризно, по-бабьи!
Так, будто нет в жизни другого смысла, кроме влечения к мужчине. А ведь это не так, всё остальное никуда не делось, оно продолжается, длится, существует!
Давно начался урок, и мне пора идти работать, ведь у меня есть лимит на день и определенный объëм, который необходимо выполнить. И всё-таки я решила забыть, а значит, так и надо действовать...
Но прямо на меня идет он.
* * *
И мне бы отвернуться и пройти мимо. Не искать его глаза и не цепляться за горячий, настырный взгляд. Но как же приятно, когда он смотрит, и как же горячо, когда обращает внимание.
Куда-то исчезает та самая сестра, и вообще никого нет. И вдруг четко вспоминается собрание перед началом учебного года, где сообщалось о том, что камеры есть только в холле, гардеробе, широких рекреациях и больших коридорах на верхних этажах. А вот здесь, со стороны пожарной лестницы — нет: денег не хватило, и надо бы скинуться, да пока не до того.
— Здравствуйте, — полуулыбается он и, облив меня очередной горячей волной, проходит мимо.
И что я чувствую в этот момент? Облегчение, что ничего не будет? Радость, что удалось избежать разврата? Чёрта с два! Я ощущаю сильнейшее разочарование, пустоту и даже немного обиду. Разлепить губы, чтобы ответить на приветствие не получается. Я даже, кажется, останавливаюсь и еле-еле уговариваю тело двигаться дальше.
Но минуту спустя я перестаю контролировать ситуацию, ощутив себя прижатой к дряхлой дверце, легко открывающейся одним движением. И дальше проваливаюсь в темноту, оказавшись в замкнутом помещении.
— Такая красивая. — Учитель припечатывает меня к стене и запускает пальцы в мои распущенные волосы.
И в этом столько чувств и эмоций, что я даже не думаю сопротивляться. Забираю себе всё, до последней капельки, наслаждаясь его страстью, упиваясь ею и смакуя.
Он целует мой подбородок, лицо и почти касается губ, но в миллиметре от них зависает. Сам себя удерживая на расстоянии, ведёт носом, словно ему нравится запах моей кожи, и он не может им насытиться. И мы оба как будто лишаемся рассудка, так сильно обескуражены. Бывает же такое! Настолько яркие ощущения, что аж мозги набекрень.
Его прямо-таки распирает от желания трогать меня, словно он также, как и я, ждал, представлял, мечтал и фантазировал.
— Раньше здесь таких красивых никогда не было. Очень красивая.
Мне нравится его хриплый голос, терпкий запах и несдержанные движения. Это всё слишком ослепительно порочно и чувственно запретно. Точно я попала в другое измерение.
— Что? — уточняю в хмельном бреду, но на самом деле ответ мне не нужен.
Я захвачена в плен любовной лихорадки и всё равно ничего не соображаю.
Он сказал, что я — красивая?! Когда-то да, была в юности, но теперь-то загнанная жизнью лошадь и вроде бы обычная. Или это оно? Сказочное приключение. И учитель видит во мне что-то такое, чего давно не видят другие мужчины.
— Невероятно красивая женщина, — шепчет в губы, почти касаясь, заставляя тонуть в безумстве его мужской власти надо мной.
И как же я хочу этого поцелуя. Мысль только одна: дай, дай его мне, ну пожалуйста, скорее!
Господи ты боже мой,
