Хомячинки гуляли до глубокой ночи.
Сперва шумно, с громкой музыкой приемника и веселыми танцами, потом кто-то принес гитару, и шум сменился душевным пением под треск костра. Подвыпившая и изрядно уставшая от плясок молодежь расселась на бревне старого дуба и начала тихонько подпевать, покачиваясь в такт любимым мелодиям.
Ярина с Мареком остались сидеть за столом. Не до веселья им сегодня стало. Так о многом хотелось расспросить, так о многом – рассказать. Как там – в городе – жил он, и как жила здесь без него она? Какие планы теперь? Какие мечты? И вроде б за столом не раз звучали эти вопросы, рассказывал Марек друзьям и о трудной учебе, особенно во время беспощадных сессий, и о студенческих радостях и проказах; о стремящихся в небо высотках, огромных магазинах, в которых можно купить все на свете, и шумных магистралях, кишащих машинами, как у дяди Андрика. Но Яринке всего было мало: хотелось ей слушать еще и еще; хотелось и ему – рассказывать и рассказывать…
Но разговор не клеился. Он то взахлеб начинался, то внезапно иссякал, подобно тонкой ниточке ручья, затерявшегося в корнях огромного дерева. Ярина с Мареком то начинали говорить одновременно, то так же – вместе – замолкали. Украдкой, боясь встретиться взглядами, разглядывали они друг друга в полумраке вековых дубов, слегка подсвеченном отблесками костра, пытались шутить, пытались говорить – обо всем на свете и ни о чем на самом деле. Прячась за мишурой неловкой беседы, пытались они познать нечто другое: какими стали вдали друг от друга и как теперь дружить им, если даже в глаза друг другу отчего-то смотреть стало трудно.
Первым не выдержал Марек. Он вдруг суетливо огляделся по сторонам, убедился, что гости про них, отколовшихся от общей стайки, уже позабыли, и встал из-за стола, решительно протянув Ярине руку:
- Может, пройдемся?
Чуть дрожа, девичья ладонь охотно легла в протянутую руку. И тут же ладошку сжали, словно заполучив нечто дорогое, очень ценное… Переплелись незаметно пальцы; раскрасневшаяся Ярина мысленно возблагодарила Небо, что под покровом ночи не виден вспыхнувший румянец на ее лице. Но руку и не подумала убрать. Нравилось ей очень идти рядом с другом детства, молчать с ним вместе, слушая тишину ночи, и неторопливо прогуливаться по спящим Хомячинкам. В какой-то момент хватка Марека ослабла, рука его, выпустив Яринкину ладошку, осторожно коснулась плечика, а, не встретив сопротивления, и вовсе обняла – уже уверенней, крепче…
Так, обнявшись в немом молчании, прошли они через всю деревню. По полю прогулялись, любуясь звездным небом, и лишь к рассвету вернулись домой.
Марек проводил Ярину, но долго еще не могли они расстаться – стоя у калитки ее дома, все смотрели они друг на друга, улыбались, слушая шелест потревоженных ветерком деревьев… Наконец, Марек решился вручить свой подарок. Что сказать при этом, правда, он не знал, а потому в какой-то момент просто достал из кармана джинсов цепочку и протянул Ярине:
- Держи, малая, это тебе.
Девушка опешила сперва. Кулончик – крохотный дельфин с фианитами-глазками – серебрился, покачиваясь на цепочке то ли от ветерка, то ли от дрожащих рук взволнованного парня, а уже через пару секунд, наплевав на смущение, Ярина вдруг поддалась вперед – обняла друга крепко-крепко и губами теплыми к щеке его прильнула. В то же мгновение почувствовала она, как крепкие руки обняли ее в ответ – сжали куда крепче положенного для дружеских объятий, прижали к мощной груди, заскользили по дрожащей от волнения спинке, прошлись по волосам…
- Можно я завтра приду? – раздалось, обжигая горячим дыханием, над Яринкиным ушком.
Глава 9
- Тили-тили тесто, жених и невеста!
Местная ребятня заливалась веселым смехом и, выкрикивая дразнилку, скакала вокруг парочки, застуканной за поцелуем под раскидистым дубом. Влюбленные тут же «безобразие» прекратили, смутились; покрасневшая до состояния спелой малинки девушка, скрывая неловкую улыбку, спряталась на широкой груди своего друга, пока тот, кляня все на свете, пытался отогнать нарушителей их идиллии.
- А ну брысь отсюда, - шикнул Марек на стайку детей и крепче обнял юную подругу.
Ну что за сорванцы – такой момент испоганили!
- Тили-тили…
- Я вам сейчас задницы надеру! Кому сказал брысь отсюда!
Оставив Ярину, парень сделал шаг к малолетним сорванцам, будто действительно желая раздать оплеух, и те тут же, как по команде, с веселым смехом разбежались кто куда.
Неделя всего прошла с тех пор, как Марек вернулся, как под покровом ночи, в предрассветный час, подарила Ярина ему первый невинный поцелуй. Их отношения развивались стремительно, юные сердца расцветали с упорством подснежников, продирающихся сквозь мерзлую землю навстречу весеннему солнцу. Ни на день парочка не расставалась; позабыв о буднях и рутине, каждую свободную минуту старались они провести вместе.
Свои вспыхнувшие чувства Марек с Яриной пока еще пытались прятать от посторонних. Да разве спрячешь их? Да и есть ли смысл, если еще с детства над их трепетной дружбой соседи посмеивались: растит себе Марек, говорили они, невесту! Ну вот и вырастил. Чему ж тут удивляться?
- Да, жених. Да, невеста, - с гордостью заявил Марек, возвращая Ярину в крепкие объятия.
- Вся деревня теперь сплетничать про нас будет…
- Ну и пусть. Пусть все знают!
Не давая больше бояться и смущаться, опять прильнул Марек к губам Ярины. А она и не против совсем – обняв парня за шею, всецело отдавалась она пьянящим поцелуям; не боялась, не протестовала ни против губ его нетерпеливых, требовательных, ни против рук, что скользили по ее спине и сминали тонкое платьице, выдавая не самые целомудренные желания.
Молодые, счастливые, влюбленные… Крепко держась за руки, бежали они, смеясь, навстречу солнцу и мечтам. Ярина знала уже, что никто другой ей не нужен, и Марек знал, что единственную свою уже встретил. Будет у них однажды крепкая семья, а чтоб ничего о хлебе насущном не напоминало, планировал парень в деревне большие перемены сделать. О них и хотел он сегодня поведать Яринке, да вот… на пути дуб раскидистый попался. Однако, вдоволь нацеловавшись, повел все-таки Марек возлюбленную дальше.
А за дубом тем начиналось поле. Травы нетронутой – по колено! Кузнечики в ней стрекочут, бабочки над ней порхают… Их бы засеять пшеницей, картошкой или кукурузой, но как-то руки ни у кого не дошли – всем собственных огородов хватает. А сколько места пропадает! Сколько земли! Сколько ресурсов! Но зря, что ли, Марек учиться ездил?
- Вот здесь, - заявил он, разводя руками, - построим большую ферму. Коров заведем много-много! Будем молоко собирать и заводам продавать. А если дела в гору пойдут, то со временем сами себе завод построим и свое молоко сами будем перерабатывать. Представляешь, как заживем?
Ярина не представляла, конечно. Но, видя, как горят глаза Марека, верила, что все так и будет.
- Да все заживут! Это ж рабочие места, деньги! Да про наши Хомячинки вся страна узнает! Ты веришь мне?
- Конечно, верю! – улыбалась Яринка, щурясь от яркого солнца.
- Твой отец, кстати, эту идею уже одобрил и даже обещал помочь.
Яринка рада была, конечно, этому, но куда больше радовалась она ему самому, тому, что он с ней рядом, что они вдвоем под этим солнцем. А вопрос хлеба насущного перед ее семьей никогда не стоял – отец хорошо зарабатывал в городе, и ни мать, ни Ярина с Агнешкой ни в чем нужды не знали. Даже хозяйство заводить не стали – разве что для души была у них пара грядок с огурцами и помидорами, чтоб свое да всегда свеженькое, и роскошный сад: росли там и яблони, и груши, и абрикосы. Даже свой виноградник был – делал отец собственное вино! А еще, мамина гордость – кусты роскошных роз и ароматный жасмин. В саду том стояли большие качели, и все семейство любило собираться в тени деревьев, читать книжки, играть в шашки и пить чай с вареньем. Соседи укоризненно качали головой, глядя на столь праздный образ жизни, но, впрочем, к семейству относились благосклонно. Ведь если понадобится что – всегда Андрик поможет.
