мне нужно, это чтобы Стелла вмешалась. Она будет как собака с гребаной костью, если почувствует, что что-то не так.
— Черт, — я шиплю, размышляя, что отправить в ответ.
Эмми: Поверь мне, у меня широко открыты глаза, а не только ноги…
Я колеблюсь, прежде чем отправить это, задаваясь вопросом, не звучит ли это слишком по-мальчишески. Но, в конце концов, я не могу придумать ничего лучше, и, в конце концов, я слышал, как эти двое говорят о сексе. Они вполне могут быть парнями, какими грубыми они могут быть. У бедной невинности Калли не было ни единого шанса, когда они обе втянули ее в свой круг.
Следующая строка смайликов с баклажанами вызывает у меня смех.
— Да, Стел. Мы все знаем, как сильно ты любишь член.
Нажимая кнопку «Пуск», я сажусь прямее и снова отправляюсь через весь город.
К счастью, когда я возвращаюсь, больше ничего не разгромлено, и все, что я уже начал убирать, все так же, как я это оставил.
Направляясь прямо в комнату, на которую она претендовала, я стучу.
— Эм, я собрал твои вещи.
Ничего.
На этот раз я стучу сильнее. — Эм?
Тишина.
Нажимая на ручку вниз, я приоткрываю дверь.
Несмотря на то, что сейчас почти обеденное время, в комнате темно, и она свернулась калачиком на кровати, все еще одетая в мои спортивные штаны и толстовку с капюшоном, ее мокрые волосы разметались по темной подушке.
Она прикусывает нижнюю губу, как делает, приближаясь к оргазму, и ее пальцы крепко сжимают одеяло.
— Нет, — кричит она, пугая меня так сильно, что я с глухим стуком падаю обратно на задницу.
Ее глаза распахиваются, и она пару секунд пристально смотрит на меня, пока ее затуманенный сном мозг догоняет ее.
— Убирайся. — Ее голос такой мягкий, что я почти не думаю, что она говорит это всерьез.
— Я-я принес твои вещи.
— И ты подумал, что из-за этого доброго жеста я захочу, чтобы ты смотрел, как я сплю. Вспышка новостей, Тео. Ты гребаный подонок. Это пиздец, что наблюдение за мной, пока я без сознания, заводит тебя, не говоря уже о том, что ты на самом деле дрочишь из-за этого.
Если она думает, что стыдливость прямо сейчас вызовет у меня раздражение, то она чертовски ошибается.
Я также подозреваю, что в глубине души ей это чертовски нравится. Она просто не в том настроении, чтобы признать это. Она, черт возьми, уверена, что никогда не делала ничего, чтобы не пустить меня, как только узнала о моем ночном хобби.
— Вспышка новостей, Мегера, — усмехаюсь я, используя ее термин. — Мне похуй, что кто-то думает обо мне.
— Чушь собачья, — выплевывает она, садясь и свирепо глядя на меня. — Тебя волнует, что думают все. И, — добавляет она, — ты беспокоишься, что недостаточно хорош.
Ее голова склоняется набок, пока она ждет, что я начну спорить.
Я бы хотел, но, черт возьми, я почти уверен, что она может быть права.
Живя в тени своего отца, зная, что однажды мне придется занять его место, я постоянно задаюсь вопросом, буду ли я когда-нибудь таким же безжалостным, как он, таким же могущественным и грозным.
— Ты не знаешь меня, Эмми, так что не притворяйся, что знаешь, — рявкаю я, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
— Трус, — кричит она мне вслед.
Как бы сильно мне ни хотелось ворваться туда и отстаивать свою правоту, заставить ее посмотреть на вещи с моей точки зрения, я этого не делаю.
Вместо этого я захлопываю свою собственную дверь и начинаю раздеваться, направляясь в ванную и принимая столь необходимый душ.
Мой твердый член покачивается у меня между ног, и я стою там, запрокинув голову, обжигающе горячая вода стекает по моему лицу и вниз по телу.
Один взгляд на нее, спящую, и у меня, черт возьми, встает.
Она права. Я облажался.
Но, знаете, что?
Она тоже.
Брак, заключенный в аду, я помню, как Стелла и Себ говорили это друг о друге. Я думал, они сумасшедшие. Я действительно думаю, что они сумасшедшие. Но я также начинаю понимать.
Эмми и я — плохая идея.
На нас всех написана катастрофа, но я не могу перестать желать ее. Я не могу избавиться от своей нездоровой одержимости ею, даже несмотря на то, что это в конечном итоге приведет нас обоих в ад.
Я всегда думал, что хочу милую девушку, уступчивую девушку. Кто-то вроде мамы — в не жутком смысле.
Не имело значения, сколько дерьма отец вывалил на нее за эти годы, она всегда выдерживала удары, понимая, что Семья превыше всего остального — включая их настоящую семью.
Она любящая жена, заботливая мать.
Она позволяет ему делать то, что ему нужно, и глазом не моргнет, когда он появляется в одежде, пропитанной кровью, и с костяшками пальцев, нуждающимися в обработке.
Наблюдая за ними на протяжении многих лет, я мог видеть, что это мое будущее.
Иметь дома приятную женщину, готовую скрыть доказательства того, что я натворил, при этом мягко разговаривая и угощая меня ужином… это старомодно, я знаю. Но это то, через что я прошел. Это было моей нормой с тех пор, как я узнал, что такое отношения.
Но Эмми… она полная противоположность маме во всех гребаных смыслах.
Она дерзкая, громкая и импульсивная. Она обвиняет меня в моем бреде еще до того, как я осознаю, что это бред, и она заставляет меня подвергать сомнению все.
Она не позволяет мне думать, что я совершенен. Вместо этого, как только что, она метафорически — ладно, иногда буквально — пинает меня по яйцам и говорит, что я не такой.
— Черт, — рявкаю я, хлопая ладонью по мрамору снова и снова, пытаясь избавить свое тело от беспокойства, которое она вызывает.
Что мне нужно, так это она.
Ее умный рот, ее греховное тело. Ее бедра обхватывают мою талию, когда она царапает мою спину, выкрикивая мое имя.
Но я уже знаю, что этого не произойдет.
Я быстро умываюсь и игнорирую свой ноющий член. В любом случае, какая польза от моей руки прямо сейчас?
Это не то, чего он хочет, в чем он нуждается.
— Гребаная пизда, — бормочу я, оборачивая полотенце вокруг талии.
Я все еще мокрый насквозь, когда еще раз открываю дверь своей спальни, чтобы взять с кухни попить, прежде чем вырубиться к чертовой матери, но я резко останавливаюсь, когда вижу, что Эмми тоже собирается покинуть свою комнату.
Ее глаза встречаются
