— Она не пострадала, — кладу руку на плечо Марата, когда он собирается броситься к Камилле. Шах фанатично оберегает дочь и жену от любых потрясений. Могу его понять. — Отделалась царапинами, — поясняю, потому что он меня не слышит.
— Что случилось? – переводит на меня суровый взгляд. Ками пользуясь тем, что он отвлекся, хромает к дому, плотнее закутываясь в куртку, хотя на улице тепло. Душой рвусь к ней, но должен стоять возле Марата. Не стоит будоражить его страх, а то разнесет за дочь всю семью Андрея.
— Я все расскажу, пусть Камилла идет отдыхать, - когда она останавливается возле нас. Замечаю, что она старается переложить вес на ногу, которая меньше пострадала. - Врач сказал, что несколько дней ей не помешает отлежаться.
Марат смотрит на меня, как на врага, видит во мне виновника ее бед. Неприятно, но я понимаю, что сейчас его разрывают эмоции. Сглотнув, прикрывает глаза и тут же берет себя в руки. Хлопает меня по плечу, что можно расценить, как извинение.
— Пап, со мной все в порядке, - виновато улыбается Ками. – Неудачно упала…
— С тобой я потом поговорю, иди в свою комнату, — несмотря на строгий тон, он не может скрыть тревоги.
— Ками, — испуганно восклицает Лера, выглядывая из дверей. — Что случилось? – выбегает к дочери.
— Зайдите в дом, — обернувшись, Марат произносит спокойным тоном. Переглядывается с женой, пытается ее успокоить на расстоянии и лишь, когда Лера обняв Ками, кивает ему, он обращается ко мне: — Идем в беседку.
Устроившись друг напротив друга, мы какое-то время молчим. Я подбираю слова, он пытается полностью взять себя в руки.
- Рассказывай, что случилось с моей дочерью?
Не больше трех минут занимает рассказ. Сухо и по фактам, без нагнетания драматизма.
Марат, сложив перед собой руки в замок, сверлил задумчивым взглядом поверхность стола. Дав ему время переварить услышанное, продолжил:
— Марат, я вырос на твоих глазах, ты для меня больше чем просто друг моего лица, - родные дяди не бывают так близки с племянниками, как Шахов. Да и не только Марат, я ко всем друзьям отца отношусь, как к близкой родне. - Могу я дать совет?
— Ну, говори, — подняв взгляд.
— Ты не сможешь вечно беречь и охранять Ками, ее желание вырваться из-под опеки будет крепчать. И вероятность, что она надоедает глупостей тоже. Сбавь обороты. Врут не потому, что хочется лгать, а потому что правду говорить страшно, — оправдываю ее ложь с великом.
— Ты хочешь сказать, она меня боится? – хмурит лицо. Он за Ками пешком в ад пойдет, всю жизнь ее лелеял, а тут я со своими заявлениями.
— Она боится тебя разочаровать. Марат, слишком много опеки, - спокойно, но твердо.
— Когда у тебя будет дочь…
— Я буду себя вести в точности как ты, но я надеюсь, найдется тот, кто предупредит меня, что я перегибаю. Не наказывай Камиллу. Присматривай дальше, но не дави. Не учатся люди на ошибках других, дай ей сделать свои, - он против, борется с собой, чтобы не возразить. Главное, что выслушал. Мимо ушей мои слова не пропустит. - Ками хочет научиться кататься на мотоцикле, - осторожно начинаю я. Плечи Шаха напрягаются. - Я могу научить. Головой буду отвечать за ее безопасность. Марат, со мной она не натворит бед.
Сканирует. Долго и упорно. Минут пять я жду, что он скажет:
— Я подумаю…
Глава 12
Камилла
Папа не стал слушать мои оправдания. Еще до того, как я озвучила свою версию произошедшего, он предупредил:
- Прежде чем ты начнешь рассказывать, я хочу напомнить, что ложь не приемлю, - строго. – Вы всегда можете прийти к нам с любой проблемой, мы выслушаем и поможем, - напомнил он те правила, которые мы слышали от него с детства. – Ложись отдыхать, - папа не стал он устраивать допрос, потому что все уже знал. Бессонов уже все ему рассказал…
На следующий день я ждала, что родители озвучат наказание, которое наверняка должно было сформироваться за ночь и которое я, безусловно, заслужила, но за ужином отец промолчал. Я не стала напоминать о наказании, желая получить отсрочку. Замечая на лице родителей тень печали и беспокойства, я в сотый раз мысленно себя ругала: «сдался мне этот скутер!», но положа руку на сердце, себе я честно отвечала: «нравится мне скорость, нравится, когда прохладный воздух бьет в лицо, а ветер играет в волосах….» ничего не могу с собой поделать.
Всю последующую неделю, только братья интересовались, что со мной произошло, требуя каждый раз новых подробностей. Друзья отца приезжая к нам с визитами, не заводили разговор об аварии. Даже Азамат осмотрев мои ободранные колени, вел себя так, словно я упала с велосипеда.
- До свадьбы заживет, сколько царапин и порезов я обработал, пока ты выросла… - улыбнувшись, потрепал по голове. Ни один из папиных друзей даже в шутку не поругал. Я терялась в догадках, что происходит?
Если не считать сухих сообщений от Бессонова, которые приходили каждое утро, я бы подумала, что отец запретил упоминать о происшествии.
«Как твое колено?»
Забыв видимо поздороваться! Так я думала в первое утро, потом поняла, что он упорно игнорирует мои приветствия.
«Привет! Нормально»… - это же сообщения я отсылала на все последующие вопросы в течение трех дней, потом убрала оттуда «привет».
«Как самочувствие?.. Как нога?.. Как себя чувствуешь?..»
«Нормально…»
Видимо этого сухого ничего незначащего ответа, было достаточно, раз он ни разу не приехал меня проведать. Тогда к чему были громкие слова «ты моя»?
Бессонов словно специально каждое утро напоминал о себе, чтобы я потом его весь день не могла выбросить его из головы. В тысячный раз, прогоняя в памяти момент нашей встречи на балконе, потом вспоминая, как он вел себя на месте аварии, а потом и в машине, после посещения врача, я пришла к выводу - нам стоит как можно реже пересекаться. Он взрослый мужчина, а я рядом с ним выгляжу наивной девочкой, которая трясется от каждого его хмурого взгляда. Он вызывает во мне трепет желания, у меня было время прислушаться к порывам своего тела. Когда моясь в душе, мои руки намыливают грудь, я почему-то в этот момент представляю руки Бессонова на своем теле. Закрыв глаза, вижу, как эти руки перевитые венами, скользят по моим бедрам. Длинные пальцы рисуют влажные узоры, а потом бессовестно вторгаются на запретную территорию…
Бессонов своими разговорами и намеками на секс, словно заложил в мою голову программу, где я должна желать только его. Оставаясь одна, я то и дело представляла нас в разных ситуациях и везде дело заканчивалось поцелуем. Очень мне хотелось узнать, как целуется Лева. Это будет так же приятно, как с Андреем? Или может мне не понравится его жесткая манера? Не вижу я наш с ним поцелуй нежным и романтичным…
Отступая от своих мечтаний, возвращаюсь в реальность. Когда и через неделю папа не упомянул о наказании, я полностью расслабилась. Несмотря на стесанные локти и колени, утром следующего дня собралась ехать к Лютаевым, мириться с Ванькой. Этот товарищ всю неделю со мной не разговаривал, не отвечал на телефонные звонки и сообщения, даже не приходил в гости проведать, в отличие от всех остальных.
Я почти обиделась. Почему почти? Потому что тетя Рада приехала меня проведать и рассказала по большому секрету, как ее сын до сих пор рвет и мечет. Злится он не только на меня, но и на себя, что допустил подобную ситуацию, в которой я могла погибнуть. После разговора с тетей Радой, я немного успокоилась, все в курсе, что произошло, но почему они не поднимают этот вопрос – загадка. Может мама попросила, чтобы не поднимать в душе отца бурю переживаний?
Спустившись к завтраку, застала родителей на кухне.
- Ты куда-то собралась? – подняв на меня взгляд, спросил отец, отставляя пустую чашку.
- Да, к Лютаевым. Хочу с Ванькой поговорить, - я точно знаю, что встает он рано и идет на стадион, вот решила перехватить его до пробежки.
- Ну раз ты прекрасно себя чувствуешь, чтобы выходить из дома, значит пришло время отбывать наказание…
