- Я предпочла Краснодар, - холодно отрезаю.
Лёвка снисходительно хмыкает, шаря оценивающим взглядом по моему заалевшемуся лицу, чем меня невероятно бесит. Впрочем, у него за звание самой раздражающей персоны этого чудного вечера очень быстро появляется достойный конкурент. Я бы даже сказала, дающий сто очков вперед. И это простой как палка-копалка Васильев «Васёк» Егор.
- Ой, да Лёв, что ты Гульке душу рвешь, - толкает Егор давнего приятеля в плечо, переводя на себя Левино внимание, - Так этот немец такой мудак оказался, да, Гуль?
- Егор, - шиплю предупреждающе, чтобы заткнулся, но кто б меня слушал!
Из него как из перевернутого мусорного бака информация сыпется.
- Они ж вместе в аварию попали, Гуля за рулем была. Его там тоже немного поломало, но так…херня! Пару ребер, пару пальцев, не то что Гулико нашу. Но обидчивый оказался, хотел в суд подавать. Прикинь, какой кавалер?
От испанского стыда я на секунду прикрываю глаза. Нет, это давно не тайна, нет. Спасибо маме и нашей соседке Ульяне Вячеславовне, но всё же я бы предпочла, чтобы Лёвка об этом узнавал не прямо при мне. Не вижу его лицо сквозь сомкнутые веки, но отчетливо слышу, как он с усмешкой тянет.
- Мда. Шикарный мужик…И что, Гулико, подал? – спрашивает именно у меня.
- Мирно разошлись, - хриплю, открывая глаза.
- Смогла умаслить? – спрашивает Лёвка издевательски сальным голосом и проезжается по моему декольте недвусмысленно двусмысленным взглядом.
Сука…
Ему всё это забавным кажется, да? Вроде как заслужила такого козла?
Внутри закипает так, что перед глазами стелется пелена. Встречаемся взглядами. Его - такой надменно-морозный, а мой, я уверена, лихорадочно блестит. Так сильно, что этот блеск, видимо, слепит мне разум. Потому что всё отходит на второй план, кроме желания стереть эту едкую снисходительную холодную ухмылку с его лица.
И потому, не отводя взгляда от Лёвкиных глаз, я чуть сползаю на стуле и правой здоровой ногой нахожу его ногу под столом. Ступней, обтянутой тонким капроном чулок упираюсь в голень и с каким-то хищным удовлетворением наблюдаю, как резко расширяются его зрачки, тесня серую радужку. Будто сверхновая родилась. Накрывает отдачей, тело охватывает глубокая дрожь, пока медленно веду ступней выше, минуя колено, по мужскому бедру, обтянутому джинсой.
Я не знаю, зачем…Я не знаю, черт! Просто пусть не смотрит на меня с этим агрессивно-отсраненным превосходством. Пусть лучше вот так, шокировано и уязвимо.
- Адвокаты договорились, я не причем, - роняю вслух без каких-либо эмоций, пока пальчики чертят узор на внутренней стороне его бедра, подбираясь к паху.
Вместо ответа у Лёвы заметно дергается кадык на напряженной шее, и он, так и смотря на меня в упор, пододвигает стул ближе и аккуратно расправляет скатерть, свисающую со стола.
Его лицо, только что бывшее посмертной маской от изумления, вновь оживает. В расширенных зрачках вспыхивает опаляющий зной, а губы кривит похабная улыбка, когда он демонстративно, хоть и только для меня, тоже сползает со стула пониже, закидывая левый локоть на широкую спинку стула.
Я не успеваю среагировать, и моя ступня сама собой вжимается в его пах. Чувствую пальчиками твердость…очень горячую…Аж дыхание спирает…Всё, мяч уже не на моей стороне, пора заканчивать этот цирк.
И зачем он только нужен мне был? Ладно я раньше вела себя как дурочка рядом с ним, но сейчас-то что?!
Я убираю было ногу, но Левка вдруг перехватывает мою щиколотку, больно сжимая сильными пальцами. Испуганно распахиваю глаза, и вижу, как он, едва шевеля губами, артикулирует мне «не торопись».
11. Гулико
Едва заметное ласкающее движение мужских пальцев чуть выше по ноге и обратно, от которого мне становится нечем дышать. Жаркая волна накатывает сильным прибоем, опаляет легкие, кружит голову. Происходящее настолько абсурдно и одновременно чувственно. Будто не со мной. Взгляд лихорадочно мечется по соседям по столу, и я с каким-то неверием осознаю, что ведь никто ничего не замечает.
А я словно в параллельной реальности тлею от того, как Лёва, перестав удерживать мою ногу силой, изучающее трогает косточки на лодыжке, а потом сильнее прижимает ступню к своему паху, чуть водя по нему вверх-вниз. И я четко ощущаю сквозь плотную ткань джинсов и мой тонкий капрон, как отзывчиво дергается его член мне в стопу.
Не могу носом воздух втянуть, горло сдавило, мелко дышу приоткрытым ртом, ощущая, как пышет жаром всё тело, наливая щеки нездоровым румянцем.
Хватит уже...
Чуть дергаю ногой, стараясь высвободиться и сделать это незаметно, но Лёвка опять лишь до боли сжимает мне подъем.
Снова то ли разъяренно, то ли испуганно, что нас всё-таки раскроют, гляжу прямо на него. И увязаю. Потому что то, как он смотрит в ответ сейчас, как выглядит, настолько прошито давно похороненными запретными образами и воспоминаниями, что во мне всё трепещет, тоскливо отзываясь.
Лёвкины глаза взбудоражено горят наверно точно так же, как мои. Скулы едва заметно окрасились румянцем, губы приоткрыты, и взгляд жадно шарит по моему лицу. Он уже сменил позу, согнувшись и одним локтем упершись в стол, другую же руку держит будто на колене, хотя мы оба знаем, что он гладит мою лодыжку сейчас, водя захваченной стопой по налившемуся члену, упершемуся ему в ширинку.
Но со стороны и правда незаметно, да...
Это дурдом...
"Прекрати" - беззвучно едва шевелю губами, ощущая полную беспомощность и, вопреки всему, нарастающее зудящее возбуждение внизу живота.
Аккуратно пытаюсь высвободиться еще раз. Не пускает. Псих...
Сколько так можно? Ну не кончить же он так собрался?!
"Расслабься" - снова артикулирует Лёва, дергая уголок губ вверх в издевательской улыбке и...переводит взгляд на моего отца.
Что-то спрашивает, как ни в чем не бывало, а у меня так уши от бешено стучащего сердца заложило, что я ни одного слова не могу разобрать. Что-то про бригадира ремонтников, которые приступят завтра. При этом Лёвка прижимает к джинсам мою ступню так, что сквозь ткань я четко ощущаю пальцами ног очертания набухшей головки, подрагивающей от стимуляции.
Он серьезно...?
- Да не, он мужик хороший, нудный немного, но дело знает, только смотри, что бы обеденный перерыв на полдня не затягивали, они могут, - словно сквозь вату слышу голос отца.
Накрывает сюрреализмом происходящего. Промежность пульсирует, чувствую, как намокаю. Белье уже, кажется, насквозь.
Мне так болезненно горячо, хоть я прекрасно понимаю, насколько всё это ненормально. А может именно поэтому...
Становится вдруг страшно, что, когда встану, на юбке будет пятно. Эта мысль накладывается на опасение быть раскрытыми, и внутри потихоньку начинает зреть настоящая паническая истерика.
"Нет...нет...Нет!" - беззвучно шевелю губами, хоть Лёвка на меня и не смотрит.
Но похоже боковым зрением всё-таки следит, потому что тут же улавливает моё настроение и, отпуская щиколотку, чуть отталкивает от себя мою стопу. Наконец, господи!
Сразу убираю ногу. Не могу при этом сдержать сдавленный вздох и вижу, как Лёвка тоже выдыхает сквозь зубы, опять меняя позу и откидываясь на спинку стула. Так и смотрит только на моего отца, будто жутко увлечен беседой.
Резко сажусь прямо, поджимаю ноги под стул. Знобит. Внутри раздрай.
Что сейчас произошло? Я просто неправильно сыграла, и он меня проучил, или...Что?
О, чёрт, да ничего. Ничего такого не случилось, ничего это не значит. Просто пошлость за столом.
Не строй иллюзий, Гулико, розовые стекла, бьющиеся вовнутрь, это больно, да?
Постепенно выравниваю дыхание, обрастая привычной ледяной коркой, даже нахожу в себе силы с невозмутимым видом что-то жевать. В разговоры сама не вступаю, но улыбаюсь, когда обращаются ко мне и даже впопад говорю. Это легко, потому что теперь Лёвка, сидящий напротив, делает вид, что меня вовсе не существует.
