пару недель подозревала изменения в организме, и сегодня наконец-то посетила гинеколога, дождавшись из отпуска лучшего врача. Пять недель. Завтра она расскажет Артёму о беременности. Лично. Она не станет сообщать об этом по телефону. Она хочет видеть его лицо.
— Привет, Олеся!
— Сколько лет сколько зим, Бабушкина! Что-то ты совсем на дно легла! Не видно, не слышно!
— Олесь, так ты же с женихом улетала в Сочи больше, чем на месяц!
— А ты что молчишь о женихе, а? Скромница ты моя! Чего боишься? Мы же давно не с ним, и ты его не уводила, всё по-честному!
— Я как-то не привыкла о таких вещах кричать, ты же знаешь, Олеся! Предпочитаю говорить только о свершившихся фактах, я суеверная.
— Это правильно! Давай хоть встретимся, пока тебя семейная жизнь не затянула? Ты когда дома будешь? С тортиком заскочу, чаю попьём, юность вспомним? Ну типа девичник? Я бы с вином южным пришла, так ты ж не пьёшь! А одной мне неинтересно.
Катя напряженно думала. Ей не хотелось видеться, но Олеся всегда была её подругой. И она права: делить им нечего. Артёму только нельзя говорить, он запретит. Почему-то именно в вопросе её дружбы с Олесей он был непреклонен и непримирим. Он не доверял Олесе.
— Хорошо, конечно! — Катя решилась. От того, что они пару часов посидят, беды не будет. А Артёму скажет, что задержится на работе, на собрании, чтобы он пришёл позже. Он и не узнает ничего. — Приходи завтра часов в пять. Ты же до половины пятого?
— Да, да, подружка! Не готовься, тортик с меня! Чао! Фоточки с юга притащу! Артёмке только не говори обо мне, а то он всю встречу нам сорвёт!
— Ладно, ладно, не скажу, — не нравилось Кате это всё, но её грызло нелогичное чувство вины перед Олесей.
Катя положила трубку и отправила Артёму смс о том, чтобы завтра он раньше восьми к ней не приходил: собрание на работе.
Загорелая, белозубая и цветущая Олеська возникла на пороге квартиры Кати ровно в пять, как договаривались. И принесла любимый торт Кати. Надо же, помнила!
Катя уже накрыла к чаю, достала конфеты и фрукты, тёмный шоколад.
Олеська, устроившись за кухонным столом, открыла коробку с тортом.
— Дай нож, Кать!
— Точно, — Катя поднялась и отвернулась к шкафу, рядом с которым была прикручена к стене специальная деревянная подставка для ножей. Это мамин Василий сделал для них и прикрутил, он увлекался и резьбой по дереву.
Тех секунд, во время которых Катя брала подходящий нож, Олесе хватило, чтобы быстро открыть маленькую прозрачную ампулу и выплеснуть её содержимое в чай Кати.
Улыбаясь, она смотрела, как Катя режет торт. Как же она ненавидела эту облезлую мышь! Ведь это ради неё, оказывается, Артём тогда у банка «подвёл черту» и сообщил, что больше не впустит её, Олесю, в свою жизнь. Её не впустит!
А с тех пор, как она узнала о том, что Суворов и Бабушкина вот-вот поженятся, она не могла спокойно жить. Они должны быть наказаны, оба! С ней так нельзя!
Ей не нужен был Артём, она всегда считала его размазнёй и ведомым, но тот факт, что он бросил её ради вот этой вот… А ещё он никогда не заговаривал с Олесей о свадьбе, ни разу! И телефон ей так и не купил, а этой купил! Бабушкина бы ещё десять лет не сподобилась сама себе купить мобильник!
Самым трудным делом оказался поиск лекарства. Она сначала пыталась через стационар, но в другом районе, однако там был такой учёт и контроль! Пришлось осторожно искать врача, который выпишет рецепт, платить как следует, в том числе, «натурой».
А ещё ей нужен был помощник… Она вспомнила об их общем однокласснике Жоре Чигиреве, который всегда по ней вздыхал, и к тому же, был нечист на руку и склонен к авантюрам. Он ждал сейчас в машине, припаркованной в одном из соседних дворов.
Олеся хладнокровно наблюдала за тем, как Бабушкина пьёт чай. Через несколько минут Катя сильно побледнела, обмякла и начала падать с табуретки. Олеся придержала её, чтобы смягчить удар, и тут же сделала дозвон Чигиреву. Домофона в хрущевке, где жила Бабушкина, не было, и через пару минут Чигирев стоял, озираясь, в квартире.
Олеся быстро и тщательно вымыла чашки, блюдца и нож, сунула торт в холодильник, завернула в фантик от конфеты ампулу и спрятала в своей сумочке.
Шоколад, конфеты и фрукты очень даже кстати. Достав из сумки, которую притащил Жора, бутылку вина и штопор, скомандовала:
— Открывай!
Пока Жора возился с бутылкой, Олеся искала бокалы. Потом вспомнила, что в этом доме все трезвенники, и когда она лишь однажды тут выпивала, Катя доставала стаканы с картинками, те, из которых они ещё в детские дни рождения пили сок и газировку.
Достала стаканы, плеснула в них немного вина, потрясла, чтобы они не выглядели слишком чистыми. Почти всё вино из бутылки вылила в раковину, оставив лишь немного. Потом разобрала диван, приготовила плед и начала раздевать Катю, бросая её вещи в кресло.
— Ну ты, Олеська! — восхищённо прошептал Чигирев. — Мата Хари! Миледи!
— Давай без романтики! Помогай, потащили её на диван!
Они с трудом уложили обмякшую и ставшую неожиданно тяжёлой Катю на диван, придали ей естественную позу.
— Раздевайся, ложись рядом, обнимай её! Быстрее!
— Ух ты, самое интересное начинается! Класс! — Жора, ничуть не стесняясь, стянул джинсы вместе с трусами. — А если он убьёт меня, а?
— Кто? Суворов? Да он размазня! Убежит, сломя голову! Нежная душа, — Олеся бросила взгляд на «картину маслом», взяла Катин телефон и отправила смс на номер Суворова: «Артём, спаси меня!». Очень пригодился телефончик, знатно облегчил задачу!
Она удалила смс, отключила у телефона звук. Конечно, Суворов тут же перезвонил, потом ещё и ещё… Всё, через пять минут он будет тут! На машине прикатит для скорости.
Она подошла к дивану и пристроила безжизненную руку Кати на шею к Чигиреву.
И хотя Катя должна быть на собрании, по мнению Артёма, он всё же приехал сначала к ней домой. Олеся всё рассчитала правильно.
Олеся стояла этажом выше, держа в руках сумку, с которой пришёл Чигирев. Осторожно наблюдая, она видела, как Артём подошёл к квартире Кати, на несколько секунд застыл, увидев, что дверь приоткрыта, и решительно вошёл внутрь.
Через полминуты он выскочил и побежал вниз по лестнице, как ошпаренный. Ну всё, дело сделано. Этот готов. Дальше будет снова действовать она,
