С годами стало проще, особенно после педагогического и работы в школе — здесь хочешь не хочешь, а научишься коммуникации. Но вот в повседневной жизни… от меня зачастую было мало толку. Впрочем, вы и сами могли догадаться, вспомнив все мои злоключения последних пары недель.
Обычно у меня было два режима функционирования: «строгая училка» и «искательница приключений», и ни один из них не отличался адекватностью.
Грядущие судьбоносные перемены вдруг пробудили во мне… если не дух авантюризма, то непонятную мне решимость. А может быть, это Леркины терзания разбередили мою душу и пробудили совесть.
— И вот как ты её бросишь в таком состоянии? — противным голосом гундели мои моральные принципы.
— Пф-ф-ф, — закатывала я в своих фантазиях глаза, — можно подумать, у неё впервые раздрай из-за мужика.
— Ну а если сейчас это тот самый? — никак не унималась совесть, подпитываемая врождённым страхом сделать что-нибудь не так.
Итак, спустя несколько дней Леркиных страданий и моих переживаний за неё, я сдалась и написала Савицкой: «Ксюш, дай, пожалуйста, телефон Француза».
Специально выбрала его псевдоним, слабо надеясь, что выйдет не так палевно.
Ксюшка прислала ухмыляющийся смайл, но развивать тему дальше не стала, благосклонно скинув номер гада. Потом, правда, всё же не удержалась и загадочно добавила: «Он сложный. Но хороший».
Я сморщила нос и напечатала в ответ: «Я надеюсь, ты про телефон».
«Разумеется», — нагло улыбался очередной смайл.
На этом тема была исчерпана. Впрочем, как и вся моя решимость. Номер я достала, но что с ним делать дальше, я как-то слабо представляла.
Из раздумий меня вырвала семнадцатилетняя Ася, печально вздыхавшая над пробником.
— Чего страдаешь? — скосила я глаза в сторону девочки.
— Вроде бы всё, — отозвалась моя подопечная.
— Так всё или вроде бы?
У неё в запасе ещё было двадцать минут на решение заданий, но зная Аську, сомневаться в том, что она уже раз десять перепроверила все ответы, не приходилось. Синдром самозванца, взращенный не в меру требовательными и амбициозными родителями, вечно заставлял ребёнка сомневаться в сделанном.
Она неопределённо пожала плечами, и я придвинула к себе бланк её ответов, приняв судьбоносное решение за неё. Иногда мне хотелось придать Аське небольшого ускорения и решительности, но потом, взглянув в её печальные глаза, я сама же себе говорила отвязаться от ребёнка. Ей и без меня давления хватало.
Как и ожидалось, тестовая часть была выполнена без единого нарекания. И я уже собиралась поздравить её с этим, как девочка выдала подавленное:
— А вы тоже расстроитесь, если я плохо сдам экзамен?
— Что в твоём понимании плохо? — осторожно уточнила я.
— Ну… наберу меньше девяноста баллов…
Задумчиво закусила губу, размышляя над правильным ответом. Вот бывают же такие моменты в жизни, когда весь твой немалый лексический запас не в силах помочь тебе подобрать верные слова. Ну не говорить же банальное: «Оценки в жизни не главное…»
— Знаешь, ты для меня будешь крутой, даже если едва преодолеешь минимальный порог, — сообщила как можно более жизнеутверждающе. Я не то чтобы притворялась, душой я точно не кривила, но вот говорить эти слова должна была не я, а её родители.
Ася ещё раз вздохнула, но глянула на меня с надеждой:
— Почему вы так думаете?
— Потому что…
Эта девочка обладала многими достоинствами — трудолюбием, старательностью, ответственностью… Но мне отчего-то не хотелось подкреплять ни одно из них, поэтому пришлось делиться личным:
— Потому что мне было безумно интересно работать с тобой весь этот год. Не знаю, как тебе, но для меня наши с тобой занятия пролетали как на одном дыхании.
Хрен его знает (да-да, я всё ещё филолог), насколько это всё было педагогично, но лицо девочки всё же просветлело:
— Мне тоже очень нравилось.
***
Выходя из школы со стойкой установкой «Не сметь трусить!», я набрала на экране телефона сообщение: «Какие планы на вечер?».
***
Вечер мы проводили на веранде одного из модных ресторанов, окна которого смотрели прямо на набережную. Ветерок колыхал белые шторы и нёс с реки приятную прохладу. Я сидела, закутавшись в плед, и мечтательно смотрела вдаль, стараясь наслаждаться моментом и не думать о стоимости нашего заказа. Как таковых проблем с деньгами у меня не было, что, впрочем, не отменяло моего беспокойства по поводу конского ценника местного меню. Лера куда проще относилась к таким вещам, поэтому без всякого зазрения совести потягивала из трубочки уже второй апероль, временами двигая плечами в такт музыке, ненавязчиво лившейся из динамиков.
— Так, я не поняла, — со вторым коктейлем таки было покончено, — когда мы начнём наш отрыв?
Притворилась удивлённой.
— А что мы, по-твоему, сейчас делаем?
— Сидим и молчим.
— Не молчим, а наслаждаемся атмосферой неспешности и созерцания, — поправила подругу. На что Крутикова прищурилась и констатировала очевидное:
— Тебя не переспорить, да?
Я неопределённо пожала плечами и отхлебнула свой безалкогольный мохито, покосившись на часы. Время подходило к назначенному сроку, а вокруг ничего не происходило, что начинало меня тревожить. Сама не понимала, чего хочется больше: чтобы всё сорвалось или же, наоборот… Ещё утром казавшийся гениальным план сейчас виделся детской профанацией. Да и довериться Исаеву было непросто, если учесть, что он ломался полдня, прежде чем выдал мне своё полное превосходства «Посмотрим» — словно делая самое великое одолжение в жизни. И вот теперь я ёрзала на стуле и сильно сомневалась, а стоило ли вообще связываться с этим гадом, зарекалась же…
— Свет, — надула губы Лера, — может быть, ты всё-таки выпьешь? А то ты сегодня до безобразия молчалива и вся в себе. А мне твоя природная дурость этим вечером нужна как никогда.
— Я сочту это за комплимент, — улыбнулась натянуто, заприметив на входе веранды две знакомые фигуры. Моя нервозность сделала резкий скачок, как если бы приход парней действительно был неожиданностью для меня. И, схватив Леркин бокал, я влила себя остатки апероля. — Ты меня уговорила.
Крутикова слегка опешила.
— И что, стоило только попросить?
— Ага, — почти не паникуя, выдавила из себя я. — Многие проблемы через рот вообще гораздо быстрее решаются.
Подруга приоткрыла губы, явно подбирая слова, но в конце концов просто заключила:
— Знаешь, я вот с тобой уже почти двадцать лет дружу и всё равно понимаю… через раз.
Я на автомате покивала головой, а сама осторожно наблюдала за тем, как официант проводил Сергея с Андреем за столик в нескольких метрах от нас. Литвинов был хмур и ни на что внимания не обращал, зато лохматый Исаев поймал мой слегка ошалелый взгляд и… показал мне язык.
Слегка зависнув, я всё же решила оскорбиться и показательно отвернулась от них, как раз чтобы попасть под прицел Леркиных прищуренных глаз.
— Ты сегодня странная.
— Устала, — практически не соврала я. — Конец учебного года… До финишной прямой живыми доходят только сильнейшие.
— Господи, какое счастье, что я после филфака не пошла работать по специальности, — выдохнула ничего не подозревающая о моём коварстве Лерка.
От необходимости как-либо комментировать её признание меня спас пиликнувший телефон.
«Ну, и что дальше?» — вопрошал меня Исаев в мессенджере.
«А что ты Серёже сказал?»
«Что хочу покормить комаров на набережной за бешенные бабки. Напомни, пожалуйста, почему мы выбрали именно это место?»
Я поморщилась и возмущённо хмыкнула, представляя себе его надменный тон.
«Что, боишься не осилить?» — не удержалась от мстительной подколки. На самом деле мне просто было стыдно признаваться, что гениальность моего плана на этом себя исчерпывала. Ибо как заставить Леру поговорить с Литвиновым, у меня не было ни малейшего представления.
Пока Андрей печатал свой ответ, я буквально преисполнилась нетерпением, едва не поторапливая его вслух.
