как и чертова прачечная.
— Для меня откроется…
И это он мне говорит о самоуверенности.
Наконец прачечная открывается, и я иду ругаться с девушкой, которая, по сути, ничего не решает. Она спокойно возвращает мне деньги, рубашки в двух больших пакетах и уходит в подсобку. Занимает это минут двадцать, а когда я уже иду к стеклянным дверям, то вижу, как рядом уже паркуется большая машина Распутина.
В душе невольно поднимается волнение. И я с улыбкой бегу к нему. Но внезапно уши пронзает звон дребезжащего стекла, а лоб и нос прошибает болью. Я вскрикиваю, бросая пакеты на пол.
— Осторожно, стекло, — запоздало предупреждает меня девушка администратор, и мне очень хочется ее ударить. Дверь открывается, и входит Распутин, подбирая пакеты и уводя меня из этого ужасного места. Возле машины он тормозит и обхватывает мое лицо своими длинными большими пальцами. Черт, по коже тут же расползается приятное покалывание, а я невольно замираю, рассматривая радужку начальника. Глаза у него синие, синие. А в них какие-то квадратики. Забавно, но так близко я видела его последний раз, когда он лечил мой ожог на груди. Обычно нас всегда разделяет стол. Или мой, или его.
Кстати, о груди, там прям тянет что-то. Такое непривычное ощущение, словно меня распирает от эмоций. Хочется улыбнуться, но не к месту. Мне же больно вроде как должно быть. И больно, конечно. Но терпимо.
— Тридцать три несчастья Дэниела Хэндлера. Читали?
— Ага. Классная серия. А Джим Керри в роли злого дядюшки Олафа просто великолепен. Смотрели кино?
— Я не смотрю кино.
— А к чему вы спросили? Типа я тридцать три несчастья?
— Да. Именно поэтому, — он трогает мой лоб, очень мягко прощупывая. Потом переносицу. Больно, но я молчу, продолжая вроде как наслаждаться этой близостью.
— А почему вы кино не смотрите?
— Зачем мне кино. Ты мне каждый день эмоции похлеще американских горок устраиваешь. Надо рентген сделать.
— Ну вот еще. Мне уже и не больно почти.
— Я не задаю вопросов. Я начальник, помнишь еще?
— Да как тут забудешь, — бурчу под нос себе, когда мы залезаем на заднее сидение. — Доброе утро, Гена. Как девочки?
— Доброе, Мария Викторовна. Лучше, чем ваш нос определенно.
— Ой, все так плохо? — лезу на переднее, чтобы посмотреться в зеркало, но Распутин вжимает пальцы в мою талию и возвращает меня на место.
— Нормально там все. Это вас не испортит. Ген, давай в ближайшую клинику, где рентген можно сделать.
— Говорю же…
— Рот закрой, — выругивается Распутин и, бросив на меня взгляд, отворачивается. Ну ладно, мне какая разница, как проходит мое рабочее время. Мы делаем рентген, на котором, разумеется, нет никаких переломов, потом едем в тот самый магазин. Тем более что времени до встречи все меньше. Странно ехать рядом с начальником. Без него я уже привыкла. Частенько катаюсь теперь в этой шикарной машине. Но теперь волнение захлестывает как волны, потому что теперь запахи салона словно усиливаются во сто крат, вынуждая почти задыхаться. И с чего бы… С того, как уверенно рука Арсения лежит на его же колене? Или от того, как легко представить эту самую руку на моем? Он вроде не крупный, ни амбал, ни здоровяк как Гена, но от него веет такой мужской энергетикой, что я кажусь себе совсем маленькой девочкой, которую вот-вот огреют по попе за провинности.
Сразу вспоминается фраза о порке, которую он бросил накануне.
Забавно, но есть мысль, что я даже не буду сильно возмущаться. Вряд ли порка от Распутина будет неприятнее, чем удар носа о стеклянную дверь.
— Приехали, — говорит Гена, и мы выходим возле торгового павильона, где возле входа стоит красивая женщина. Она собирает руки на груди.
— Сказал будешь в восемь тридцать, а сам, — она коротко целует его в щеку, потом улыбается мне. — Я Надежда.
— Мария, очень приятно, — теперь меня гложет любопытство. Кто она? Еще одна любовница? Вроде милая. И такая женственная.
— Тебе рубашку? Белую.
— Да, на меня и побыстрее, — не слишком вежлив Распутин и на меня смотрит. Чувствую затылком, пока рассматриваю ряды элитной фирменной одежды. Дорогой не потому что качественной, а потому что бренд.
— Выбери себе что-нибудь. А то выглядишь так, словно я тебя на сухом пайке держу.
Вот уж точно неожиданно. Жду, когда Надежда принесет начальнику рубашек, а сама на себя смотрю. Привычная длинная юбка, чтобы скрыть синяки на ногах от пилона, кофта, которая скрывает грудь, чтобы не пялились. В зеркале появляется Распутин, смотрит прямо на меня. Злит. Обижает.
— Я прилично выгляжу. И одежда у меня не дешевая.
— Она тебя старит.
— Так и должно быть вообще-то. Я же работаю в приличной компании. Или вам нужно, чтобы я носила кожаные пояса вместо юбок и блузки с вырезом?
— А ты думаешь, что, если так оденешься, я наброшусь на тебя и изнасилую? — усмехается он и уходит к женщине. Она дает ему рубашку, которая не сходится.
— Ой, чет тебя разнесло в груди. Сейчас другую принесу, — она уходит, а я все еще обдумываю его слова.
Ну вот зачем он это сказал? У меня слишком богатое воображение. Но пока нет Надежды, я просто беру и задираю свою юбку до самых бедер, показывая всю неприглядную сторону тренировок на пилоне. Придется сказать, теперь уж точно.
— Ну как? Все еще считаете, что нужно носить юбки покороче? — поворачиваюсь к нему, пока он стоит с обнаженным торсом, который в свете утреннего солнца кажется еще совершеннее.
— Это из-за пилона?
Сказать, что я ждала не этого вопроса, ничего не сказать.
— Вы знали?
— Разумеется, — продолжает он рассматривать мои ноги с каким-то неподдельным интересом. Даже неловко становится. Жарко, словно я успела уже размяться и скоро полезу на шест выполнять акробатические трюки. — Было бы странно не узнать всю подноготную человека, которого я подпустил к себе так близко.
— И… Никаких вопросов? Претензий?
— Лишь один.
— Какой?
— Как ты до сих пор не убилась.
На его вопрос я так и не отвечаю, опуская юбку, скользнувшую по ногам.
Тем более приносят наконец рубашку по размеру, и мы сразу берем несколько. Я, естественно, ничего себе не выбираю, да начальник и не настаивает. Его разговорчивость вообще как-то резко закончилась. Мы доходим до машины в молчании, а в салоне он утыкается в планшет, что-то рассматривая и печатая.
— Вы посмотрели мои наработки…
— Что?
— Вы сказали, что посмотрели мои наработки.
— Я помню. Есть один неплохой вариант, после совещания зайдешь, посмотрим.
Я с улыбкой
