– А если даже и включу, то чего? Ну что, что ты сможешь мне сделать, а? Ну что, скажи?
Они и сами не поняли, в какой момент их диалог перестал быть шуточным. Как зацепились друг за друга злобные нотки, сплелись в тугой клубок. Ольгина обида выплеснулась маслом в Катино раздражение, и без того раскалившееся добела.
В носу у нее вдруг защипало, дрожащий туман поплыл перед глазами. Перегнувшись через стол и опрокинув чашку с недопитым чаем, прошипела Ольге в лицо:
– Запомни… Запомни раз и навсегда, слышишь? То, что принадлежит мне, это принадлежит мне, и больше никому принадлежать не будет… Никогда… Только попробуй, поняла?! Даже в шутку, даже в мыслях… Если узнаю – убью…
Ольга ничего не ответила. Смотрела на Катю во все глаза. Потом с трудом сглотнула, переспросила осипшим голосом:
– Что?!
– Что слышала. Убью, даже глазом не моргну.
– Ни… Ничего себе… Ну, ты даешь, подруга! Не ожидала такой реакции… Леди Макбет ты наша… Мценского уезда…
– Хм… Хм! – Нервно хохотнула Катя, удивленно глядя на Ольгу. – Между прочим, так меня мать называла – леди Макбет Мценского уезда. Но она только от имени моего плясала – Екатерина Львовна. А ты…
– А я, значит, в самую точку попала? Надо же! Видимо, талант у меня такой – все время в точку с определениями попадать. Способности природные. Что ж, вот и для тебя определение найдено! Будешь у нас теперь называться леди Макбет Мцен… Ой, нет! Не Мценского уезда, а Маркелова переулка! А что, звучит! Леди Макбет Маркелова переулка!
– Да брось, какая из меня леди Макбет…
– Нет уж, не скажи… Эта злая тетенька точно в тебе сидит, на своей шкуре сейчас испытала! Вообще-то меня трудно испугать, но то, что я увидела… Да ты, похоже, и сама себя не знаешь, дорогуша! Такой темперамент! Чистая леди Макбет, ни убавить, ни прибавить! В общем, держись, Маркелов переулок… Ой, держись… Леди Макбет себя еще покажет, да, Кать?
Ольга рассмеялась так, будто и ее пригласила посмеяться. Но Катя лишь улыбнулась коротко, почти равнодушно. После приступа странной гневливости образовалась внутри пустота и усталость, и звон тягучий, и что-то вроде недовольства собой. Неприязни даже. Рассвирепела, как баба дремучая, как одна из тех, что приезжают к ней на сельский прием… Еще и «черную метку» получила. Леди Макбет Маркелова переулка. Хотя… Неплохо звучит, ладно. Лучше так, не то Ольга со временем что-то более обидное придумает.
С Ольгой они потом помирились. Но послевкусие осталось. Впрочем, оно не помешало их относительно легкому общению, которое к настоящей дружбе не имеет никакого отношения. Потому что настоящая дружба – это ж обременение по большому счету. Надо все время что-то от себя отдавать в этот костерок, душеньку раскрывать, пускать туда ревизоров, чтобы убедились в твоей искренности… Нет, Катя не умела дружить вот так, с обременениями. А с Ольгой было дружить легко. Ольга всегда была свободна. Отработала положенное время в своей лаборатории – иди на все четыре стороны. А поскольку идти Ольге особо некуда было, она много времени проводила в доме у Кати, разбавляла ее замужнее одиночество. Паша-то все время в больнице пропадал… Почти поселился в своей хирургии, домой приходил набегами. Катя раздраженно шутила по этому поводу – у тебя, мол, Паша, дом ассоциируется с тремя буквами «п» – поесть, помыться и поспать… Больше ни одной ассоциации не осталось. Паша лишь плечами пожимал и глядел на нее то ли удивленно, то ли виновато. Скорее всего, удивленно. Вроде того – а как иначе, так и должно быть! Что делать, такая работа…
Поначалу Ольга деликатничала – ждала, когда Катя ей позвонит, позовет скоротать вечер. А потом ничего, быстро освоилась, влетала в дом уже без звонка. И любопытство свое бабье не сдерживала, могла сунуть нос туда, куда и не следовало. Да, Ольгино любопытство было неприятным, конечно, иногда навязчиво агрессивным, иногда болезненным, а порой вообще доходило до абсурда… Но Катя почему-то не раздражалась. Наоборот, была спокойно-снисходительна, наблюдая за Ольгой. Даже оправдывала ее по-своему. Нет у женщины своей семейной жизни, вот на чужую и любопытничает в качестве компенсации! Может, и завидует втихаря. И пусть завидует. Мелочь, а приятно. Если твоей жизни кто-то завидует, значит, есть чему завидовать? Значит, не так уж плохо складывается твоя семейная жизнь?
Надя тоже часто заходила к ней по-соседски. Вроде и поговорить им было о чем – обе на сносях, вот-вот рожать приспичит… А не получалось, чтоб для души. Чем-то Надя ее раздражала сильно. С Ольгой было интереснее, живее как-то. Что – Надя? Клуша скучнейшая, флегма флегмой. Только и разговоров, как дом в чистоте держать. Все время что-то моет, что-то стирает… Уже пузо на лоб лезет, а она опять портьеры с окон поснимала, весь двор мокрыми тряпочками завесила! И муж у нее, Леня, такой же скучный и флегматичный, хотя и очень добрый. Ольга говорила, пациенты на нем ездят почем зря. Специалист прекрасный, но ни уважения, ни авторитета себе не заработал. В общем, подходящая парочка, гусь да гагарочка.
Родили они с Надей с разницей в неделю. Сначала Катя – мальчика, потом Надя – девочку. Назвали Никитой и Таней. Вот тут они по-настоящему и подружились – в совместной, получается, суете. В кормлениях, пеленках, постирушках. В разговорах о детских болячках. Караулили по очереди две коляски, стоящие рядышком во дворе. Пока Катя караулит, Надя успевает с домашними делами похлопотать, потом Надя на смену Кате из дома выскакивает. А когда у Нади через пять месяцев молоко пропало, Катя взялась Танюшу докармливать. У нее молока было много, хватало на двоих… Получалось, и породнились немного.
Со стороны, конечно, обычная жизнь. Семейная, счастливая, соседская. И застолья на все праздники общие, и Паша с Леней тоже вроде как в дружбе плечом к плечу встали. Живи, как говорится, да радуйся. И все бы ничего, если б не Катина обида на Пашу… Во время таких застолий Катя смотрела на счастливые соседские лица – завидовала. Вот у них действительно все хорошо, это да. Сразу видно – живут на одной волне. И недовольство душу не гложет. И Леня Надю по-своему любит, молчаливо и тихо, без пафоса. Но ведь Павел ее тоже любит, иначе бы не женился! Тогда откуда оно в ней взялось, это недовольство, тяжелое, как булыжник? Куда прежняя радость делась? Ведь была, была радость-то, она это ощущение хорошо помнила…
Уговаривала себя, конечно, старалась не раздражаться. Причины всякие находила, даже иногда получалось уговорить себя. Вроде того – у всех так… Семья – это не радость, семья – это забота, надо привыкать к обыденности. Но все равно, ужасно было жаль того чувства – очарования глупой гордости от замужества… Ушло очарование. И ожидание невероятного счастья ушло. Какое такое счастье? Ну, вот он, муж, с дежурства пришел. Усталый, голодный, глаза слипаются. Так и должно быть. А чего она хотела? Семья, дом, ребенок! Все связалось в естественный комок бытовухи с мытьем посуды, пеленками, стиркой, уборкой…
