Боже! Милостивый Боже! Ей нужно что-то делать. Но что? Тилли была близка к обмороку. И в этот момент ей вспомнилось, что когда-то давно она убеждала себя, что лишаются чувств только леди в церкви. Но силы покидали ее. Нет! Нет! Мэтью! Мэтью! Тилли осознала, что стоит на коленях рядом с мужем. Она наклонилась над ним и увидела, что рука его почти полностью отсечена от туловища. Она машинально приложила ухо к его груди, не надеясь услышать биение сердца. Оно билось — Мэтью жив. Надо что-то делать. Обведя комнату диким взглядом, Тилли схватила голландскую простыню, на которой еще совсем недавно они чувствовали себя так уютно. Разорвав полотно на полосы, она попыталась присоединить к телу Мэтью полуотрубленную руку, но затея оказалась безуспешной. Тогда Тилли плотно обвязала кусками простыни его грудь и зияющую в плече рану. Простыня моментально пропиталась кровью. На сей раз Тилли смяла ткань в комок и прижала к ране, затем, приложив сверху руку, она прибинтовала ее к телу остатками разорванной простыни. Распрямив ноги Мэтью, она положила ему под голову подушку.
— Не умирай, Мэтью! Не умирай, любовь моя, не умирай, — твердила Тилли, склонившись над его изуродованным телом.
Наконец она тяжело поднялась на ноги и в первый раз по-настоящему огляделась. Ее взгляд скользнул по телам мертвых индейцев, замер на лежавшей за ними фрау Майер, голова которой напоминала ярко-красный шар. Тилли зажмурилась, бормоча: «Всемогущий Боже, за что? За что?» Тилли ощутила подступающую дурноту, но тут она увидела Ганса.
Возможно, смерть стала для него избавлением от мук. Тилли слышала рассказы о том, что случалось с детьми, захваченными в плен индейцами. Но ей горько сознавать, что она застрелила ребенка. А где Берта и Мануэль?
Тилли услышала свой крик: «Берта, Мануэль!» Она отодвинула засов, выбежала на веранду и остановилась. Теперь ей самой захотелось обязательно упасть в обморок, чтобы не видеть представшего перед ней изуверского зрелища. Бедная, маленькая Берта. Тилли опустилась на землю и зарыдала. Каким же варваром надо быть, чтобы разбить ребенку голову о столб веранды.
* * *
Когда к ней снова вернулось сознание, Тилли почувствовала, что ее куда-то несут, и дико закричала.
— Успокойтесь, с вами все в порядке. Успокойтесь, — услышала она чей-то голос.
Она старалась, но не могла открыть глаза.
— Положите ее здесь, — распорядился все тот же голос.
Ей приподняли голову и заставили проглотить жидкость, которая обожгла горло. Тилли закашлялась и сразу же открыла глаза. Ей показалось, что она уснула после утренней встречи с капитаном и теперь он ей приснился — именно его лицо в этот момент склонилось над ней.
Тилли продолжала отчаянно цепляться за эту мысль — все происходящее только сон, но ту чей-то тихий голос заставил ее убедиться в реальности событий.
— Мы вытащили его, сэр, но он обгорел, как головешка.
Тогда она окончательно поняла, что происходящее не сон, и речь идет о Мануэле. Она опять закричала, но теперь уже звала мужа:
— Мэтью! Мэтью!
— Мадам, успокойтесь, за ним присматривают.
Тилли подняла глаза и узнала грубоватое лицо и голос. Перед ней стоял тот самый сержант, что все кричал на своих солдат.
— Как мой муж? — хрипло спросила она.
— Его скрепили ремнями, мадам. Мы отправим его к врачу, как можно скорее. Вы сможете ехать верхом?
— Да-да. — Тилли попыталась встать, и ей пришлось опереться на руку сержанта. — А как другие? — Спасительный провал в памяти скрыл виденные ею леденящие душу картины.
— А сколько человек здесь всего было? — отводя глаза, вопросом на вопрос ответил сержант.
— Мать с двумя детьми, потом наш проводник Мануэль и мой муж…
— Мне очень жаль, мадам, но уцелели только вы с мужем, — по-прежнему глядя в сторону, сообщил сержант.
— Господи! О Господи!
— Да, мадам, только это и можно сказать. Но мы найдем этих негодяев, можете быть уверены. Они вы шли на тропу войны по всей границе, но им придется поплатиться за это. Да, мадам, потому что и мы теперь на тропе войны, вот так.
— А другие фермы тоже пострадали?
— Да, мадам. Ночь оказалась кровавой.
— Мне… нужно к мужу.
Сержант помог Тилли подняться по ступенькам и ввел в комнату. Ее удивило, что на полу лежал только Мэтью. Она сразу поняла, что он в сознании, но что сил говорить у него нет. Мэтью молча смотрел в ее сторону.
— Он жив, мадам, но потерял много крови. Мы отвезем его в форт.
— Домой, — почти беззвучно прошептал раненый, и над ним сразу же склонились сержант и вошедший вслед за ними капитан.
— Вам необходим врач, нам придется сначала отвезти вас в форт.
— Домой.
Капитан отвел Тилли в сторону.
— Мадам, если рану не зашить, он истечет кровью. Мы можем доставить его в форт за полтора часа. Вы согласны со мной?
— Да, — слабо кивнула она.
— Мы понесем его на носилках, а там у них найдется телега.
— Спасибо.
Тилли оглядела комнату. Из ее глаз непроизвольно хлынули слезы, и она крепко зажмурилась.
— Все было так мирно и красиво, — бормотала она сквозь рыдания.
— Не сомневаюсь, мадам. Но в их привычках нарушать покой. И сегодня утром я предупреждал вашего мужа, что по всей границе стало неспокойно. На прошлой неделе произошло несколько нападений. Если они начали, то не остановятся, пока не удовлетворят жажду крови или пока мы не разделаемся с ними… Пойдемте, вам здесь незачем больше оставаться. — Капитан протянул ей руку.
— Мне нужно одеться, — произнесла Тилли, глядя на свои испачканные в крови рубашку и дорожную накидку.
— Да, конечно, мадам, — согласился капитан, и они с сержантом торопливо вышли.
Она оделась, не отрывая взгляда от мертвенно бледного лица Мэтью, и не переставая мысленно спрашивать себя, почему такое должно было с ними случиться. «Мы могли бы уехать, — думала она. — Я могла бы настоять на отъезде. Я должна была на этом настоять. Но мне, как видно, суждено приносить людям несчастья и смерть. Вот и маленький Ганс теперь на моей совести. Но индейцы все равно бы добрались до него, если бы мы здесь и не остались. Или должна была убить болезнь, по каплям отнимавшая у него жизнь. Но почему мне суждено застрелить его. Господи, почему ты не даешь мне ответа? За что мне все это, за какие грехи?»
* * *
Луна стояла еще высоко, а Мэтью уже уложили на сделанные из парусины носилки, которые предстояло нести четверым солдатам. Сержант поддерживал Тилли, когда она спускалась по лестнице, затем усадил на лошадь и отдал команду одному из солдат. Тот вскочил в седло и на протяжении всего пути ехал рядом, не выпуская ее из вида.
