,ломать начинает, башку рвет и глупости делаю.
– Ну, то, что глупости делаешь, это точно. Про армию, – это серьёзно? Мама, ведь, права. Ты столько сил приложил, чтобы получить международную практику. Полгода во Франции,– стоит от этого отказываться?
– А ты бы отказался ради мамы?
– А причем здесь я? Это твоя жизнь, и тебе решать, ради кого и ради чего ты можешь отказаться от такого шанса.
– Мне нужно понять, что происходит и со мной, и с Кристиной, что между нами? Нужно время,– и чтобы порознь.
– Так ей учиться еще два года.
– Я не хочу ехать туда один. Это другая страна, она за тысячи километров от меня. У нас, и так проблем хватает.
– А, так ты решил, что будешь вроде и рядом, и далеко? Романтика. Будет тебе письма писать и приезжать иногда? В этом, конечно, есть своя прелесть, но стоило маме это сразу объяснить, а не просто мотать ей нервы. Нервничать ей сейчас совсем нельзя.
– Почему?
– Что, почему? – Дима не отводил внимательного взгляда от сына, не скрывая свою радость.
– Мы… мы что, маленького ждем? – Кирилл аж с дивана подпрыгнул, – Что ж ты мне раньше не сказал? Чего вы скрывали?!
– Мама, – Дима вздохнул, стараясь подобрать правильно слова, – Она и мне пока не сказала.
– Почему? – радость с лица сына улетучилась, – А как ты узнал?
– Почему? Потому что ей страшно, и она боится сглазить, или еще что, не знаю. Но она расскажет тогда, когда готова будет поделиться этой радость со всеми.
– Так, а ты откуда знаешь?
– Поживешь с мое, со своей любимой женщиной, и поймешь, – мудрено завернул, а сам, про себя, посмеивался. Молодой еще, вряд ли заметит, что два-три месяца подряд, его любимая не мается болью в пояснице, как положено. Просит купить ей мороженое и чипсов с луком, а еще каждую ночь она проводит очень активно. Стало больше секса, если проще говорить. И еще грудь немного увеличилась, и талия тоже. К тому же, звонил психотерапевт и предупредил, чтобы Дима был аккуратней в спальне, и вообще.
– И какой срок?
– Где-то два с половиной месяца, точней только мама знает.
– И ты молча ждешь?
– А что мне остается? Это чудо, что она захотела и смогла, но ей нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью и перестать бояться.
– Мне надо извиниться, да?
– Да, очень надо. Ты ее сын и такие твои решения не могут ее не огорчать, потому что она прекрасно знает, как ты хотел всего этого и теперь отказываешься.
– Так я не навсегда.
– Объясни ей это, расскажи все, она поймет.
Кирилл неуверенно поднялся, но всё-таки пошел наверх, и Дима был уверен, что сын найдёт правильные слова и интонации, чтобы извиниться и донести все, что у него на душе. С его то словарным запасом сложно было бы не найти.
У этих двоих, вообще, поразительно получалось заговаривать зубы, и порой такие словесные обороты завернуть, что люди вокруг чувствовали себя дегенератами, по меньшей мере, и это без нецензурной лексики.
Годы практики, что тут скажешь.
А сам Дима так и остался сидеть.
Думал и вспоминал.
Тот самый вечер, когда чуть было все не испортил, и утро, когда не он, а сама Таня предложила повенчаться. И он согласился. И был безумно рад такому неожиданному предложению от собственной жены.
Венчание состоялось в старой церквушке, недалеко от их поселка. Никаких гостей. Только они и свидетели, которые потом оставили молодоженов наедине.
И был целый медовый месяц, который он смог выкроить, несмотря ни на что. Только Он и Она, а еще бескрайний простор лазурного берега, голубое небо и жаркое солнце.
Море любви и страсти, нежности и ласки.
Были и другие моменты, когда он на краю отчаянья держал свою жену, потому что, если бы отпустил ее ладонь, она бы сошла с ума из-за Маришки.
Но все закончилось в итоге хорошо, а какой ценой не имеет значения.
Официальное усыновление Кирилла,– все эти сборы бумажек, собеседования с чиновниками, проверяющими и так далее. Как они нервы им всем вытрепали.
Свадьба Саныча, и жутко переживающая по этому поводу Таня и Рита, -невесте-то можно, а вот Таня, просто из солидарности, чуть не заставила его поседеть.
Попытки наладить отношения со своей матерью, которая упорно продолжает неприязненно фыркать при любом упоминании, Димой, своей семьи. Но он терпит. Не сам по себе, – по настоянию Тани. «Она тебя любит. По своему, желает тебе добра, не злись…»
У него самая лучшая жена на свете.
С отцом много проще. Тот был покорен Кириллом сразу и безвозвратно, еще после свадьбы, на которую опоздал, и приехал уже в тот момент, когда бледного Артема приводили в чувство нашатырем, а молодая будущая мамочка спокойно сидела и ждала карету скорой помощи. Был дурдом, а не свадьба, но остались только светлые и смешные моменты в памяти.
Сколько так Дима просидел, он сказать не мог, но Кирилл спустился обратно немного грустный и расстроенный.
– Не помирились?
– А?! – сын вскинул на него удивленный взгляд, будто забыл, что Дима вообще здесь есть, – Да. Да, помирились. Все хорошо.
– Она не плакала?
– Нет, вроде нет. А должна?
– У нее это бывает в последнее время, но ничего. Ты куда сейчас?
– Я, наверное, к Кристине съезжу, поговорю.
– Армия в силе?
– Что? – и снова этот рассеянный взгляд, – Я… не знаю, подумаю, время еще есть.
– На дороге аккуратней смотри, ладно!
– Да, пап, конечно!
Сын быстро вылетел в прихожую, и через минуту уже хлопнула входная дверь, а через две послышался заведенный двигатель и шум открываемых ворот.
Дима встал, потянулся, скривился от того, что кости в плечах хрустнули, возраст начинал брать свое, но у него есть стимул, чтобы держать себя в форме.
Он очень надеялся, что у них будет девочка. Он об этом мечтал, грезил, практически.
Такая же упрямая как мама, с зеленющими очами и немного вздернутым носиком. А волосы темные и густые. Он уже сто раз, мысленно, себе представил это маленькое чудо в розовых пинетках, шапочке.
Или вот, ну не дурак ли, посмотрел в интернете, как косички заплетать. Господи, оказывается этих самых косичек такое великое множество, что он растерялся немного. Ужас. И решил, что лучше два хвостика и банты, большие такие, белые обязательно. Но это в школу, на первое сентября.
И долго вспоминал, куда подевал подаренную жене биту. Пригодится, на будущее.
Тихо поднялся в спальню.
За дверью, в ванной, слышалось, как льется вода.
Все-таки, наверное, плачет.
Зашел.
Так
