Господин Раш многозначительно вздыхал и твердил, что надо договориться о средней цене. Это был обычный ритуал. Он повторялся каждый год. Так велось издавна. Наконец господин Раш ударил Андерса по плечу, поклонился Дине и добродушно заметил:
— Когда мы произведем расчет, может статься, что из нас двоих богаче окажется фру Дина Грёнэльв из Рейнснеса.
— Мы заключаем торговую сделку, а не считаем капитал друг друга, — напомнила ему Дина.
Андерс снова забеспокоился.
— Богатство — вещь сложная. Оно, как и любовь, — случайный дар, — добавила Дина, пристально глядя на господина Раша.
Он отвел взгляд. Растерялся. Ему было непривычно вести дела с женщиной. Что-то его смущало. Эту вдову из Нурланда не разберешь. У него было неприятное чувство, будто она смеется над ним. Но уличить ее в этом он не мог. Однако сделка была выгодная. Особенно это касалось сушеной рыбы. Как и предсказывал Андерс.
Швейную машину для Стине они приобрели с приличной скидкой благодаря связям господина Раша.
В благодарность они преподнесли ему бочонок пареной морошки. В придачу, как сказал Андерс.
Пока судно разгружали и загружали снова, Дина одна бродила по городу.
Ей захотелось взглянуть на больницу для прокаженных, о которой много рассказывала матушка Карен.
Она трижды прошла мимо ворот. Словно преодолевая самое себя. Чтобы рассказать матушке Карен, что она исполнила свое обещание — вознесла Господу молитву за больных людей. Хотя молитвы и не получилось.
Я Дина. В Книге Ертрюд написано, что Иов удивлялся, почему Господь так строг к людям, жизнь которых столь коротка и полна невзгод. Иов много страдал. Он не понимал, почему Господь наказывает правоверных и оставляет без наказания безбожников. Иов потратил много времени и сил, пытаясь понять свою судьбу. Здесь же больные с их язвами ходят среди четырех стен. И не требуют к себе такого внимания, какого требовал Иов.
Перед дверью каждого дома в Бергене стояла бочка с водой. Наконец Дина спросила у хозяйки одной лавки, что означает этот обычай.
Хозяйка ответила, что это из-за пожара, который случился весной. В городе все очень боятся пожаров.
— Сразу видно, что вы не из Бергена, — сказала хозяйка.
Дина улыбнулась. Нет, она не из Бергена.
Но ведь только ребенок может думать, будто бочка воды спасет его, если вспыхнет пожар.
Хозяйка поджала губы, но промолчала.
Дина купила тесьму, кружева, пуговицы и вообще все, что значилось в списке, который ей дала Стине.
Потом она взяла извозчика и проехала мимо пожарища. 30 мая в городе сгорело сто двадцать домов. Зрелище было страшное, но захватывающее.
Живой, шумный город пульсировал вокруг сгоревших домов, которые напоминали язвы прокаженного. На пожарище бродили нищие, они искали драгоценности. Оборванные, они время от времени наклонялись к земле и палками ворошили груды углей. Иногда они распрямлялись и что-то прятали в свои узелки.
— Сколько здесь бедных и нищих, не считая прокаженных! — сказала Дина Андерсу, когда они вечером встретились в своей каюте. — И шлюх! — прибавила она. — Они так и вешаются на мужчин, которые сходят на берег, или сами поднимаются на корабли.
— Трудная работа. На ней не разбогатеешь, — заметил Андерс.
— Иова Бог избавил хотя бы от этого! — сказала Дина. Андерс внимательно поглядел на нее.
Она рассказала ему о своей молитве перед больницей для прокаженных и о прогулке на пожарище.
— Тебе не следовало гулять по пожарищу. Это опасно, — сказал он.
— Для кого опасно?
— Для одинокой женщины.
— А для мужчины?
— И для мужчины тоже, — спокойно сказал он.
— Кто они, эти мужчины?
— Какие мужчины?
— Те, что ходят к шлюхам. Андерс застенчиво покрутил головой.
— Наверное, это те, которые по той или иной причине не смогли получить то, что им нужно, — медленно ответил он. Словно раньше ему это не приходило в голову.
— Ты считаешь, что мужчина, у которого нет одной женщины, предпочитает многих?
— Да, — смущенно пробормотал он.
— А вообще? Что нужно мужчине?
Андерс почесал в затылке и подергал себя за волосы.
— Кому что, — ответил он наконец.
— Ну а тебе?
Он посмотрел на нее. Так же как смотрел на господина Раша. Чистыми и честными глазами.
— Мне ничего не нужно! — спокойно сказал он.
— Никогда?
Под ее взглядом он медленно покраснел:
— Чего ты добиваешься?
— Не знаю, Андерс. Наверное, хочу понять, что собой представляют мужчины… О чем они думают…
Он промолчал. Но не спускал с нее глаз.
— А ты ходишь к шлюхам?
Вопрос опалил ему лицо. Но он принял его.
— Случается, — не сразу ответил он.
— Ну и как это?
— Хвастать нечем, — тихо сказал он. — Видно, я не так устроен, — еще тише прибавил он.
Антон постучал в дверь каюты, ему надо было поговорить с Андерсом. По крыше барабанил дождь. Дине хотелось задать еще один вопрос.
Погрузка шла полным ходом, и цены на вяленую рыбу были выше, чем за все последние годы. Большая часть пошла высшим сортом, качество было отменное.
Люди были довольны и вернулись на шхуну, оживленно беседуя. В последнюю ночь Дина, Андерс и Антон тоже ночевали на судне. Вообще-то, находясь в Бергене, они снимали комнаты в гостинице. Только для того, чтобы лучше ощутить, что они в городе, как сказал Андерс.
Здесь, на судне, шум города воспринимался иначе. К нему примешивался плеск весел и поскрипывание спящих судов. Он проникал и в кровь. И тайной лихорадкой точил душу, заставляя мечтать о Вогене.
Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя.
Псалтирь, 120:1
Они шли на север при попутном ветре. Море было тихое. Гордость шхуны, кормчий, стоял у штурвала при полном параде и важно смотрел вдаль. На флагштоке, точно выглаженная скатерть, обращенная на северо-запад, красовался Даннеброг.
Когда они миновали Страндландет, Дина преподнесла им сюрприз. Она собирается зайти в Трондхейм. Андерс с Антоном стояли на корме, когда она объявила им о своем решении.
— В Трондхейм? — не веря своим ушам, повторил Антон, с удивлением глядя на Дину. — А что мы там забыли?
Дина сказала, что у нее там дела. Кроме того, ей хочется посмотреть собор. Вот она и решила.
Антон и Андерс заговорили разом, перебивая друг друга. Антон горячился и говорил все громче. Андерс говорил тихо и проникновенно. Понимает ли она, какой опасности их подвергает? Заходить в этот окаянный длинный Трондхеймсфьорд, когда все остальные при попутном ветре пойдут домой? Болтаться в этой мертвой заводи почти без надежды выбраться оттуда? Ясно ли ей, что на это уйдет самое малое десять дней?
