По утрам Тане не хотелось просыпаться. Труднее и труднее становилось вовремя заступать на смену в закусочной «Даунхоум», а ведь, казалось, она генетически приспособлена к этой работе. Да что говорить, сама жизнь стала невыносимо трудной!
Через день после возвращения из Чикаго позвонила Дарби и с сожалением сообщила, что «Маска» расторгает договор. Разумеется, ни об участии в антологии, ни о привилегиях самой продаваемой писательницы речь уже не шла.
— Таня, мне очень жаль, — искренне проговорила Дарби. — Этим летом, перед конференцией в Атланте, я хотела взять тебя на Аппалачскую тропу. А еще… — Дарби откашлялась. Добрейшая душа, она жила в постоянном страхе, что об этом все узнают. — А еще ты одна из самых популярных и самых приятных в общении писательниц «Маски». — Дарби снова откашлялась, и Таня представила, как ее редактор ерошит короткие белокурые волосы. — Я буду скучать.
Таня повесила трубку и осталась один на один с правдой — она больше не профессиональная писательница. Теперь она всего-навсего официантка в закусочной и администратор в прачечной. Таня машинально взяла сотовый. Надо позвонить Кендалл. Или Мэллори. Или Фэй.
Ой, да они же бойкотируют друг друга! Таня закрылась в уборной трейлера и долго рыдала.
К концу недели Танины постоянные клиенты стали косо на нее смотреть. Таня понимала: нужно срочно взять себя в руки, не то всех распутает, но собраться никак не получалось.
— Солнышко, я заказывал бифштекс и яичницу, — осторожно проговорил Джейк Хэрроу.
— Что? — рассеянно переспросила Таня, мысли которой крутились вокруг разоблачения Фэй и слухов об ее отказе извиниться перед прихожанами «Клирвью» и «покаяться». Накануне вечером Таня просматривала сайты книжных клубов и увидела новые сообщения в блоге Мэллори вместе с целой волной читательских откликов. Мнения разделились: половина пишущих прощали Мэллори нежелание откровенно говорить о личной жизни, половина чувствовали себя обманутыми и клялись, что больше не купят ни одной книги Мэллори/ Мариссы.
— Я, конечно, не спец, — продолжал Джейк, — но, думаю, на тарелке у меня хэш из солонины. Щедро политый кленовым сиропом! — обиженно добавил он.
— Черт! — выругалась Таня, взглянув на тарелку Джейка. — Простите, я немного… — К ее ужасу, глаза заволокло слезами.
— А я, э-э-э, кофе заказывал. — Водитель-дальнобойщик, сидевший рядом с Джейком, растянул губы в извиняющейся улыбке, хотя извиняться следовало Тане. — По-моему, это кола. — Он скорчил выразительную гримасу и пододвинул стакан к Тане. — Причем диетическая.
— Господи, простите! Я… — Таня потянулась за тарелкой и стаканом, но их перехватила возникшая словно из-под земли Белль.
— Таня, сходи на кухню и приведи себя в порядок! — велела она, одним взглядом добавив: «И поживее». — Я позабочусь, чтобы Джейк и Грэм получили то, что любят. — Белль вручила Тане тарелку со стаканом и обратилась к завсегдатаям: — Сейчас мы все уладим. Позавтракаете за мой счет!
Таня услышала, как Джейк с Грэмом отказываются, но оба были явно довольны и удивлены щедростью Белль. Поговаривали, что в середине семидесятых она подарила клиенту пластинку жвачки, но Белль от этих слухов всегда открещивалась.
Таня выскребла хэш в помойное ведро, поставила тарелку со стаканом в лохань для мытья посуды, устроилась на табуретке возле черного хода на кухню и стала гадать, почему чувствует себя такой усталой и подавленной, если больше не просиживает до рассвета за ноутбуком и каждую ночь спит по целых семь часов.
Подошел Бретт и прислонился к высокому металлическому стеллажу с консервами в больших банках. «Верх» — прочла Таня на банке, маячившей над его макушкой. Всю неделю Таня избегала или подчеркнуто игнорировала Бретта, но сегодня сил вообще ни на что не хватало.
— Выглядишь так, будто тебя взрывом оглушило, — проговорил он.
— Кто, я? — переспросила Таня. Ну вот, ослабила самоконтроль и сразу попала в дурацкое положение. Если Бретт ее пожалеет, она и пошевелиться не сможет!
— Ты, черт подери! — Бретт скрестил руки на мускулистой груди. — Всю неделю ходишь как в трансе, будто не понимаешь, кто ты и откуда. — Он внимательно смотрел на нее — старался заглянуть в душу. — Что случилось?
— Ничего, кроме того что я опозорилась на национальном телевидении, потеряла подруг и работу, да еще разозлила Труди, объявив на весь мир, что она алкоголичка и никудышная мать.
— Рода действительно получилась не слишком симпатичной, — отметил Бретт, в очередной раз удивив Таню.
— Ты… прочел «Брань на вороте»? — Таня подняла глаза на Бретта. Не иначе он шутит. — Когда?
— Как только мама сообщила, что один из героев — я.
— Ну давай! — простонала Таня. — Подколи меня, подай в суд, заяви, что я не имею права предавать огласке события твоей жизни и использовать их в художественном произведении. — «Каков наглец! — подумала Таня. — Лыбится, когда моя жизнь летит под откос».
— Когда тебя называют «диким красавцем», мысли подать в суд почему-то не возникает. Я, конечно, краснел, читая про свои сексуальные подвиги, но… — Бретт пожал плечами. — Наверное, это цена славы.
— Смотри не лопни от гордости! — посоветовала Таня. Она злилась, но, как всегда с Бреттом, чувствовала любопытство вперемешку с возбуждением. — Хотя, пожалуй, тут я сама виновата.
Бретт захохотал и показался Тане еще красивее. Господи, ну почему он так хорош собой?!
— Жаль, что «Маска» расторгла договор: твои главы в «Брани на вороте» просто великолепны. Впрочем, уверен, ты легко найдешь другое издательство. Тебе обязательно надо заниматься литературным творчеством! — Бретт снова пожал плечами, на этот раз давая понять, что иначе и быть не может.
— Сейчас в издательском бизнесе я персона нон грата. «Маска» расторгла договор, значит, мне придется либо больше вкалывать на этих двух работах, либо искать третий источник дохода. Поэтому писать у меня не получится, даже если очень захочу. — Таня умолчала о том, что без советов и помощи подруг писать будет мучительно трудно. Вероятно, она сможет себя пересилить. Только хочет ли она этого?
— Если дело в деньгах, я мог бы…
— Нет-нет, спасибо! — Таня энергично замотала головой. — Я справлюсь, без посторонней помощи обойдусь.
Бретт как-то странно на нее посмотрел.
— Ну и характер! Принять дружескую помощь вовсе не значит расписаться в собственной никчемности или слабости. Если переживаешь за человека, то по возможности стараешься помочь. А у меня есть такая возможность.
— Спасибо, Бретт, ты очень славный. Но я не хочу ни от кого зависеть.
