Думаю, никто не обращал на эти истории особого внимания. Но самую последнюю из них оказалось не так-то легко пропустить мимо ушей. Она исходила не от Билли, но непосредственно касалась его и была весьма неприглядной. Вроде бы он непорядочно обошелся с совсем юной девушкой – в сущности, девочкой… Нет, это не главное. – Элинор колебалась: отклоняться ей от основной линии повествования или нет, но продолжила: – Мне сказали, что он непорядочно обошелся с ней – во всяком случае, попытался. Предложил сфотографировать ее, а потом начал уговаривать – и не только уговаривать – раздеться. Позже, когда девушка подняла шум и пригрозила, что свяжется со мной через издателей, Билли признался во всем Джо Гранту, и тот постарался замять дело, но решил, что лучше меня предупредить. Хотя вообще-то я уже была в курсе. Может быть, я не знала об этой девушке, но знала, что были другие. Однажды я даже крупно поговорила об этом с Билли. Он, естественно, все отрицал. И, конечно же, я приложила все силы, чтобы поверить ему.
В тишине, воцарившейся на кухне, послышался голос Клер:
– Ба, имеет ли это значение сейчас? Ведь все случилось столько лет назад…
– Тогда это имело значение, – ответила Элинор, – потому что я понимала, что должна поговорить с Билли об этом. Поговорить, чтобы он понял, насколько опасным он стал – для всех нас. Но чтобы понять это, ему надо было признать безрассудность своего поведения – передо мной и перед самим собой. Я знала, что это почти невозможно, но я должна была попытаться… Возвращаясь вечером из Лондона, я чувствовала себя слишком подавленной, чтобы затевать с ним этот разговор. Приехала я совершенно измученная в десять – за час до того, как закрывались пивные. Билли дома не было. И Шушу тоже. – Она взглянула на подругу. – Помнишь, ты тогда приехала к нам в Старлингс в отпуск, а в тот вечер ушла в церковный клуб играть в вист?.. Так что я сразу же легла спать. Но незадолго до полуночи я проснулась… – Она закрыла глаза.
Она как будто снова услышала медленные, тяжелые шаги Билли, поднимающегося по лестнице. Потом раздался какой-то странный, высокий, дикий звук – он-то и разбудил ее. Вскочив с постели, Элинор выбежала на площадку. На середине лестницы стоял Билли. Волосы его были всклокочены, с правой руки, которой он потрясал в воздухе, свисало что-то белое и пушистое… Это был котенок девочек, которого он держал за задние лапки. Отчаянный, исполненный ужаса кошачий визг разбудил Элинор. Другую руку Билли тянул к Аннабел, застывшей от страха несколькими ступеньками выше.
– Да, я помню, – тихо произнесла Аннабел. – Папа Билли стал мучить Сноуболл. А ты увела меня и сказала, чтобы я ложилась спать, – и больше я не вставала. Потом я слышала шум, но побоялась встать и посмотреть, в чем дело.
– Этого мне и надо было, – проговорила Элинор. – То, что произошло потом, стало моей тайной, и я решила, что, если никто никогда не узнает об этом, это будет как бы неправдой… как если бы никогда не случалось.
Но на самом-то деле это случилось. Как только Аннабел ушла, я отняла котенка у Билли. Но тут он попытался схватить меня. Я увернулась, но он вцепился в кружева моей ночной рубашки и притянул меня к себе. Я почувствовала, что от него пахнет бренди. Поняла, что он взбешен, разъярен; и в этот момент поняла еще, что должна от него освободиться. Я больше не могла терпеть его ежедневную ложь, жить в постоянной тоске и страхе – вечном страхе. За вас, мои девочки. За то, что правда дойдет до других. А больше всего, наверное, я боялась, что в один прекрасный день его заберут и посадят в тюрьму.
И тут я решила, что надо сделать. Изо всех сил я оттолкнула его, и он полетел с лестницы вниз. Он упал на спину, при этом кружева моей рубашки, которые он зажал в кулаке, оторвались, но ему не удалось увлечь меня за собой. Я смотрела, как он летел по ступеням, размахивая руками, чтобы хоть за что-нибудь ухватиться… но не сумел. Я видела его налитые кровью глаза – как они расширились, когда он понял, что я хочу его смерти. На секунду мне даже стало жаль его. В то мгновение я вспомнила того чудесного парня, в которого когда-то влюбилась, и пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно. – Элинор снова замолчала, вспомнив, как падал Билли, как под конец, перевернувшись в воздухе, ударился о пол – глаза его уже были закрыты.
Она грустно покачала головой:
– Мне много приходилось видеть умерших людей; я была уверена, что он мертв. Мне не хотелось прикасаться к нему. Я решила, что самое разумное – оставить его там, где он лежал: на полу в холле. Помню, что голова у меня была абсолютно ясной и в кои-то веки я вполне владела не только собой, но и ситуацией. Я решила забыть о том, что произошло на самом деле, и в своей памяти заново переписать всю эту сцену, а потом затвердить ее согласно новому сценарию, в надежде, что со временем только эта версия будет в моей памяти.
Элинор припомнила, как она смотрела на Билли и испытывала облегчение – как будто легкий морской бриз обвевал ей голову. Вздохнув глубоко, она позволила себе роскошь дать волю своим истинным чувствам: несколько мгновений она разрешила себе ненавидеть Билли за все то, что он сделал с их жизнью…
Миранда, откинувшись на спинку стула, покачивала головой, все еще не понимая, почему было так важно, чтобы они узнали всю эту историю.
– Ну, и ты пошла спать? Да? – немного невпопад закончила она за бабушку.
Элинор снова покачала головой.
– Нет… – с трудом выговорила она. – Я смотрела на Билли… и его веки медленно поднялись. – Вновь она заставила себя вспомнить ужас, охвативший ее, когда припухшие, красные глаза Билли злобно уставились на нее. „Ну, погоди же", – выдавил он откуда-то из глубины, и его начало рвать. Глядя на него, потрясенная Элинор вспомнила, сколько раз ей приходилось приводить в порядок Билли и весь дом, пока никто ничего не заметил, сколько раз она на себе тащила его до постели, укладывала и ухаживала, как за малым ребенком.
И на какой-то кошмарный момент злобный взгляд Билли напомнил ей еще кое-что давно забытое, похороненное на дне памяти. Ей показалось, что в голове у нее вдруг разразилась буря, разметывая мысли, как стайку перепуганных птиц. Потому что, встретив взгляд Билли, она снова ощутила беспредельное отчаяние и беспомощность – то, что ощущала когда-то под таким же презрительным и злобным взглядом отца.
Внезапно ее охватила дикая ярость. Ей хотелось возопить к языческим богам, потому что она чувствовала себя обманутой: только что она отомстила, обрела свободу – но все возвращалось на круги своя…
– Так что же ты сделала, Ба? – повторила вопрос Миранда.
Элинор вздрогнула, заморгала и ошарашенно обвела взглядом кухню и четверых сидевших перед ней женщин. Потом, будто вернувшись к действительности, вздохнула и тихо заговорила:
