И последнее сообщение от Леоновой “Я ухожу”
— Мила, я охренеть как рада, что у нас такой прогресс! Я узнаю о твоих решениях не из новостей, ни от чиновников, и не в тот момент, когда ты пролетаешь над океаном, меняя континент, но объясни мне, что случилось-то опять?
Домбровская швыряет свой телефон на стол, и девушка морщится: больно должно было быть и смартфону, и столу от взаимного удара друг о друга.
Для вики удар, полученный однажды утром, когда она почти успокоилась, убедив себя, что Мила просто долечивается и отдыхает, поэтому не выходит на связь, даже пообещала выругать девчонку за такое безобразное поведение, как только вернется к тренировкам, оказался слишком неожиданным и прилетевшим почти одновременно с двух сторон.
Сначала зазвонил телефон, и мягкий голос руководителя федерации фигурного катания доложил, что фигуристка Леонова объявила о смене тренера и планирует отныне работать с американской командой специалистов.
И с последней фразой в трубке новости на телеэкране показали пустой Милин взгляд, каким она смотрела на нее каждый раз, планируя соврать или отказаться от чего-то, что Домбровской было важно. Девочка повторила информацию, до этого услышанную от уважаемого источника в трубке сотового.
С тех пор Виктория Робертовна смотрела с экрана телевизора только фильмы из интернета. И никаких новостей, тем более с утра, когда впереди рабочий день.
Леонова понимает, что разговор идет неправильно и о чем-то разном, потому что ее решение никак в ее собственной голове не должно было привести вот к такой реакции в виде мечущейся по комнате блондинки, которая хочет то ли рыдать, то ли повторно врезать ей. Мила не уверена, что из этого хуже: с одной стороны раз она по физиономии получила и, спасибо, больше не надо. С другой — видеть плачущую Викторию Робертовну — это сюрреализм. Она к подобному не готова.
Нет, конечно, приятно, что тренер так ценит ее. Признаться, сама-то спортсменка думала, что вызовет своим решением вздох облегчения и только. Возможно, напутственные пожелания перед уходом в большую жизнь. Но уж точно не шквал бури и натиска, который происходит сейчас.
— Виктория Робертовна, но это же когда-то должно было произойти. Впереди олимпийский сезон. У вас Маша, Рада, Яночка, Катя, Ася, Зоя. Я не думаю, что еще и я вам нужна.
Вику после всего пережитого за последние сутки плохо держат ноги, особенно на фоне тех эмоций, которые в ней кружат сейчас. Она прижимается спиной к стене и безнадежно думает: “Опять! Опять то же самое! Ревность к младшим. Тогда только Рада. Теперь девчонки! Ну, и что она предлагает? Выбросить всех детей за борт и любить только Милку Леонову? Дурдом!”
— Ну, и к кому ты уходишь? Еще один кандидат в “Лед и Пламень”? — все, Виктория Домбровская выдохлась. Убеждать и отговаривать нет ни сил, ни желания. Осталась только пустота на том месте, где в сердце жила Милка, — Тебе пообещали лед, хореографов и специалистов по списку на олимпийский сезон? Мы так, конечно, не сможем, Мил. Ты права у нас возок и очередь из желающих. И для всех равные условия. Даже тебе не будет преференций.
— Да, какие “ЛиПы”? — у ее тренера (нет, правильно, бывшего тренера), кажется, на фоне стрессов чемпионата России легкий сдвиг по фазе, — Нет никаких “ЛиП”! Зачем?!
— Кто же тогда? — Вике это не интересно, но она спрашивает, привалившись спиной к стене и не открывая глаз, — в конце концов, мне не безразлично, кто будет с тобой работать. У тебя травмы. Тебе нужны хорошие специалисты, которые понимают, что делать в твоем случае.
— Виктория Робертовна, зачем мне другие тренеры? Я же ухожу! — Миле кажется, что она вполне ясно выражает мысль.
Виктории тоже кажется, что мысль ее бывшей спортсменки вполне ясно выражена. Она только не понимает, почему Леонова скрывает фамилию нового тренера, поэтому лишь кивает устало головой, наконец открывает глаза и произносит:
— Милк, эту мысль я уловила из твоего сообщения. Я хочу знать, к кому из тренеров ты переходишь, уходя от меня.
И только тут до девушки начало доходить: что она хотела написать, торопливо набирая текст под впечатлением от проката Максимовой, что она на самом деле написала и что прочитала ее тренер.
— Виктория Робертовна, мне не нужен другой тренер! Я ухожу из большого спорта, но я остаюсь с вами! Я… я неправильно написала. Я… простите! — Мила теряется в словах и умолкает.
В такое нельзя поверить. Подобный бред случается только в плохих сериалах. Вика выдыхает нецензурное и совершенно непедагогичное облегчение по адресу ситуации и немного ее юной темноволосой создательницы и, окончательно утратив силы, тихо сползает по стене на пол:
— Леонова, твою мать! В следующий раз — звони. Мессенджеры — не твое, — произносит Домбровская и неожиданно всхлипывает.
И все слезы, которые не пролились в этот день из ее глаз наконец прорываются на полу гостиничного номера Жени. Они текут по лицу, впитываются в рукава черного объемного свитера и штанин на коленях, к которым женщина прижимает голову.
Когда-то, на одной из десятков передач, которые успели пройти с ее участием, пока Милка под руководством Виктории Робертовны один за другим брала старты, ей задали вопрос, из-за чего может расплакаться ее тренер. Ничего более удивительного и дурацкого спортсменка не ждала в программе от журналистов. Это же Домбровская! Она не плачет. Никогда! Вы что! Ни за что и ни при каких условиях!
Вика как-то ободрала о лед и конек Милы неудачно провернувшейся, пока ей ставили зубец, три пальца в мясо и даже слезинки не выкатила, только велела отвернуться и не смотреть на капающую кровь. Алую на белом. Милка навсегда запомнила, как красные капли разбиваются о стекло льда, превращаясь в кровавые маленькие солнца на поверхности катка.
Ну что же. Вот и ответ. Последний раз на веку Людмилы Леоновой, он же и первый, Виктория Домбровская плакала из-за неудачно сформулированной фразы в мессенджере.
Девушка садится рядом, прижимается боком к Вике и тихо говорит:
— Виктория Робертовна, ведь это любовь. И мы обречены друг на друга. Куда я денусь?!
Женщина притягивает Милу ближе, чмокает в темноволосую макушку и хрипловатым от слез голосом говорит:
— Леонова, я на парикмахера, благодаря тебе, теперь трачу намного больше денег!
— Это еще почему? — Мила вскидывает голову и лицо ее близко близко от лица женщины.
Огромные глаза, удивленно приоткрытые губы, округлый подбородок. Вика откидывается затылком на стену и смеется:
— Потому что три четверти моей седины — твоя заслуга, Милочка! И я чувствую, что это не
