Такая уязвимая, такая совершенная в своем желании и, черт подери, соблазняющая своей покорностью.
Я позволяю своим пальцам пройтись по влаге и собрать ее как гребаное доказательство этой маленькой лгуньи, но, когда я делаю это, она подается бедрами так, что я проскальзываю в жар ее гладких стенок…
Изо рта вырывается сдавленный стон, напоминающий звук раненого животного, который слишком быстро заглушает ее жалобный всхлип.
Кровь шумит в ушах. Взгляд затуманивает жажда высвободить член и толкнуться глубоко внутрь ее тесности. Я веду заранее проигранную игру. Но я еще никогда не желал проигрыша так, как сейчас.
Мое горячее дыхание рикошетит между моими губами и ее шеей, а затем я погружаю палец глубже, прямо между опухших от возбуждения складок. Секунда, и Алевтина вздрагивает, теряя пораженный всхлип, и пытается отползти, но я погружаюсь еще глубже, добавляя второй палец, который с легкостью проникает в самую гладкость ее нежной киски. Она дрожит, буквально изнывает от нужды и потребности быть наполненной моим членом. Ей недостаточно пальцев. Я чувствую это по ее тяжелому дыханию и извивающимся движениям, которые заставляют тело Алевтины тянуться ко мне. Нуждаться в большем.
Но мне нужно услышать это, черт возьми. Услышать, как она скажет это своим мягким голосом.
От одной только мысли моя кровь превращается в жидкий, тяжелый огонь, который скапливается у основания позвоночника и вновь опускается в пах, вызывая провокационную пульсацию.
Мне требуется вся сдержанность, чтобы не пойти на поводу неконтролируемой жажды.
Перемещаю влажные пальцы на ее клитор и начинаю медленно потирать его круговыми движениями до тех пор, пока Алевтина не отпускает себя, не плавится от удовольствия, превращаясь в хорошую девочку. Она выпячивает попку и, простонав, сжимает простыню в кулак, желая получить от моих пальцев максимальные ощущения.
Застонав, утыкаюсь лбом ей в плечо, толкаюсь каменной эрекцией в бедро Алевтины и снова погружаю пальцы в теплую влажность. Мои движения становятся быстрыми и грубыми, губы сами находят нежную кожу на ее шее, которую я облизываю и посасываю, желая поглотить полностью. Алевтина задыхается, двигая в такт бедрами, бормочет точно в бреду, чтобы я не останавливался, но, совершив еще череду фрикций вокруг клитора, я убираю руку.
Алевтина ахает, явно не ожидая того, что я оставлю ее одну на грани, а после разочарованно хнычет, пытаясь вернуть мою руку на свое тело, но я вырываюсь и снова толкаю ее на живот, вынуждая уткнуться лицом в матрас. Она старается подняться, но я грубо толкаю ее обратно, и еще раз, когда она совершает поползновение потереться задницей о мой член.
Скоро ты его получишь, милая.
Достаю твердую эрекцию из боксеров и провожу несколько раз кулаком по всей длине, сдерживая шипение, которое вибрирует в моем горле.
Алевтина лежит на животе, больше не предпринимает попыток проявить инициативу, в полумраке вижу, как вздымаются ее плечи, а пальцы взволновано сжимают простыню. А потом я приподнимаюсь и, нависнув над ней, скольжу головкой вдоль мокрых складок... Бля-я-ядь…
— Х-хаким… — писк, который она глушит, уткнувшись в подушку.
Под кожей все гудит от желания, и я распаляю себя еще больше, проникая головкой в жар гладких складок, но вовремя останавливаюсь и вынимаю член, размазывая влагу вокруг клитора. Алевтина раскачивает бедрами взад-вперед, нуждаясь в большем трении, но я лишаю ее всего и прижимаюсь губами к уху, произнося тихим хриплым голосом:
— Тебе нужно только попросить, Алевтина.
Я не вижу ее лица, однако уверен, что прямо сейчас оно раскрасневшееся, а упрямые губы сжаты, строптиво отказываясь произносить очевидные нам обоим вещи.
В дразнящей манере я скольжу членом между ее бедер, вот только черт знает, кого сильнее я распаляю этим.
— Алевтина… — предупреждающе говорю я. — Ответь мне.
В этот момент я надавливаю головкой члена на ее набухший клитор, и Алевтина всхлипывает, цепляясь пальцами за простыню, словно это облегчит ее жажду. Жажду, которая у нас одна на двоих.
Еще несколько секунд она борется сама с собой, но после я слышу ее надломленный голос:
— Я хочу…
Она снова замолкает, на что я сильнее прижимаю головку члена к клитору, провоцируя восхитительный стон сорваться с ее губ.
— Скажи, чего ты хочешь. Точнее, — едва ли не рычу я.
Прерывистый вздох.
— Тебя… Я хочу тебя.
— Хорошо, — хриплю и вновь проникаю головкой в тесность ее стенок, вознаграждая нас обоих. — Это все?
Алевтина хлопает ладонью по матрасу и поворачивает голову в мою сторону, шипя сквозь зубы:
— Ты такой гад, Айдаров!
— Знаю, таков я, — мурлычу ей на ухо, снова кружа головкой члена по клитору.
— Хаким… — едва ли не хнычет, подаваясь бедрами назад и приветствуя мой член. — Прекрати мучить меня…
Но я не позволяю ей договорить, надавливая на вход головкой, а в следующее мгновение наполняя ее одним резким толчком. Это не нежное проникновение. Это грубая потребность оказаться внутри ее влажности. И Алевтина нуждается в этом точно так же, как и я сам. Она задыхается предвкушением, которое я дарю ей в полной мере, выйдя и снова подавшись бедрами вперед — резкий толчок и ее удушливый стон, которого мне, черт возьми, мало. Я хочу коллекцию ее эротических звуков.
Схватив Алевтину за бедро, я врезаюсь в нее снова и снова. Сжимаю за волосы и тяну назад, выбивая из нее фейерверк бессвязных стонов. Я не останавливаюсь, даже когда она кончает. Я, блядь, чувствую, как ее лоно душит, сжимается вокруг моего члена, буквально затягивая его в самый эпицентр жара. Я не прекращаю вбиваться в нее, превращаясь в какого-то сумасшедшего, когда Алевтина кричит, судорожно сокращаясь в волнах оргазма. Она мокрая. Настолько, что пространство вокруг нас заполняется хлюпающими звуками шлепков наших тел. Ее кончающая киска чувствуется чертовски идеально. У меня складывается ощущение, что после одного оргазма ее тут же накрывает вторым. Волна за волной. Я настолько увлечен ее пульсирующим удовольствием, что даже не замечаю, как это подталкивает меня самого к краю. А в следующее мгновение горячая вспышка пронзает так сильно, что перед глазами рябит, а собственный рычащий стон заглушает бурлящую в ушах кровь.
Дрожь охватывает мое тело, и я наконец замедляю толчки, обессиленно утыкаясь в ее затылок своим лбом, пытаясь выровнять шумное неровное дыхание. Алевтина тоже борется за возможность дышать, отчасти оттого, что я придавливаю ее своим телом.
С гортанным рычанием выхожу из нее и заваливаюсь на спину, выдыхая свое облегчение слишком громко. С минуту мы лежим неподвижно, а я с запозданием думаю, не был ли я слишком груб с ней. Чертов идиот. Алевтина собирается подняться, но я порываюсь в ее сторону и притягиваю обмякшее тело в объятия.
— Я сделал тебе больно? — хриплый голос путается в ее волосах.
Но Алевтина лишь качает головой, сильнее прижимаясь к моей груди. Или позволяет мне делать это.
Сейчас я чувствую необходимость держать эту девушку в своих руках, впитывать ее тепло и порывистое дыхание кожей.
— Тогда почему ты собиралась уйти? — мой тон смягчается.
Некоторое время она молчит, едва уловимо касаясь кончиками пальцев моих грудных мышц, а потом я слышу тихий шелест ее голоса:
— Мне просто стало стыдно… за свое поведение…
Тяжело вздохнув, я зарываюсь носом в ее мягкие волосы и сильнее стискиваю в своих объятиях.
К черту все ее заморочки. Мы созданы друг для друга, и я больше не собираюсь ждать, чтобы обнять свою женщину, поцеловать или трахнуть ее.
Не знаю, что между нами. Пока у меня нет точного определния.
Но определенно что-то важное.
***
Я просыпаюсь до трели будильника, и мне требуется пара минут, чтобы проморгаться и понять причину своего пробуждения. Но я авансом получаю тянущую тяжесть в груди. Электронные часы на стене показывают без пятнадцати пять, и, только рассмотрев цифры, я обращаю внимание на расслабленное тело Алевтины, накрывающее меня сверху и дарящее мне непривычное тепло.
