— Такие люди, как мы, в тюрьму не садятся, — заявила Конни.
— Увы, садятся. В наши дни это случается каждый день.
Конни послушно сняла крест со стены.
— Видите? Я его уберу.
— Обещайте мне запереть его в сейф. Это слишком ценная вещь, чтобы держать ее в шкафу.
— Слишком ценная, чтобы ее прятать! — возразила Конни. — Зачем она мне, если я не смогу ею любоваться?
— Об этом позже, — перебил ее Билли. — Сначала уберите с глаз долой.
Он не исключал, что Дэвид Порши не знал о кресте, иначе, по мнению Билли, он давно прислал бы детективов, а не устраивал бы ужинов. А ужин обязательно должен был состояться, иначе у Дэвида возникли бы новые подозрения.
— Нам предстоит ужин с Дэвидом Порши из Метрополитенмузея, — объявил Билли. — Ни слова не говорите ему о кресте, Сэнди тоже предупредите. Даже если он станет задавать вопросы.
— Какой крест? — пожала плечами Конни. — Знать ничего не знаю!
Билли провел ладонями по лысой голове. Как ни хотелось ему остаться в НьюЙорке, он уже видел свое будущее. Получив три миллиона, он будет вынужден покинуть страну, поселиться гденибудь в БуэносАйресе, где не действуют законы об экстрадиции… Билли поежился.
— Ненавижу пальмы! — вырвалось у него.
— Что? — встрепенулась Конни, решившая, что чегото не расслышала.
— Ничего, дорогая, — быстро сказал Билли. — Просто голова набита всякой всячиной.
Покинув дом Конни на Семьдесят восьмой улице, он сел в такси и велел водителю ехать по Пятой авеню на юг Манхэттена. На Шестьдесят шестой возникла пробка, но Билли не было до этого дела. Такси было новое, с запахом пластмассы, таксист без устали тараторил по мобильному телефону. Вот бы навсегда остаться в этом такси, подумал Билли, вот бы только и делать, что ездить взадвперед по Пятой авеню, мимо знакомых и памятных мест: замок в Центральном парке, «ШерриНеверленд», где он пятнадцать лет подряд почти каждый день обедал в «Киприани», «Плаза», Bergdorf Goodman, Saks, НьюЙоркская публичная библиотека… Его охватило ностальгическое чувство, сменившееся горечью. Как он сможет расстаться со своим ненаглядным Манхэттеном?
Зазвонил его собственный сотовый.
— Ты ведь будешь там сегодня вечером, правда, Биллибой? — спросила Шиффер Даймонд.
— Конечно, буду, — ответил Билли, хотя, учитывая обстоятельства, ему следовало бы как минимум на неделю все отменить и залечь на дно.
— Отлично! А то я всего этого не выношу, — фыркнула Шиффер. — Болтать с незнакомыми людьми, со всеми ворковать — с ума сойти! Терпеть не могу, когда меня водят по кругу, как лошадь по арене.
— Тогда лучше не ходи! — посоветовал ей Билли.
— Что с тобой, Биллибой? Я не могу не ходить. Если я откажусь, меня выставят стервой. Может, послушаться и заделаться стервой? Одинокой звезде это к лицу, ты согласен, Билли? — В ее тоне слышалась несвойственная ей обреченность. — Куда в этом городе подевались все мужчины? — И она бросила трубку.
Прошло два часа. Шиффер Даймонд сидела на табурете у себя в ванной и в четвертый, а то и в пятый раз подряд переделывала прическу и заново наносила макияж. Ее рекламный агент Карен читала в гостиной журналы и беседовала с ней по сотовому телефону. Люди, ответственные за ее прическу и макияж, вились вокруг Шиффер, пытаясь вызвать ее на разговор, но она была не в настроении. Какое могло быть у нее настроение сразу после случайной встречи с Лолой Фэбрикан, кравшейся в дом номер один как преступница?
Хотя «красться» — не совсем верное слово. На самом деле Лола шагала, катя за собой чемоданчик Louis Vuitton, c самым что ни на есть хозяйским видом. Шиффер была шокирована. Разве Филипп не порвал с этой особой? Ясно, у него не хватило силы воли. Чертов Окленд! Почему он такой слабак?
Лола вошла в дом, когда Шиффер ждала лифта, поэтому им пришлось ехать наверх вместе. Лола болтала с Шиффер, как с закадычной подругой: спрашивала про телешоу, признавалась в любви к новой прическе Шиффер, хотя прическа была прежняя, и аккуратно избегала упоминаний о Филиппе. Шиффер пришлось заговорить о нем самой:
— Филипп говорил мне, что у ваших родителей трудности…
Лола издала сценический вздох.
— Это просто ужас! — воскликнула она. — Если бы не Филипп, я даже не знаю, как бы все было.
— Филипп — прелесть! — улыбнулась Шиффер.
Лола согласилась и насыпала соли на рану актрисы, добавив:
— Я так счастлива, что мы вместе!
Теперь, вспоминая в подробностях эту поездку в лифте, Шиффер критически изучала себя в зеркале.
— Готово! — объявила гримерша, напоследок наложив еще один слой пудры на лицо Шиффер.
— Спасибо.
В спальне Шиффер надела взятые напрокат вечернее платье и драгоценности, потом позвала своего рекламного агента, чтобы та помогла ей с молнией. Подбоченившись, она заявила ей:
— Я подумываю о переезде. Мне нужна более просторная квартира.
— Можно найти ее прямо здесь. Такой замечательный дом!
— Мне он надоел. Слишком много новых лиц. Не то, что раньше.
— Кое у кого неважное настроение, — определила Карен.
— Неужели? У кого?
Шиффер, ее рекламный агент, стилисты и визажисты поехали вниз и разместились в ожидавшем их у подъезда лимузине. Карен открыла сумку, достала ежедневник и стала просматривать записи.
— В Letterman’s подтвердили вторник, Michael Kors прислал вам на примерку три платья. Помощники Мерил Стрип спрашивают, будете ли вы на поэтическом вечере двадцать второго апреля. Помоему, это заманчиво: вопервых, Мерил, вовторых, высокий класс. В среду у вас эфир в час дня, поэтому я назначила фотосессию журнала Marie Clairе на шесть утра, чтобы с этим покончить: их репортер придет вас интервьюировать в четверг. В пятницу вечером приезжает президент Boucheron, он уже пригласил вас на небольшой прием в двадцать нольноль. Думаю, вам надо принять это приглашение — вреда не будет, к тому же они могут использовать вас в рекламной кампании. Днем в субботу телеканал хочет снимать рекламные ролики. Я пытаюсь перенести это на вторую половину дня, чтобы вы успели выспаться.
— Спасибо, — сказала Шиффер.
— Как насчет Мерил?
— Это еще когда будет! Я пока не знаю, доживу ли до двадцать второго апреля.
— Значит, приглашение принято, — решила Карен.
Визажист приготовила тюбик блеска для губ, и Шиффер подалась вперед, подставляя ей губы. Поворот головы — и стилист распушил ей волосы и брызнул на них лаком.
— Как называется эта организация? — спросила у Карен Шиффер.
— Международный совет модельеров обуви, ICSD. Деньги пойдут в пенсионный фонд работников обувной промышленности. Вы вручаете премию Christian Louboutin и сидите за его столиком. Ваши реплики выводятся на телесуфлер. Хотите заранее их проверить?
