– Слушаю. – Голос в трубке стал еще более зловещим. – И могу дать два совета.
– А именно?
– Мистер Бернарди не любит анонимных звонков, а ложные обвинения приводят его в бешенство, так что тебе лучше заткнуться, а не то…
– Передай ему, пусть катится прямо в пекло! – завизжала она.
Пауза была короткой.
– Он тебя там встретит, милочка, но он предпочитает дальний путь, так что скорой встречи не жди. Хочешь послушать второй совет?
– Ничего я не хочу от грязной итальянской свиньи!
– Не забывай молиться каждый вечер.
Скользкая от пота трубка едва не выпала из ее руки. Если Джо Бернарди ее когда-нибудь найдет, ей конец.
Натали подхватила свой новенький саквояж из крокодиловой кожи, последний подарок Фанни. Они выбирали его вместе у «Марка Кросса» всего несколько дней назад.
К этому моменту, с горечью думала Натали, Зильберштейн наверняка уже все разболтал Фанни, и та теперь будет ее ненавидеть до скончания дней.
Словно издалека до нее донеслось последнее приглашение на парижский рейс. Ей уже пришлось потратить столько драгоценного времени и усилий, чтобы раздобыть место на первом самолете, улетающем в Европу, – будь она проклята, если теперь рискнет пропустить свой рейс. Ее охватило странное чувство: смесь ненависти, горя и желания истерически расхохотаться. И еще чувство приближающейся опасности.
Она проклята. Проклята, если улетит, и проклята, если останется.
В четыре часа той самой ночи, когда Барбара была убита, Даниэль проснулся в больничной палате. В этот страшный час он оказался один.
На один блаженный и краткий миг лекарства отсрочили приговор. Дверь открылась, и он увидел золотистые волосы. Его душа подобно ракете взмыла к небесам из отяжелевшего тела.
– Барбара?
И тут он увидел больничный халат.
– Все в порядке, мистер Стоун?
Даниэль закрыл глаза и увидел Барбару, лежащую на ковре, увидел зияющие раны, услыхал свой собственный крик и учуял запах крови…
Он открыл глаза. В руке медсестры, стоявшей над ним, был зажат шприц. Он схватил ее за запястье.
– Помогите мне, – прошептал он.
– Ну, конечно, мистер Стоун. – Она успокаивающе похлопала его по руке. – Позвольте, я сделаю вам укольчик…
Даниэль крепче стиснул ее руку.
– Я хочу умереть, – отчетливо произнес он. – Прошу вас, пожалуйста, помогите мне. Убейте меня.
У медсестры было молодое и милое личико. Она сочувственно склонилась над ним, и рука Даниэля бесчувственно упала на одеяло.
– Вы должны жить, мистер Стоун, – послышался ласковый шепот, беспощадный, как приговор.
Игла вонзилась ему в руку, сознание покинуло его.
Его привезли вместе с Котом в квартиру у Центрального парка и поместили их, опять-таки вместе, в спальню для гостей. Их пичкали седативными средствами, куриным бульоном и любовью, пока боль не начала наконец понемногу отпускать. На пятый день они оставили Бобби и Кота на попечение Роберто, а сами улетели в Миннеаполис, откуда гроб с телом Барбары перевезли в Нортфилд с печальным эскортом, состоявшим из Андреаса, Александры, Фанни, Леона и Сары, Роланда и Кэт. Барбару вместе с их неродившимся младенцем похоронили на местном кладбище, где уже покоились ее родители. Друзья беспомощно стояли рядом, опасаясь того момента, когда нужно будет бросать землю в могилу. Никто не знал, чего ждать от Даниэля. Но Даниэль ничего такого не сделал: просто бросил ком земли на полированную крышку гроба и отошел.
Когда они вернулись в Нью-Йорк, Даниэль четыре дня подряд просидел неподвижно на жестком стуле с прямой спинкой и четыре ночи пролежал, стараясь не смыкать глаз. Он не плакал, ничего не говорил. Кот не отходил от него ни на шаг. Ничего не понимающая, но полная сочувствия маленькая Бобби терпеливо простаивала часами возле Даниэля, своими теплыми маленькими ручками согревая его холодные руки. Ее мать с беспокойством наблюдала за ними, а Андреас как безумный метался взад-вперед по коридору в бессильном гневе.
На одиннадцатый день Даниэль сказал, что должен вернуться домой, поэтому Андреас и Александра перевезли его туда и остались на ночь, опасаясь, что он может что-то сделать с собой. Когда Андреас заглянул к нему утром, он обнаружил Даниэля сидящим на ковре, с которого пятна крови уже успели удалить в химчистке. Взгляд у него был затравленный. Верный Кот сидел у него на руках.
– Он должен выплеснуть свое горе! – сказал Андреас Александре.
– Дай ему время, – ответила она. – Пожалуй, нам сейчас следует оставить его одного.
– Я не могу!
– Придется.
Когда Даниэль после долгого перерыва вновь обрел способность общаться с окружающими, он мог говорить только о собственной вине. Чувство вины поглотило его целиком. Он сидел в своей библиотеке и листал книгу афоризмов; он обнаружил, что Софокл, Эсхил и Корнель с ним заодно: Бернарди нельзя осуждать за то, что он отомстил за смерть своей жены. Если бы Даниэль не сбежал тогда, в 1954 году, сицилиец наказал бы его, а не Барбару… Его терзали прошлые грехи… его мать и сестра, оставшиеся в Германии и погибшие, в то время как он бежал и остался жив… его отец, которого он тоже бросил на произвол судьбы… И, наконец, его жена и ребенок.
Грехи Даниэля, реальные и воображаемые, ворочались в нем, как клубок змей, и пожирали его изнутри.
– Я должен что-то сделать! – заявил Андреас Александре.
– Но ничего сделать нельзя. Полиции нельзя рассказать правду о Бернарди или о Натали, в этом мы все сошлись с самого начала. Это лишь принесет Дэну еще больше горя.
– Я должен что-то сделать, – упрямо повторил он.
– Будь Дэну хорошим другом. Вот все, в чем он нуждается, – посоветовала Александра.
– Он говорит о Натали так, будто она просто сыграла роль катализатора!
– Возможно, так оно и было. Она настоящее чудовище.
Андреас нанял частного детектива, чтобы разыскать Натали, сам не зная, что будет делать, когда найдет ее. Потребовалось почти два месяца, чтобы ее выследить. Она обосновалась в Париже, в восьмикомнатной квартире на авеню Нейи рядом с Булонским лесом. Получив отчет сыщика, Андреас выжидал еще пять дней. Ему нужно было разобраться в своих собственных мотивах и кое о чем спросить свою совесть. Он не сомневался, что, если передать полученные сведения Даниэлю, это ничего ему не даст, кроме лишних страданий. Но если вообще ничего не предпринять, Натали Брессон так и останется безнаказанной. Этого он так оставить не мог.
На шестой день Андреас вошел в будку телефона-автомата на Лексингтон-авеню и сделал анонимный звонок Джо Бернарди.
За пять дней до Рождества Натали, жившая под девичьей фамилией матери – Журден, – пришла домой и обнаружила, что ее дожидаются трое вооруженных мужчин.
