– Не надо. Я нынче не в загуле. Вчера случайно сорвался.
Они молча поднялись на лифте и вошли в квартиру.
– Ты вчера звонила ночью? – спросил Воробьев.
– Звонила. Ты меня поначалу за свою жену принял.
– Я всех за нее принимаю. Так что у тебя случилось?
– Да ничего не случилось. Просто позвонила сказать, что вернулась и готова к работе.
– Да? – недоверчиво спросил он. – Мне тревога в твоем голосе почудилась. Так и заснул с таким подозрением, что у тебя что-то стряслось. Серьезное.
– А что из того, если и стряслось? – Она поставила на плиту чайник, а Воробьев уселся к кухонному столу.
– По ночам ты раньше никогда не звонила.
– Так и что?
Он посмотрел на нее задумчиво, усмехнулся и проговорил неторопливо:
– Видишь ли, один большой французский писатель, Антуан Экзюпери, как-то выразился в том смысле, что мы, то есть люди-человеки, отвечаем за тех домашних животных, которых мы приручили. Отвечаем за их судьбу и жизнь. Вот меня твоя тревога и насторожила.
– Так ты что, меня за прирученное животное, что ли, держишь? – насмешливо и без особой обиды спросила Нина.
– Да вроде того, – без всякого смущения ответил он. – Видишь ли, я так о тебе мало знаю, что ты для меня, в смысле восприятия как личности, ну, не больше чем домашняя собака. Хорошая, добрая, надежная собака. Со способностями, не очень породистая, но уж так получается.
– Спасибо, – сказала Нина. – Как я теперь понимаю, ты и жену свою за домашнюю собаку держал. Вот она от тебя и усвистала.
– Я вот что тебе скажу, – он посмотрел ей в глаза. – Ты, как я по тебе вижу, влипла в дерьмо. И если хочешь от меня помощи, то изволь мне рассказать, если не всю твою пресную, скучную и стандартную жизнь, то хотя бы те ее места, откуда сейчас ждешь удара.
– Женя, – беспомощно ответила она, – я не знаю, с какой крыши мне на голову сейчас кирпич упадет. Но знаю, что наверняка упадет.
– Ладно. Не паникуй. Проработаем ситуацию по методу классической дедукции, как нам завещал это великий Шерлок Холмс. Только учти, Нина, как только я почувствую, что ты мне хоть в мелочи врешь, тут же встану и уйду. И пусть тебе хоть гора на голову упадет, я пальцем не пошевельну.
– Женя, но ведь такого не бывает, чтоб человек говорил про всю свою жизнь, про хорошее и плохое, что было, только правду. Это же совершенно...
– Противоестественно, согласен, – подхватил он. – В таком случае будешь увиливать от ответов на мои вполне конкретные, дедуктивные вопросы, но только не ври.
– Хорошо, попробую, – слабо улыбнулась она.
– Итак, как известно из разных источников, ты куковала в местах не столь отдаленных.
– Да. Но главный обвинитель умер и перед смертью сознался, что я не виновата.
– Звучала в литературе да кино и такая красивая легенда. Ей можно верить?
– Ее можно проверить.
– Мстителей за этого страдальца-обвинителя нет?
– Какой там. Это ж все так было давно.
– Когда в лагерях сидела, ни с кем так не завраждовала, чтоб человек к тебе лютое чувство мести на всю жизнь поимел?
– Нет. Если ты сможешь это понять, то самые лютые враги в лагерях на свободе про эту вражду забывают. Нет, там ничего такого не было, кроме обычных бабьих склок.
– Ага! Только надо учесть, что бабы-то не совсем обычные. Или я не прав?
– Там всякие. Были и колоритные фигуры.
– Закончили это. Ни у кого ничего не похищала всерьез? Крупные суммы, ценности?
– Я? Лично? Нет, – решительно ответила Нина.
– Ага. Ответ прозвучал с колебаниями.
– Нет! – обидчиво сказала Нина. – Ничего такого особенно ценного, да и не ценного я лично ни у кого не похищала.
– С какой-нибудь подругой общего кавалера не делила? Женихов не отбивала?
– Своих хватало! – засмеялась Нина.
– А где твой муж? – резко спросил он.
– Какой муж?
– Отец твоего ребенка, скажем так.
– Его нет...
– Помер?
– Не знаю.
– Это уже полуправда.
– Считай, что в данном случае я увиливаю от ответа, – с трудом сказала она. – Но клянусь тебе здоровьем Игорешки, что в этом плане у меня никаких врагов нет и быть не может.
– А может, тебе это только кажется?
– Не кажется. – Она вздохнула и вдруг как-то единым духом выпалила всю историю рождения своего сына, рассказала про вчерашний ночной звонок Нинки-маленькой, несколько слов сказала и про Игоря, и все это получилось вдруг легко и без осложнений.
– Подожди, один момент не ясен. Ты что, сама по себе родить не могла?
– И не рожу никогда, – жестко ответила она.
– Оставим тему, – быстро сказал он. – Она действительно стоит в стороне от твоих возможных врагов. А может, они не явятся?
– Нет. Наталье врать незачем.
– Извини, но я не в восторге от образа твоей Натальи.
– Все равно. Она не выдаст. Это проверено.
– Хорошо, коль скоро ты не принимала активного участия в разного рода, скажем так, авантюрных делах, то, быть может, в чем-то принимала пассивное участие?
– Не понимаю, Жень.
– Ну, скажем, была свидетельницей. Ограбление банка. Или при тебе тонул человек, а ты со страху не помогла. Или случайно увидела жуткое убийство.
Нина сидела и чувствовала, как ее окатили сперва шайкой ледяной воды, а потом – кипятком. Повторила тупо:
– Убийство?
– Да.
– Да, – механически повторила она.
– Что – да? Видела, как убивают?
– Почти. В прошлом году.
Воробьев помолчал, снял с плиты закипевший чайник, насыпал в чашку растворимого кофе и сказал:
– Что замолкла? Рассказывай и это. Если, конечно, пока пострадавшему голову топором рубили, ты его за ноги не держала. Это уже не свидетельство, а соучастие, и мне придется о тебе в правоохранительные органы докладывать.
Рассказ о том, как Нина увидела в кухне ресторана труп красавца грузина Арчила, как завзалом Эдик и неизвестный ей Штопор потом этот труп пытались прятать, как Эдик подозревал ее, Нину, и говорил об этом почти прямо, не занял и десяти минут.
Воробьев засмеялся облегченно:
– Ну вот, мы и знаем, откуда ноги растут. А это уже легче.
– Чем легче, Женя?
– А тем, что знаешь и видишь опасность. И значит, уже вооружен против нее.
– А что теперь?
– А теперь одно из трех. Либо тебя будут шантажировать, либо подкупать, либо будут убивать, чтоб ты навсегда замолкла и никаких свидетельских показании никому не давала.
– Успокоил!
– Да уж по-другому не умею.
Нина посмотрела в его спокойные глаза и еле выговорила:
– Женя... Мне страшно. Может, я куда убегу?
– Можно и убежать, – согласно кивнул он. – У тебя как, есть для этого аргентинский паспорт?
– Зачем аргентинский?
– А затем, что уж если бежать, то не ближе, чем Аргентина. Боюсь, что в городе Моршанске ты не спрячешься.
