спускаюсь в подвал.
Нахожу там жестяную канистру с горючим. Им я поливаю все, что только вижу перед собой. Брызги горючего разлетаются по всем углам в доме. Отравляют воздух парами, от которых пекут глаза, дерет глотку и невыносимо вяжет рот.
Как я и сказал, нужно давно было уже избавиться от этого дома.
Вот... Появился повод.
Очистив разум от противоречивых мыслей, я поливаю лестницу, каждую ее ступеньку, затем пропитываю бензином ковровые дорожки, ведущие к комнатам второго этажа.
Я ставлю канистру у двери спальни, где "отдыхает" Рифат, поднимаюсь за спичками и в три прыжка возвращаюсь обратно.
Рифат к этому времени уже пришел в себя. Прислонившись спиной к стене, он неподвижно сидит. Смотри в окно на луну и не издает при этом ни малейшего звука.
Я присаживаюсь на пол возле него и вымученно откидываю голову на каркас кровати.
В глаза бросается его шея с синюшными отпечатками моих пальцев и стеклянный взгляд, в котором не наблюдается ни малейшего намека на протест. Он словно намеренно шел на свою смерть.
— Рассказывай! — выплевываю я злорадно. — Зачем ты пришел сюда?
Он на секунду переводит на меня взгляд, а после вновь возвращает в окно.
— Ты ведь сам хотел со мной повидаться. Я решил не тянуть до утра.
— Как великодушно с твоей стороны. Ну, и как ты избавился от охраны? Ты их подкупил? Или они в сговоре с тобой?
— Ни то, ни другое, — обыденно отвечает Рифат, лязгнув наручниками о трубу, проверяет их надежность. — Ночью охрана не дежурит под дверью. Я мог спокойно выбраться из комнаты. А попал я к тебе благодаря системе подземных тоннелей. Мой отец купил дом уже возведенным. Он не знает, что под ним построен целый подземный город. Информация о тоннелях была строго засекречена властями. На картах они никак не обозначены, но мне не составило труда раздобыть сведения о них. Деньги порой решают все.
— Это уж точно! — из-за накопившегося раздражения я не могу усидеть на месте, отчего пинаю его по ноге носком ботинка. — Ведь ради денег ты все это и затеял!
Качнув головой, Рифат смотрит на меня с презрением и противную ухмылку натягивает на лицо. Он словно мысленно насаживает меня на вертел, чтобы заживо зажарить и скормить своим верным шавкам.
— Ты не прав, Эмир. Не ради денег. И даже не ради власти, как думает отец. У меня и без того могло быть все, о чем я только подумаю: богатство, признание, женщины.
— Но тебе этого стало мало, и ты решил позариться еще и на чужую семью!
Рифат оскаливается. Он выставляет на меня указательный палец.
— Ты всегда для меня был застрявшей костью в горле. Не нужно было тебе возвращаться в Стамбул! Сидел бы в своих Штатах и ничего этого не было! Ничего! Я ведь все давно забыл. Стер из памяти все, что твоя семейка на пару с моим отцом сотворили со мной! — он делает вынужденную паузу, увидев, что я у меня не находится этому слов. Все, что я хочу, — вгрызться ему в глотку и изодрать его в потроха. Рифат хмыкает и продолжает: — Думаешь, почему у Мерьям шизофрения?
По темечку будто щелкает что-то.
Так вот откуда ноги растут...
Ну, конечно же...
— Хочешь сказать, ты тоже болен? — озвучиваю свои догадки, на что Рифат кивает несмело, словно извиняется предо мной.
— По молодости как-то слетел с катушек. Обеспокоился за свое состояние и решил пройти обследование в тайне от отца. Но шизофрения не стала для меня приговором, я смог побороть себя. Научился сживаться со всеми своими внутренними демонами, а потом объявился ты и отнял у меня Мерьям! Я был вне себя, боялся, что она не выживет из-за ранения. Тогда круг замкнулся и я перестал бороться с собой и со своей болезнью. Я стал жестоким, потому что так мне было гораздо проще, — шипит он сквозь сжатые челюсти.
Рифат плечом дергает раз за разом в надежде хоть как-то избавиться от наручников, но металл врезается ему в запястье, доставляя боль.
— Ты не должен был приезжать! Не должен был лезть к Мерьям со своей дурацкой любовью! Со мной ей было лучше! — бьет он себя в грудь кулаком. — Я знал, как подавить эту болезнь, я мог ослабить ее! А стоило тебе появиться в ее жизни, как ты запустил необратимый процесс! Спроси, что теперь стало с Мерьям? Это уже не она. Оболочка, а внутри нее ни-че-го. Теперь такая же участь ждет и Арслана. Рано или поздно болезнь и до него доберется. И все это из-за одного твоего неверного шага! Поэтому я хотел вытащить эту кость из своего горла и сломать! Я хотел стереть тебя в порошок! Отомстить! Диана стала лишь пешкой. Признаться, я не думал, что она настолько уж важна для тебя, чтобы рисковать своей жизнью. Но ты удивил! Тебе удалось обставить меня и забрать у меня еще и Диану.
Накаляюсь до предельного максимума. Я резко отталкиваюсь от пола. В приступе разрушающей ярости замахиваюсь рукой. Рифат испуганно втягивает голову в плечи, закрывшись от меня свободной рукой. Мой кулак останавливается в считанных сантиметрах от его лица.
Дышу часто, подавляю внутри себя безумный накал, способный уничтожить остатки разума.
— Она была моей! — ору до хрипоты, возвышаясь над ним. — Никакого отношения к тебе она никогда не имела и иметь не будет!
Рифат убирает от головы руку и нахально усмехается мне прямо в лицо.
— Тебе напомнить, что формально она замужем за Игорем? Ему она принадлежит.
— Это было незначительное недоразумение, которое с твоей подачи я исправил.
— Выходит, убил муженька? — искренне удивляется он, затем обращает внимание на мою перебинтованную ладонь. — Не без труда, но все же убил. Хотя что это я? Это же твой привычный образ жизни. Я сделал бы абсолютно так же. Мы с тобой похожи. Различие наше лишь в том, что в своей жизни я никого не убивал, а сколько людей погибло по твоей вине?
Этим он и давит. Давит на людей, делая их виноватыми, обязанными ему. Кто-то не выдерживает такого прессинга и ломается, становится его марионеткой, которая подбирает с пола его объедки и выполняет всю грязную работу за него. Ну а тот, кто осмеливается оказывать ему сопротивление, удостаивается подачи холодного блюда под названием "месть". Месть из пустого места. Просто потому, что он наивно предполагает, что мир вокруг него только крутится.
Когда я поднимаюсь во весь рост, Рифат судорожно вздыхает и прижимается к углу. Наверное, подумал, что своими последними словами смог задеть меня. Уколоть.
Он задел, но не до такой степени, чтобы вновь марать об него свои руки, которые и без того по локоть в крови, как он тонко подметил.
— Много, — выдыхаю я, ощущая во рту горечь. — Настолько много, что этот список имен уже не счесть. Но и это еще не все. В нем не хватает как
