— Закрой глаза. — Целуя руку Алисы, попросил мальчишка.
— Зачем закрывать глаза во сне? — риторически поинтересовалась Алиса, выполняя просьбу.
— Я расскажу тебе сказку, и голова перестанет болеть, — парнишка пересел на краешек кровати и продолжил водить рукой по разбросанным по всей кровати волосам девушки с блаженно закрытыми глазами. — Жил был царь, да царь был насколько богат, что не знал, куда свои деньги девать. У царя была царица, привезенная по заказу, красоты небесной с ирландскими чертами лица, хотя светловолосая, худощавая, хозяйка очага и художница. Да, царица была и рада своему замужеству — рисовать могла днями, песни петь и не нуждаться ни чем, только было одно „но“, она должна во всем повиноваться. В последний день зимы, февраль, родила девица господину батюшке сынка, а спустя еще пять лет — у него появилось еще две доченьки, копии мамочки. Сыном тогда восхищались все в округе: сестер любил, лелеял и играл с ними, учил иностранные языки, любил кататься на велосипеде и рисовал, как и мать, да только царь считал это делами не достойными настоящего мужчины. По исполнению восемнадцати лет, царь батюшка отдал Василия служить, дабы дурь с головы прогнать.
— Мне не нравится имя Вася, — приоткрывая глаза, сказала Алиса.
— Как скажешь. Матвей отслужив два года в славном полку грозного воевода, собирая вещи он домой, получил письмо с мольбой от сестры родной: „Приезжай, скорее мчись, тут отец гнев на мне сместил!“.
Парень, славный малый, знал, как царь лютует грозно и не жалеет ни жену, ни дочерей, под руку попадавших и помчал скорей спасать милых девушек домой. Переступив порог родного дома пахнущего вечно городской суетой … Парень замолчал и прибрал руку с волос девушки. Она уснула, тяжело дыша и всхлипывая. Он посмотрел на циферблат своего роликса и медленно направился к двери, оглядываясь. Ноги не хотели уходить, как и ум, просили остаться и успокаивать девушку, прогоняя боль и плохие сны. Вот так просто сидеть, рассказывать сказки и быть другим собой, таким, которого он сам себя не знал до нынче. Он не понимал, как девушка, сама не стараясь, меняет его мировоззрение, делала более мягким, человеком с принципами и желанием быть лучше. В его плеере все чаще играла песня со строчкой: „Думай обо мне лучше и может я действительно стану таким?“ неизвестной ему группы. И главное, его это раздражало, выводило с себя, когда он задумывался, что будет при долгом времяпровождением с ней вместе, как он изменится?
— Так не правильно уходить! Я не люблю, когда уходят по-американски — не попрощавшись. — Алиса перевернулась на левый бок, положив руки под голову, — Поцелуй меня. Светловолосый парень вернулся назад, наклонился над девушкой и чмокнул ее в губы, быстро отклонившись, чтоб ее руки не обвили его шею, иначе будет сложно себя сдерживать от животного желая целовать ее днями напролет.
— Ты сделал это, как ребенок. Хочу поцелуя! — закапризничала Алиса, протягивая руки в сторону уходящего парня.
— Бусинка, я сейчас сделал второй взрослый поступок завсегда. Мне пора, — он набрал полные легкие воздуха смешанного с медицинским спиртом, бурбоном и лекарствами, наполняющими комнату, добавил: — Если запомнишь наш совместный сон — ты знаешь, где меня найти. У тебя есть подсказка.
— Где? — Крикнула вслед Алиса, пропавшему с ее вида образу и тут же уснула под руководством Лоры, летающей над постелью и произносящей заклинания снятия боли, защиты от ангелов и поиска старикана мужа Карла. До утра девушка спала непробудным сном, не слыша, как настоящий доктор вернулся в квартиру и проведывал пациенту три раза.
Зубная и головная боль — самые противные вещи придуманные шутниками на небе во время изобретения нового организма, поселяемого на землю — человека. Я проснулась в половине двенадцатого от громких криков под ухом: „Я тебе покажу, как побеждать, амеба локаторная!“, адресованных Наташкой в сторону моих ног. Подруга не скучала, находясь у меня уже третий час, заставила врача перенести телевизор с прихожей в спальню и заботливо привезла свою приставку с шестью джойстиками, отказавшись комментировать — зачем сколько. С другой от меня стороны в кресле качалке сидел доктор, посматривая то на черноволосую, то на телевизор, глазами извиняясь перед мною, но продолжая играть с Наташкой в гоночки, пока мое зрение не пришло в норму, не могу сказать точно какие, ибо звук с лучших намерений был выключен.
— Проснулась? — завизжала Туся, проигрывая своему напарнику и размахивая джойстиком в разные стороны, словно она в жизни оседлала машину и является гонщиком мирового уровня, — Эй, док, сделай ей укол! Пускай поспит!
— Не, еще надо проверить Алису! — грубым низким басом отозвался доктор, добавив, что его зовут Сергей Кириллович, но можно просто Серега. Сегодня доктор был не во врачебной форме: без халата, защитной маски и дурацкого белого колпачка. Сфокусировав зрение на сидящем парне в кресле качалке, я искрение пыталась не рассмеяться, прикрывая рот одеялом. Доктор выглядел, как один из героев мультика „Три поросенка“: пухленький, как новорожденное дите, круглолицый, выпученные серо-зеленые глаза, нос пятачком с сильно вздернутым краешком, когда он сидел на стуле — пузо сидело у него на коленях.
Одетый в темных джинсах и бело-красную майку, плотно облегающею верхнюю часть тела.
— Леша передавал тебе: „Привет, красотка! Выздоравливай быстрее, ты мне обещала составить компанию на петушиные бега и те-че-ка“, — Наташка отложила джойстик в сторону и поцеловала меня в лоб с громким противным звуком, специально сделанный подругой для усиления эффекта передачи прямой речи, — Это тоже тебе передал мой фазе, мазер.
— Что за те-че-ка?
— Фу! Ты не правильно ударение поставила! Это „и так далее“. Вот за что я люблю свою подругу, что перед ней можно показывать свои истинные желания, рассказывать все-все наболевшее, а еще, что есть сейчас важное, врезать этой паршивице в порыве гнева. Последнее я так и сделала: вытащила втихаря левую руку с-под одеяла, протянула к ее ляшке, обтянутой коричневыми блестящими лосинами и ущипнула, отомстив за „мазер“. Подруга взвыла, как волк на полнолуние, на все этажи дома.
— Вот те и на! — потирая одной рукой больное место на ноге, возмущалась Туся, пока второй выключала консоль нового поколения. — Но, ты можешь даже не надеяться, что я обижусь и съеду! Ты живешь в центре, больная, одинокая, как я могу тебя бросить? Ты меня так просто не избавишься, козулька крутая! — пригрозила Наташка, указательным пальцем смотря вперед на корзинку со сладким, больше похожую на корзину для белья, откуда-то взявшейся в спальне, и с криком: „Оооо!“, поднялась на ноги и перескочила через мои ноги, добавляя:- Теперь ты не вырастешь, даже если в тебя положить тонну „Растишки“, пока я назад не переступлю. Я перевернулась на бок, улыбнулась солнышку и головной боли, ослабевшей сегодня в половину. Главным достижениями этого утра, которое войдет в топ пяти лучших утренних пробуждений в моей жизни, стали две вещи: рядом со мной заботливый человек — подруга, которая, хоть и корчит с себя большую железную леди с чертами сладкоежки, но никогда не даст меня в обиду, не предаст и будет рядом, даже в ущерб себе (хотя, это я уже наверное загнула), и вторая — я помню частички своего сна. Должна сказать, приятного сновидения, загоняющего в краску и вызывающего мурашки по телу, словно это было не в моем буйном воображении, а наяву. Мои губы довольно пытались расползтись в улыбке, но я тщательно пыталась сдерживаться. Для меня б запоминание любого сна стало феноменом, даже если б снилось, что я стригу овечек, большим в квадрате удивлением, но этот особенно грел изнутри и крутился перед глазами, даже открытыми. Что ж в нем было, спросите вы? Я вот так, как и сейчас, лежала на правом боку с закрытыми глазами и ругалась с головой, разрывающей на осколки от неугомонной боли в передней лобовой части и тут раздался он, голос моего умиления, успокоения, тот самый, что звонил сообщить о выигрыше (или не выигрыше, а подарке, если верить Катерине). Как и наяву, так и во сне, его голос пробивал меня до радостной дрожи, своими бархатными нотками. Открыв глаза, меня постигло разочарование — он сидел спиной к окну, единственному источнику света в комнате, и поэтому было только очертания, но мне сложно вспомнить их. Нету в жизни справедливости! Увидела его и то забыла. Ах, как же приятны прикосновения рук с легкими ароматом духов с ярко выраженным привкусом мужчины своим тонким набором сочетаний в букете восточных приторных благовоний с ванилином, не резких и не бьющих в легкие, заграждающим потоком остальные запахи комнаты. Я, вдыхая полной грудью запах своих волос, небрежно раскиданных подомной, кажется, аромат со сна оживает, и чувствую его благоухание на себе. В таких бережных красках аромата, соблазняющего голоса, нежных прикосновений его рук обычно принято переводить отношения на новый уровень.
