– А как насчет того, чтобы написать самому? – Джордж бросил на стол деньги за выпитое и повернулся к Лоис:
– Хочешь остаться здесь с этим остолопом или пойдешь со мной? Я знаю местечко на пляже, где можно потанцевать.
Джордж начал ухаживать за Лоис и отбил ее у Сэнди. А затем члены клуба «Сигма Дельта», один за другим, с изумлением стали обнаруживать, что их «избранницы» стали возвращать им клубные значки, субботние вечера им приходилось проводить в одиночку, а девушки, которые принадлежали им по праву, стали куда-то исчезать. Так Джордж сделал для себя открытие, что через женщин можно добиться своего. Высокомерные вожаки «Сигмы Дельты», которые прежде отвергали его, теперь вынуждены были с ним считаться.
Белозубый, черноглазый, с волевыми чертами лица, Джордж приобрел репутацию покорителя женских сердец. Но он не был просто безжалостным соблазнителем, в любовь он вкладывал душу. Может, потому, что у него были сестры, или потому, что от природы он был наделен добрым сердцем, или, наконец, потому, что с детства ощущал себя неудачником, но так или иначе он не просто спал со своими однокашницами, он любил их. Ему нравилось в них многое – как они смеются, плачут, думают, сидят, танцуют, добиваются, чего хотят; ему нравилась их интонация и способность вдруг рвать отношения, тайна, их окружавшая, их внутренняя похожесть и вместе с тем неповторимая индивидуальность. И их было так много! Невысокие и субтильные; высокорослые и мускулистые; брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие; они различались на запах и на вкус, прикосновения их были различны, и манера любить – тоже. В начале шестидесятых сексуальная революция только начиналась, и Джордж был одним из первых ее бенефициантов. Самозабвенно погружаясь в сексуальные приключения, он стал университетской знаменитостью по этой части.
Его называли Уоррен в честь Уоррена Битти. А девушка, избранная королевой на местном конкурсе красоты, заявила, что за ним стоит и еще один Джордж – Джордж Хэмилтон, чего он не стал отрицать.
Он добился своего – отомстил. Но полного удовлетворения не было, ибо каждая новая победа взывала к следующей.
Окончив колледж, Джордж получил работу в архитектурной фирме Майами, где у него был роман с дочерью одного из владельцев. Оттуда он отправился в Вашингтон, получив место в обществе по охране исторических памятников. Тут у него завязался роман с дочерью влиятельного сенатора с Запада; далее он связался – что выдавало в нем тайного бунтаря – с самой авангардистской архитектурной фирмой, которая проектировала и строила загородные дома для богачей. Дома были пятиугольной формы, с овальными окнами и выкрашены во все цвета радужного спектра. Хотя предполагалось, что Джордж будет лишь вносить некоторые улучшения в уже существующие проекты, Джорджу удалось найти новые оттенки в цветовом диапазоне, к которому привыкли его хозяева: фисташковый, лимонный, коралловый. Когда роман Джорджа с женой хозяина стал принимать серьезный характер, на них с мужем снизошло религиозное озарение, и, оставив дома, проекты, переговоры на середине, они взяли чемодан и отправились медитировать в Индию.
Джордж принял этот поворот судьбы как дар богов и уехал в Нью-Йорк, куда давно стремился. Всего за неделю он нашел здесь работу в гигантской и весьма уважаемой корпорации «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке», которая строила небоскребы, торговые центры, конторы, фабрики и заводы. «ТОБ» считалась чем-то вроде Тиффани в архитектурном мире, и, попав сюда, Джордж счел, что наконец-то расплатился за унижение, пережитое им, когда его не приняли в студенческий клуб. Наконец-то он нашел то, что искал, получил то, что заслуживает. Никто здесь не считал Джорджа «каким-то греком», все видели в нем приятного и одаренного молодого художника.
– Весьма талантлив, – заметил Эзра Тайдингс, один из основателей фирмы. Он взял Джорджа под свою опеку и включил в элитную группу дизайнеров, которые занимались тем, что здесь имело название работа для «партнеров». Имелись в виду заказы от друзей – заказы, которым уделялось специальное внимание, ибо от них зависело процветание и репутация фирмы.
За первые три года работы Джордж участвовал в проектировании яхт, в оформлении интерьеров нескольких частных самолетов, в строительстве большого количества квартир в кооперативных домах и роскошных домов отдыха в сельской местности. Джорджа и его работу высоко ценили в фирме. Не стремясь к авангардистским крайностям и в то же время избегая унылой старомодности, Джордж выработал манеру, которая в точности соответствовала стилю фирмы. Ему дали понять, что здесь перед ним открываются отличные перспективы.
– Вы можете рассчитывать на то, что в свое время возглавите «партнерский отдел», – сказал Эзра Тайдингс. – Если это не устраивает, подыщем что-нибудь еще.
Но дело было в том, что такие предложения не соблазняли Джорджа. Теперь, когда те люди, в чей круг он всегда стремился войти, оценили его, Джордж вдруг почувствовал, что ему с ними неинтересно.
– Я не корпоративный человек. Я любовник-одиночка, – говорил он своей нынешней любовнице Ине, младшей дочери Эзры Тайдингса.
Все еще считая себя неудачником, Джордж подумывал о собственном деле. Он хотел раз и навсегда освободиться от любой зависимости, от окружающих. И когда Ролли Леланд, тоже некогда работавший в «ТОБ», а ныне возглавлявший небольшую, но весьма преуспевающую фирму, предложил Джорджу партнерство, тот с удовольствием согласился.
– Белый, англосакс, протестант – и грек, – полушутливо-полусерьезно говорил Джордж; он уже успел основательно познакомиться с нравами Нью-Йорка, где снобизм сочетался с либеральностью. – Да, мимо нас никто не пройдет. – Он оказался прав.
Хотя мастерская у Ролли с Джорджем была небольшая и работали они только вдвоем, бороться за выживание не пришлось. Состояние экономики начала семидесятых благоприятствовало их начинаниям, и через три года, в 1974-м, «Курас – Леланд» уже могли похвастать оформлением витрин множества галантерей, расположившихся на Мэдисон-авеню, между Пятьдесят седьмой и Семьдесят пятой улицами.
– Возвращайтесь к нам, – сказал Джорджу Эзра Тайдингс, пригласив его как-то на обед. – Всегда будем вам рады.
Именно эти слова Джорджу обычно говорили девушки. Он никогда не оставлял после себя разбитых горшков и разбитых сердец.
– Ничего не выйдет, – заявил Джордж и, Приняв серьезный вид, добавил: – Я не хочу работать на своего тестя.
Старик не спеша допил свое двойное виски, затем поднялся и обнял Джорджа.
– Я никогда не вмешивался, – сказал он, – но, признаюсь, надеялся, что у вас с Иной получится что-нибудь серьезное.
