ее. Не люблю, когда она кричит, и не люблю, когда она прикасается ко мне.
Она выталкивает меня в коридор, а затем на лестницу, чтобы я поскорее спустился вниз. Нет, я не хочу быть наказанным. На улице идет снег, мне будет холодно.
– Снимай свитер и брюки! И туфли на этот раз тоже снимай.
Она все вырывает у меня из рук и тащит. Мне больно. Она распахивает дверь гостиной.
– Нет! Я НЕ ХОЧУ. Холодно!
– В следующий раз подумай, прежде чем бить его.
Она толкает меня, и я падаю в снег. Мне холодно и очень больно. Когда я встаю, чтобы подбежать к двери, она уже захлопывается.
Дрожу. Я стоял у стены все время, пока был снаружи, но все равно дрожал. Не могу остановиться, зубы стучат.
Тристан сказал мне, что если плакать, то останешься на улице дольше, так что я не буду плакать. Хочу есть.
Мне холодно. Но я не плачу.
* * *
Шестьдесят два, шестьдесят три, шестьдесят четыре…
– Тиг?
Голос Елены возвращает меня в реальность.
Вздыхаю и прекращаю отжиматься, чтобы встать и заглянуть в ее комнату. Елена все еще лежала, а я ушел в ванную, чтобы она не увидела слезы от еженощного кошмара с Майлерсами.
Смотрю на нее. Даже когда она только что проснулась, она красива. Нужно ценить этот момент. Мне нравится просыпаться рядом с ней, в ее постели. Да нет же!
Каждая ночь – дополнительный стресс, каждое пробуждение все больше погружает меня в ярость, которую я контролирую все меньше и меньше. Мне не нравится то, что я читаю во взгляде львицы: она, должно быть, думает, что я вне себя и что, возможно, это из-за нее. Но нет: меня, конечно, до предела напрягает, что она молчит, но я не знаю, как бы я был без нее сегодня.
Она мне дорога, ее мнение мне дорого, и ее поведение по отношению ко мне также дорого.
– Тебе это не нужно, ты и так прекрасно выглядишь… – робко произносит она.
Ей удается вызвать улыбку на моем придурковатом сонном лице.
Подхожу к ней и обнимаю. Уже скучаю по ее вкусу. Две маленькие ручки сразу обвиваются вокруг моей шеи. Хватаю ее за тонкую талию, которая тянется ко мне, не переставая пробовать на вкус ее кожу, и поднимаю ее. Ее ноги сами сплетаются вокруг меня. Она замирает, выпрямившись, и смотрит на меня. Ничего не говорит, но расплывается в улыбке, наблюдая за мной.
Снова пытаюсь ее поцеловать, но она отступает.
– Нет, нет. У тебя еще будет нарост в штанах, извращенец, – отмахнулась она.
Смеюсь. Для этого уже слишком поздно, красавица…
Она опускает глаза и хихикает. Ей доставляет удовольствие возбуждать меня, да?
Опускаю ее на пол.
– Все еще больно? – спрашиваю я.
Она хмурится, но не теряет улыбки. Мне это нравится.
– У меня везде в основном болячки…
– Ну что ты, львица, – усмехаюсь я.
Она пихает меня и целует. Нет никакой логики в том, что она только что сделала, но мне тоже нравится.
– Пойдем в душ? Мы еще не опаздываем на занятия…
Пойдем в душ? Я правильно расслышал «мы пойдем»?
Последний день занятий перед Днем Благодарения. Была бы моя воля, я бы остался дома с львицей, но Елена «слишком прилежная ученица» не хочет прогуливать даже последний урок. Вот зануда!
Уже несколько недель одно из ее предложений снова и снова вертится у меня в голове, но она маринует меня, как сельдь в банке, не переходя к действию. Когда она говорит: «Пойдем в душ», для меня это означает, что мы вместе идем в душ. Но нет, для нее это значит, что мы каждый по очереди принимаем душ.
Я пытался добиться своих целей, но с Еленой Хиллз вообще нет возможности ни о чем договориться. Она послала меня к черту, и с тех пор я моюсь один, как придурок. Ну, нет, не совсем один – с моим вставшим членом.
К счастью, мой внутренний зайчонок может воспользоваться моментами, когда отца нет поблизости, чтобы слиться в объятиях с львицей. Но я одержим тем образом: мы вдвоем под струей горячей воды – постоянно думаю об этом. Уже вижу, как мои руки скользят по ее изгибам, чувствую запах геля для душа, распространяющийся вокруг нас. Представляю себе ее ноги, пока она прижимается ко мне, и ее спину, прислоненную к стене.
– Мистер Доу!
Подскакиваю от неожиданности. Черт! Почему он так орет? Поднимаю голову и вижу передо мной учителя истории.
– Вы слышали хоть одно слово из того, что я только что сказал? Или сон кажется вам интереснее?
Мне очень хотелось ответить: «Тише, я ведь пытаюсь уснуть, придурок», но ничего не происходит, а я замер на месте. Он смотрит на меня, постукивая деревянной линейкой по своей ладони.
Какой же придурок… У Майлерсов было гораздо страшнее. Если он рассчитывает произвести на меня впечатление, то он ошибается.
– Очень хорошо! – добавляет он. – Идите сейчас же в секретариат и храпите там.
Пожимаю плечами. Раз уж меня так просят, не могу отказать.
Отодвигаю стул и, подхватывая сумку, ухожу с урока. Знаю, Елена будет злиться, но сегодня я не могу сделать ничего лучше.
В коридоре никого.
Запасная дверь широко открыта, и я прохожу на бейсбольное поле. Сажусь на трибунах и достаю сигарету. Пока дым поднимается к небу, набираю Елене сообщение:
«Встретимся после звонка».
Она сразу же отвечает мне:
«Ну и бунтарь! О тебе еще заговорят».
Смеюсь. Похоже, у меня тоже есть какая-то репутация. Утром на стоянке, пока я неторопливо курил сигарету, глядя на Елену с двумя незнакомыми мне телками, какая-то девчонка налетела на меня на полном ходу. Эта идиотка, похоже, считала ворон по дороге. Я чуть не проглотил из-за нее сигарету и выругался, в этом нет ничего страшного, я даже не оскорблял ее, но она зарыдала и убежала. Елена просто убила меня взглядом, как и все присутствовавшие девушки. Я не вернул ее только потому, что Елена предупредила меня в тачке: никаких подозрительных выходок в последний день перед Днем Благодарения, не нужно привлекать внимания. На что я возразил, что с моей рожей это будет не просто – и похоже, мое предсказание сбывается.
С трибун вижу, как несколько парней выбегают на поле. Скорее всего, ублюдок, которого я ищу, здесь. Сколько их там? Восемь. Очень много на одного. До нужного парня я могу так и не добраться,
