Неужели она тоже идет к этому, мрачно думала о себе Миллисент. Неужели она тоже стала вечной пленницей прошлого — той ужасной трагедии многолетней давности — и равнодушно махнула рукой на оставшиеся годы? И когда ей будет пятьдесят пять, она вот так же будет жить воспоминаниями, как кузина Агнесса, станет такой же высохшей, одинокой и отрешенной, грустной особой, а дети Сьюзан, Жанны и Берты станут считать визиты к ней тоскливой семейной обязанностью? Будут ли они вот так же вздыхать, скучать и думать, какую неинтересную, бесполезную жизнь она прожила? И, возможно, они будут правы?
Она медленно шла домой, полностью погруженная в свои мысли, даже не замечая холодного ветерка, пронизывающего насквозь: на ней была всего лишь легкая летняя накидка. Но за квартал от дома ее раздумья прервал какой-то странный металлический звон. Милли посмотрела вверх, затем оглянулась по сторонам и вдруг поняла, что означал этот звук: где-то пожар! Над макушками деревьев она увидела поднимающиеся клубы черного дыма.
Милли остановилась, ноги ее будто приросли к земле. Дым поднимался от их домов. Там был ее дом, и там были Джонатан и Бетси!
Алан оторвался от книги и нахмурился. Пахнет как-то странно. Что это может быть? Он принюхался еще раз. Пахнет, как… как будто что-то горит. Так оно и есть. Должно быть, когда Милли готовила обед, что-то пригорело. Он вернулся к чтению, но никак не мог сосредоточиться. В последние дни ему вообще было трудно собраться с мыслями, они все время возвращались к отношениям с Опал и к собственной душевной пустоте. Но сейчас это было что-то другое, что сидело у него в дальнем уголке мозга и не позволяло целиком углубиться в чтение.
Он резко дернулся. Ведь Миллисент не готовила сегодня обед. Она просто оставила им немного холодного мясного рагу, а сама пошла к кузине Агнессе. Они же вместе ели, и Миллисент собрала грязную посуду. Пригорать было нечему. На плите никто ничего не оставлял.
Сердце Алана начало тяжело стучать, и он направил свою коляску в коридор. Запах здесь чувствовался еще сильнее.
Алан заспешил в столовую, затем в комнату для прислуги, где, наиболее вероятно, могло что-то подгореть. Но здесь тоже не оказалось ничего подозрительного, и тогда он понял, что горело где-то в жилой половине дома. Он быстро развернул коляску и поехал в гостиную.
Здесь запах горелого был еще резче, а когда Алан подъехал к лестнице, то увидел, что сверху по ступенькам стелется дым.
— Опал? — позвал он, запрокидывая голову. — Опал? Что там подгорело?
Он вцепился в ручки коляски.
— Опал!
Ответа не было. Панический страх, казалось, парализовал его.
— Опал! Черт побери, ответь мне!
По полу стелился черный густой дым. В доме был пожар, и, очевидно, загорелось что-то наверху.
И Опал тоже была там, наверху… Милли говорила, что Опал с малышом сегодня проведут весь день в постели: она еще слишком слаба после болезни. Она не одевалась и не спускалась вниз после того, как ушла Миллисент, иначе он знал бы об этом. Она должна была заглянуть в его комнату или, по крайней мере, занести малыша.
— Опал! — выкрикивал он ее имя снова и снова. Она не отвечала. Алан похолодел от ужаса. Она, должно быть, спала, когда начался пожар, и ничего не заметила! Она, наверное, задохнулась во сне… Он слышал, что во время пожаров спящие часто задыхаются во сне от дыма, а потом, не приходя в сознание, гибнут в огне. О, Опал! Она, наверное, лежит там без сознания, не в силах проснуться. Боже, неужели она и ребенок станут беспомощными жертвами пожара?!
— Опал! — Он схватил деревянный стул, стоящий здесь же, рядом с лестницей, и стал что есть силы колотить по перилам. Он стучал снова и снова, создавая невообразимый Шум, пока стул не развалился на части. А Опал все не отзывалась.
Так он ее никогда не разбудит. Кто-то должен спустить вниз ее и ребенка, и как можно скорее. Он быстро подъехал к входной двери и, выглянув на улицу, стал звать на помощь. Но он понимал, что .это бесполезно. Андерсоны, живущие через дорогу, слишком стары, а Джонатана Лоуренса, скорее всего, не было дома. Кроме того, у Алана не оставалось времени для размышлений и поисков выхода; огонь разгорался. Опал могла погибнуть в любой момент. Он не мог ждать, пока кто-то подойдет.
Алан вернулся к лестнице и, задрав голову, снова стал звать девушку, разрываясь от бессильной ярости и проклиная свою беспомощность. Опал было некому спасти, кроме него самого, а он не способен подняться по лестнице, чтобы вынести ее из огня. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным и жалким, таким ненужным из-за своей инвалидности. Опал погибнет, и ребенок тоже — и все из-за того, что он не может ходить!
С животным криком отчаяния Алан схватился за перила так высоко, как только был способен дотянуться, и в нечеловеческом напряжении собрав все силы, приподнялся в кресле и бросился вперед. Он тяжело упал боком на перила, не обратив внимания на резкую боль в ребрах от впившегося в бок острого края перил. Он пытался подтянуться, ухватившись за перила, еще на некоторое расстояние. Медленно переставляя руки и подтягивая свое тело, он поднимался вверх по лестнице; ноги бесполезно волочились по ступенькам.
Алан старался подниматься как можно быстрее, но все равно, это, казалось, занимало целую вечность. Он остановился, оперевшись на стену. Отдохнув, Алан вновь начал подниматься вверх; по лицу и шее струился пот.
Преодолев, наконец, подъем по лестнице, дальше он стал ползти быстрее, опираясь на руки, волоча ноги за собой. Здесь, наверху, дым сразу окутал его, разъедая глаза и затрудняя дыхание. Алан закашлялся. Дым становился все гуще и гуще.
Он шел из-под двери комнаты Милли в конце коридора; там были видны отблески пламени. Алану стало жарко, с каждым вдохом легкие наполнялись горячим едким дымом.
Алан подполз к комнате для гостей, в которой, по словам Миллисент, спала Опал. Открыв дверь, он увидел лежащую на кровати Опал. Алан знал, что никогда не сможет дотянуться до высокой кровати и подхватить Опал на руки. Он остановился, тяжело дыша. Затем, напрягшись, одной рукой оперся о комод, а другой вцепился в матрас и со всей силой потянул его на себя.
Снова и снова Алан дергал матрас, пока он вместе с Опал не упал ему на спину. Алан с минуту не двигался, тяжело переводя дыхание, затем осторожно выполз из-под матраса. Опал лежала с закрытыми глазами, прижимая к груди ребенка. Лицо ее было бледным и словно бы умиротворенным, и на какое-то мгновение сердце Алана сковал страх. Ему показалось, она мертва.
Но вдруг он заметил, что ее грудь слегка поднимается и опускается, и у него вырвался вдох облегчения. Но нужно было спешить. В комнате становилось все жарче, воздух наполнился густым ядовитым дымом, который тяжело расползался по полу, как раз там, где они лежали. Он должен успеть перетащить Опал и Роберта вниз, пока сам не потерял сознание от дыма.
