снова будет справляться сама. На линейке пап среди родителей практически не было.
Катя в микрофон объявляла, какой класс сейчас заходит. Дети организованно покидали линейку. Одиннадцатиклассники вели первоклассников за руки. Малышей оказалось чуть меньше. Маша Тищенко гордо шла между Сашей и Викой, поглядывая то на одного, то на другого. Они оба старательно не встречались взглядами.
Как же Катерине хотелось послушать, что говорят сейчас родители о празднике! Понравилось ли? Видела, как утирали слезы мамы первоклассников. И как растроганы были взрослостью своих детей родители выпускников.
Кирилл вышел из-за пульта звукорежиссера. Шумно выдохнул. Катя отключила микрофон. — Дааа, Екатерина Александровна, это было круто! Катя сияла. — Ты думаешь? — Я не думаю. Я вижу. Мелочи вроде вот это все, — он обвел рукой оформление — огромные жёлтые листья, наклеенные на окна, бумажные метровые шары, — Только из мелочей красота и получается. Вы молодец! — И ты молодец! Микрофон то не подвёл! — Впервые, кстати, с тех пор, как я в школу пошёл, — засмеялся Кирилл, — Оказывается нужно было просто всё сделать самим, а не ждать милости от техники. — Беги на классный час. А то меня будут ругать в первый же день, что я вам учиться не даю!
Катя простояла на опустевшем крыльце ещё минуту. Тут уже совсем осень. Холодно. Многие дети в шапках были. У Вадима значит ещё холоднее. Но уже сентябрь. Если повезёт, на неделе будет какая-то связь. Хоть ненадолго. Даже если только пару слов удастся сказать друг другу. Что она скажет? Только что любит и ждёт. И что у неё тут всё в порядке. А как там у него, она поймёт по голосу.
Шторм в Карском море в сентябре — тяжёлое испытание для любого судна. Даже для широкопалубных авианесущих крейсеров.
Недалеко от Диксона сухогруз "Ганна Шостак" мотало волной из стороны в сторону. Не осталось границы между небом и морем. Сильный ветер подхватывал волны, носил воду по воздуху, обрушивал сверху. Вода заливала через борт то с одной, то с другой стороны. Когда крен стал опасным, капитан подал сигнал SOS. Арктическая группировка Северного флота оказалась ближе всех к терпящему бедствие судну.
У штурвала стоял штурман — старший лейтенант Попов. Рядом в рубке капитан и старопом. Связь со штабом учений держали всё утро. "Разящий" ближе всех к квадрату бедствия. Подойти сможет быстрее и ближе к сухогрузу. Риски огромные. Но там люди. Груз уже не снять.
Ветров соображал, как принимать людей на борт. Непонятно, покинули они сухогруз, а значит их мотает по волнам в надувных спасательных плотах, или надо будет снимать прямо с борта терпящего бедствие судна. Даст бог, погода улучшится и сухогруз останется на плаву.
Селиванов готовил госпиталь. Взял в помощь матроса, у которого медучилище за плечами. Благодать божья на его голову. Иметь полноценного медбрата. Следом вызвался помогать ещё один. Оказалось, вылетел из меда после первого курса. Ну, хоть физиологию успел пройти. Всё равно помощь и совсем не лишние сейчас руки.
Думченко с боцманской командой переселяли матросов, чтобы освободить место гражданским. Доставали сменное белье. Готовили бани.
У Музаферова тоже были готовы. Плюс ещё пятнадцать человек — это нормально. У "Разящего" норматив на боевую готовность плюс тридцать человек к экипажу.
У Никитенко ухо в наушнике было красное. Но ему не привыкать. Сейчас, слава богу, общение идёт в открытом эфире. Там сразу военные, МЧС и торговый флот.
Капитан сухогруза тоже на связи. И это очень хорошо. Значит именно Роман Никитенко будет "держать" его своим голосом. Капитан хорошо держался. Крепкий мужик. Впрочем, на севере другие не работают. Потом, ближе к квадрату, связь будет уже с Ветровым. Если ничего не случится.
Попов выжимал максимум из двигателей. Машинное отделение коротко отзывалось на команды. Мичмана-техники, переодевшись в специальные костюмы и пристегнувшись к леерам, проверяли лебёдки и "клетку" (специальная конструкция для подъёма на борт) на кране. Сейчас главное, чтобы на "Разящем" никого не смыло и ничего не заклинило.
— Егорыч, по грамульке приготовил из запасов? Чую, нам всем надо будет, — Леонидов очередной раз оторвался от оптики. — Погоди чуять, Сергей Сергеевич, — Ветров стоял над картой, — Сколько нам до квадрата? — Ещё миль двадцать, командир, — отозвался Леонидов. — Попов, скорость? Хоть двадцать пять узлов* (морских миль в час) идём? — Двадцать семь. Больше никак, — бледный, как полотно, Попов всматривался вперёд. Но смотреть было не на что. Только одна серая стена дождя и шторма. — Давай, Андрей Дмитриевич, давай. Надо. Представь, если там мужики на плотах. Вода ледяная.
— Ветер вроде стихает, ещё пару узлов добавим. — Никитенко, связь! Как капитана там зовут? — Капитан "Ганны Шостак" на связи, командир, — переключил на рубку связь Никитенко, — Зовут Александр Иванович. — "Ганна Шостак", как слышите? "Разящий" на связи, капитан второго ранга Ветров Вадим Андреевич. Мы рядом. Расчётное время сорок две минуты. Может быть, чуть быстрее.
— Команда готова спускаться на плоты. Пока держимся на плаву. Но шансов мало. — Если можете, то через двадцать минут спускайтесь. Все. — Нет, Вадим Андреевич, я уж тут как-нибудь. Тридцать лет на этой посудине. Не пойду никуда. — Александр Иванович, не дури! — орал Ветров, — Я теперь за вас всех отвечаю! Через двадцать минут вся команда должна быть по плотам и дальше от судна. Ветер стихает. Даст бог, обойдётся. Рацию на себя! Слышишь?
Ветер и дождь чуть стихли, помогая миноносцу двигаться быстрее. Но волны стали ещё больше. "Разящий" пришёл в квадрат бедствия.
Ветров смотрел через оптику. Оранжевые плоты с командой были метрах в трехстах от накренившегося сухогруза. Но судно ещё держалась на плаву.
— Андрей, держи! Аккуратно. Давай. Примем по правому борту. — Стоп машина! — Попов вытер лоб ладонью, это ещё совсем не конец. Надо не дать миноносцу выскочить бортом на сухогруз. Но и винтами нельзя задеть плоты и людей.
По палубе уже двигалась спасательная команда, кидали швартовы, круги и трапы. Стали поднимать людей по одному. Целиком плот не зацепить. Ветер не давал работать крану.
Вытаскивали замерзших промокших моряков за шиворот через борт, цепляли страховками, передавали по цепочке.
У Селиванова в открытый люк вода хлестала, но по-другому в госпиталь людей не спустишь. В мокрой одежде мужики весили под двести килограммов. Здоровенные матросы втроём поднимали одного. Аккуратно спускали вниз.
— Шевелимся, братишки, шевелимся, — Думченко и все, кто поместился в узком коридоре перед лазаретом, раздевали мокрых людей, укутывали одеялами.
— Теймур! Кипяток давай! Потихоньку пей, братишка, — поили с рук горячим замерзших людей, пока медики осматривали и обрабатывали.
Через сорок минут на
