— Ты пережила сильное потрясение. Я не осуждаю тебя за то, что ты позволила своему воображению завести тебя слишком далеко. Остановись на мгновение и подумай. Даже если твои безумные теории справедливы, а это не так, разумеется, нужно ли высказывать их вслух? Делать это незачем, и ты это должна понимать. Твоего брата теперь не вернешь. Если ты хочешь сделать больно мне, то огласка, постыдный публичный скандал принесут не меньше неприятностей тебе самой, не говоря уже о твоей несчастной матери. Стоит ли?
Только шепот листвы нарушал молчание. Ветер утих, а солнце засияло ярче.
— Они вернулись, — неожиданно сказал Энди. — Я слышу, как Мэри-Джо зовет нас.
— В таком случае, — наклонил голову Джон Рэндалл, — мне пора откланяться.
Энди с шумом вздохнул. Рэндалл окинул его любопытным взглядом.
— Неужели вы могли подумать, что я пойду на двойное убийство? Я никогда не стоял перед такой альтернативой. Я видел единственную, но Диана только что ее уничтожила, — он посмотрел теперь на нее. — Я надеюсь, ты оставишь мне возможность исполнить твое желание самому? До свидания, дорогая моя.
Он удалился тем же путем, что и пришел, скрывшись среди деревьев бесшумными быстрыми шагами.
Энди встал и протянул руку, чтобы помочь подняться Диане. К расплывшемуся на его голове кровавому пятну пристали сосновые иголки, и вообще выглядел он неважно. Ни слова не говоря, он заключил Диану в объятия.
Некоторое время она не ощущала ничего, кроме тепла его тела и силы рук, его молчаливой готовности принять на себя хотя бы часть ее страдания. Она щекой ощущала размеренное биение его сердца, чувствовала, как он нежно прикасается губами к ее волосам. Этого оказалось достаточно, чтобы удержать ненадолго демонов на расстоянии и собраться с силами, зарядиться от него, чтобы суметь выполнить то, что необходимо было сделать.
Энди сжал ее сильнее и вдруг прошептал:
— О Боже мой!
Диана подняла голову.
— Что случилось? Тебе плохо?
Энди в самом деле сильно побледнел.
— Это не Мэри-Джо, — сказал он, — это моя мама.
— Никогда вам этого не прощу! — воскликнула Эмили.
И она говорила серьезно. Трудно было предположить, что она может прийти в такое бешенство — глаза сверкали, зубы стиснуты, щеки раскраснелись от ярости. Диана благодарила небо, что ее гнев обращен не на нее одну.
Энди свернулся в защитный клубок, как ежик.
— Мама, я хотел только…
— На этот раз ты слишком далеко зашел, Эндрю Дэвис! Из всех наглых лжецов, которых я встречала, ты — худший. Он хотел избавить меня от волнений! Я в два раза старше тебя и в пятьдесят раз превосхожу тебя во всем, включая и здравый смысл. Как, думаешь ты, я справлялась все эти годы, воспитывая тебя и стараясь поставить на ноги, когда твой папаша бросил меня? Хорошо, я встретила Чарли. И он, кстати, не пытается избавить меня от волнений.
Энди невольно бросил взгляд на своего отчима. Лицо Чарльза оставалось невозмутимым, но Энди, видимо, прочел на нем нечто, невидимое другим, потому что он распрямил плечи и начал:
— Послушай, мамочка…
— И эта бедная девочка! — Эмили обняла Диану. — Разлучить меня с ней, когда ей более всего нужна была поддержка взрослой и опытной женщины! И ты, моя милая! — она оставила Диану и бросилась к Мэри-Джо. — Ты тоже во мне нуждалась. Во мне и в Чарльзе. Как вы могли решить, что справитесь с этой жутчайшей ситуацией самостоятельно?
— Э-э-э… Позвольте сказать, миссис Николсон, — пытался взять слово Уолт.
— А! Ты тоже хорош! — Эмили развернулась на каблуках и потрясла кулачком под носом у Уолта. — Тебе лучше помолчать. Молчите вы все! Мне нужно решить, что делать. Какое счастье, что я позвонила сегодня утром Барбаре Уильямс, чтобы спросить, не привезти ли ей пару кустов роз. Она-то мне все и рассказала. И она была просто потрясена, когда узнала, что мне ничего не известно. Слышите — потрясена!
Диана подумала, что Эмили ждет не меньшее потрясение, чем Барбару Уильямс, когда она поймет, что и сейчас знает далеко не все.
Могила Брэда была теперь пуста. Приехала полиция и забрала тело. Новость об этой находке сначала повергла Эмили в изумленное молчание, а потом заставила перенести все море сострадания, таившееся в этой женщине, целиком на Диану. Из-за ее бесконечных монологов и причитаний потребовалось почти два часа, прежде чем она и Чарльз были окончательно посвящены во все детали.
Все, кроме одной.
Диана бегло взглянула на часы. Девять. Он уже далеко отсюда. Она мучительно думала, как он это сделает и что почувствует она. До сих пор она оставалась на удивление спокойной. Шок — так называла это Эмили и пичкала ее всевозможной едой, отвратительно приторным чаем и разнообразными алкогольными напитками. Хотя сама Диана думала, что это не столько шок, сколько паралич, абсолютная атрофия эмоций.
Энди присматривал за нею. Она знала, о чем он думал. Это было всегда легко: догадаться, о чем думает Энди. Он предоставил решать ей самой, говорить или хранить молчание.
Странная, извращенная справедливость восторжествовала бы, если бы отец совершил то, что подразумевали его прощальные слова. Справедливость или возмездие — существовала ли хоть какая-нибудь разница между этими двумя понятиями? Не было никакой нужды предавать дело публичной огласке, но Мэри-Джо заслуживала того, чтобы знать правду. Диана понятия не имела, важно ли это для Мэри-Джо, но считала себя обязанной рассказать ей все.
Но не сразу. Ситуация оставалась достаточно сложной. Эмили все еще силилась распутать этот клубок. Представление, в котором маленькая, но рассерженная леди отчитывала своего великовозрастного сына, принесло некоторое облегчение, в котором все так нуждались, но Эмили вовсе не намеревалась казаться только лишь забавной. Она действительно была глубоко взволнованна, а теплое участие, которым она окружила Диану, живо напомнило ей тепло объятия Энди — семейная черта, по всей видимости.
Посидев за столом, где никто почти не притронулся к пище, они перебрались в библиотеку. Эмили присела на диван рядом с Дианой. На ее розоватом лице читалась искренняя симпатия.
— Бедное дитя! Что мы можем сделать для вас?
— Можете накричать на меня, если хотите, — сказала Диана со слабой улыбкой. — После того, что я сделала…
— Оставьте это, — Эмили похлопала ее ладонью по руке. — Вы проявили чудесную смелость. Забудьте. Я спрашиваю, можем ли мы чем-нибудь помочь?
— Для начала ты могла бы сменить тему, мамочка, — сказал Энди. — Все, что можно было сделать, уже сделано… На сегодня по крайней мере. Ей, наверное, лучше всего на время просто забыть обо всем. И ты еще не похвалила нас за новый камин, шторы и остальное, что было сделано в твое отсутствие. Мы все трудились здесь, не покладая рук. Особенно Уолт.
