— Нет-нет, замотала головой Катя. — Продолжай… Он тебе нравится?
— Больше, чем нравится. Я его люблю, — спокойно призналась Лена.
— А он?
— Признался в любви, сделал предложение… Только я его не приняла.
— Почему?!
— Как тебе объяснить… Я ведь ничего не знала о жизни, когда выходила замуж за Колесникова. Мечтала о красивой жизни — тут же получила ее на блюдечке с голубой каемочкой. Никаких бед, никаких забот. Разве что скучала порой от безделья. Но стоило один раз пойти против воли Игоря, как всё резко изменилось.
— Это когда он предложил сдать Элю в приют? — догадалась Катя.
— Да… Только как я могла ее сдать? Да я бы с ума сошла от мыслей, как она там без меня!
— Понимаю. Я тоже не смогла бы оставить ребенка.
— Отказалась — и мигом всё потеряла. Представь, нам даже поесть было нечего! И за лечение нечем платить. Если бы не Златан, не знаю, чем бы закончилась моя борьба. Такие мысли страшные в голову лезли… — словно ужаснувшись собственным воспоминаниям, Ленка зажмурилась, прикрыла рот ладошкой, тряхнула головой. — Хотела руки на себя наложить, но так, чтобы сразу вместе с Элькой… Только рука не поднималась на собственного ребенка. В истерике написала Павлу, попросила помощи.
— Я знаю, что он тебе помог, — Катя погладила ладонь подруги. — Павел всегда отличался человечностью.
— Да, — вытерев выступившие слезы, согласилась Лена. — Спасибо ему! Мне помог, друга потерял…
— Павел молодец! Жаль, что мне когда-то не пришла в голову мысль обратиться к нему за помощью.
— Не сомневаюсь, что и тебе помог бы, — кивнула Лена. — Век буду ему благодарна. Брачный контракт — его заслуга. Только по тому же брачному контракту, если я выйду замуж, то всё сразу потеряю: домик, содержание. Даже оплату лечения Эли! Он все предусмотрел, связал меня по рукам и ногам, понимаешь?
— А Златан об этом знает?
— Конечно! Успокаивает, что в состоянии о нас позаботиться. Только, раз обжегшись, боюсь кому-то довериться. За Эльку боюсь! А если мы потеряем всё?
— Глупенькая! Ну и что ты потеряешь? Вот эти четыре стены? А сколько приобретешь взамен, подумала? — Катя улыбнулась. — Я в пятницу квартиру на Гвардейской продала, чтобы оплатить последнюю операцию Марты. По сути, больше у меня ничего нет. Но в сравнении с тем, что собиралась из-за Марты выйти замуж за нелюбимого человека, это такая мизерная потеря!
— То есть как продала? — не поняла Лена. — И что, теперь совсем без денег останешься?
— Ну почему же без денег? Руки-ноги есть, голова на плечах тоже вроде осталась. Работать могу, так что не пропадем. Главное, чтобы Марта поправилась. Так что подумай… Иногда мы так боимся потерять то, что имеем! Держим синицу в руке, да так крепко, что задавить готовы, и забываем, что журавль в небе не так уж и недосягаем. Надо только оторваться от земли и взлететь! И такие крылья дает любовь. Так что отпусти синицу, оторвись от земли.
Ленка задумалась.
— Очень хочу. Но все равно боюсь, — наконец призналась она. — А давай я завтра познакомлю тебя со Златаном! Ты же насквозь людей видишь.
— Так уж и насквозь? Я с радостью с ним познакомлюсь. Но решать все равно придется тебе самой.
— Понимаю… А что, Ладышев вам совсем не помогает? Только не отнекивайся, что он — отец Марты. Я и раньше догадывалась. Убедилась, как только ее увидела. Неужели ты в нем так ошиблась?
— Нет, — Катя опустила голову. — Ни на грамм не ошиблась… Но я очень перед ним виновата.
— Как это? — не поняла Ленка. — Здесь скорее он виноват.
— Он до сих пор не знает, что Марта — его дочь. Ладно, слушай…
…Подъехав на такси к дому на Сторожевке, Валерия отыскала в сумке ключи от «Тойоты», попросила водителя высадить ее на площадке перед новым высоким домом, перегнала машину ближе к подъезду, зашла в лифт.
На лестничной площадке перед входом в тамбур ее ждал участковый. Удостоверившись, что она и есть Галецкая, он попросил открыть тамбур, снял с двери квартиры наклейку с печатями и зашел внутрь.
Валерия застыла на пороге. Входить в слабоосвещенное помещение прихожей было страшно. Казалось, сделай она шаг — сразу попадет в пережитый кошмар: Грэм с напарником, Максим…
За спиной заработал лифт, остановился на площадке, с металлическим шумом открылись двери, послышались шаги. Валерия вздрогнула: встречаться с кем-то из соседей желания не было. Пришлось пересилить страх и зайти в квартиру.
— Всё в порядке. Вот, распишитесь, — участковый протянул распечатанный на принтере лист бумаги и ткнул пальцем в пустую графу: — Здесь.
Не вникая, Лера поставила подпись. Участковый спрятал бумагу в папку.
— Сочувствую… Звоните, если что. Вот вам моя визитка.
Лера механически закрыла за ним дверь, даже не глянув, положила визитку на тумбочку, повернулась лицом к комнатам. Через открытые двери был виден царивший там хаос: мебель сдвинута со своих мест, все перевернуто, разбросано… Пустые вешалки, наваленные на диван одежда, обувь, перевернутая шкатулка для рукоделия на полу… В спальне та же картина: содержимое полок бесформенной грудой высилось на кровати, выдвинутые ящики, оборванная штора. Пол в кухне засыпан осколками стекла, на столе беспорядочная гора банок и упаковок, из которых просыпалась крупа…
И все же самое жуткое ждало ее в глубине гостиной: пятна запекшейся крови на паркете, следы ботинок, разнесшие и размазавшие бурые пятна почти до входной двери…
Валерии стало дурно. Цепляясь за стены, она кое-как добралась до санузла, ощутив позыв рвоты, упала на колени перед унитазом… Спазм за спазмом сдавливал горло, заставляя откашливаться, что-то текло через нос, смешиваясь со слезами. Вконец обессилев, она отползла от унитаза, прислонилась спиной к стене и вдруг поняла, что хочет уснуть — вернуться в спокойное и безоблачное состояние, в котором провела в больнице больше суток. И зачем только просыпалась? Она устала жить, устала бороться…
Громко зазвонил домашний телефон, но Лера даже не шелохнулась. Включился автоответчик, пошла запись.
— Здравствуйте, Валерия Петровна! — воинственно отчеканил женский голос. — Очень надеюсь, что рано или поздно вы прослушаете эту запись. Это хозяйка квартиры, Ида Рафаиловна. К обеду завтрашнего дня я буду в Минске. Убедительная просьба освободить до моего приезда снимаемую вами жилплощадь. Материальный и моральный ущерб я еще предъявлю, а пока в счет издержек я включу предоплату за следующий месяц. Ключи оставьте соседям. До свидания!
Послышались короткие гудки, запись закончилась, стало тихо. Посидев еще какое-то время на холодном кафеле, Лера заставила себя подняться, посмотрела в зеркало, открыла воду в душе и стала медленно стаскивать с себя одежду. Уснуть не получится. Как и умереть. Надо быстрее освобождать квартиру, дабы избежать скандала с хозяйкой…
Около четырех часов дня Валерия закончила уборку, выволокла в прихожую два больших чемодана, несколько объемных баулов, коробки, найденные на балконе, оценила взглядом гору-кучу и поняла, что одна не справится. Вещей получилось много. Планировала поселиться в квартире надолго, а потому понемногу обустраивала быт: что-то перевозила из однокомнатной на Юго-Западе, что-то покупала. Не вместится все за один раз в компактную «Тойоту», придется делать две, а то и три ездки. А ведь еще снести, загрузить, разгрузить, поднять. У нее и без того не осталось сил: пока складывала вещи, пылесосила, драила полы, казалось, ушли последние. Увы, пятна на месте гибели Грэма и его напарника и ранения младшего Обухова, похоже, остались здесь навечно. Кровь намертво въелась в дерево, выделяясь на паркете бесформенным угрожающе-темным пятном.
Надо съезжать… Даже если удастся договориться с хозяйкой и удовлетворить ее материальные претензии, жить здесь Лера уже не сможет. Как и не хочет оставаться в этом городе: с таким трудом налаженная новая жизнь не просто дала трещину, она развалилась на «до» и «после». В прошлом остались новая работа, репутация, пациенты, в настоящем и будущем не было ничего. Даже телефона с ноутбуком, которые вернут неизвестно когда. Отрезана от всех и вся…
