И Тай не знал, как к этому относиться, потому что их дневным гостем был его отец.
Сегодня было воскресенье, прошла неделя после их драматического понедельника, и в среду утром ровно в девять уТая зазвонил телефон.
Ирвингу Уокеру потребовалось полтора дня на раздумья, чтобы набраться храбрости и позвонить, нерешительно интересуясь у Тая, как у него дела, и еще более нерешительно, не хочет ли он встретиться и выпить.
Тай наотрез отказался.
— Если я встречусь с тобой, ты не будешь рядом с выпивкой, — сказал он отцу.
— Я согласен, — быстро ответил отец.
Слишком быстро.
Таю это не понравилось. До того, как его посадили, он мало общался с родителями, и те редкие встречи, что у них были, трудно было назвать семейными. Его мать часто появлялась, чтобы попросить денег, а отец нечасто показывался пьяным в жопу, чтобы пожаловаться на мать.
Однако, как только Тай столкнулся с проблемами, его родители исчезли с горизонта. После пары лет в тюрьме, он стал получать от отца письма. Тай их не читал. А также не сохранил ни одного. Когда после пяти отправленных писем, — за такое же количество месяцев, — вернулось ноль, отец перестал писать.
— Не хочешь объяснить, что за любовь вы с мамой недавно демонстрировали? — спросил Тай.
— Тай… — начал Ирвинг Уокер.
— Если это можно назвать любовью, — прервал его Тай. — У меня есть жена, хорошая жена. Она любит меня, прикрывает мою спину. Ее близкие, впервые меня увидев и узнав мою недавнюю историю, уже через десять минут смеялись и пили со мной коктейли на кухне. Но появляются мои родители, и через пять минут Лекс так бесится, что начинает дерзить, а потом выплескивает свои эмоции мне по телефону. Как я уже сказал, у меня есть хорошая жена, которая меня любит, а значит, я люблю ее и не могу сказать, что очень рад тому, что мои родители выводят ее из себя и заставляют выплескивать эмоции. Я пытаюсь оградить ее от всего этого дерьма, а оно вываливается на мою подъездную дорожку.
— Ты же знаешь свою ма, — сказал Ирв.
— Да, и я знаю тебя. Лекс сказала, ты не был пьян. Чудо.
Его словесная пуля попала в цель, и он понял это по следующим словам Ирва:
— Тай, — пауза, затем тихо: — сынок.
Тай ждал. Но это все, что он услышал. Хотя, это было больше, чем он когда-либо слышал раньше, но все же недостаточно.
— Я скажу тебе не потому, что ты заслуживаешь знать, а потому, что можешь взять себя в руки и стать лучшим гребаным дедушкой, чем был отцом, и я хочу, чтобы у моего ребенка было это, потому что ты единственный дедушка, который может быть у моего ребенка, и, полагаю, ты понял, что мы с Лекси пытаемся забеременеть. Но эта любовь, которую вы с мамой демонстрируете, не должна сводиться к тому, что я даю ей деньги, а она спускает их на сигареты, а ты на выпивку.
Ирв на мгновение замолчал, и это мгновение длилось долго.
Затем тихо, но с дрожью в голосе сказал:
— То, что с тобой сотворили, прожгло меня насквозь.
И тут Тай затих.
— Прожигало меня больше пяти лет.
Тай по-прежнему не отвечал.
— Я могу быть лучшим дедушкой, — закончил Ирв шепотом.
Тай втянул в себя воздух, потом сказал:
— Хорошо, отец. Я поговорю с Лекси, узнаю, удобно ли ей, что ты придешь к нам в дом. Но одно скажу точно: мама пусть не показывается. Я защищаю свою жену, она защищает меня, и я не хочу, чтобы мама ее разозлила, а она это сделает, просто показавшись нам на глаза. Лекси все еще злится, и если мама не вытащит голову из задницы, Лекси не будет молчать. Она знает, что со мной сделали, и очень чувствительна ко всему, что может меня задеть.
— Я приду один, — быстро заверил его Ирв.
— Я поговорю с Лекси и дам тебе знать.
— Тебе… тебе, — продолжил он скороговоркой, потом сделал паузу, — тебе повезло с ней, сынок. Она красивая, но я не об этом хочу сказать. Она… она… — еще одна пауза, а затем тихо: — Хорошо, что тебе досталась такая дерзкая. Тогда… много лет назад… Рис… твоя мама, — последовала еще одна пауза. — Когда люди, ее родители, да кто угодно, узнавали, что она со мной… какого только дерьма они ни говорили, как ни смотрели на нее… на нас… — Тай услышал, как он вздохнул. — Она не смогла этого вынести.
Тай стоял неподвижно и ошеломленно.
Господи, тридцать шесть гребаных лет, и его отец заговорил только сейчас.
Какого хрена?
— Она злилась на меня, — продолжал Ирв, — потому что осуждений было слишком много. Даже у твоей матери не хватило яда, чтобы выдержать злость всего мира, поэтому она сосредоточилась на мне. Я должен был отпустить ее, оставить в покое, но чувствовал, что обязан ей с тех пор, как обрюхатил и испортил ей жизнь.
— Ты ходил в скафандре, когда встречался с ней? — спросил Тай.
— Что? — недоуменно спросил в ответ Ирв.
— Отец, она сделала свой выбор, ты ее не заставлял. Она не могла с этим жить, это ее вина. Ты ни хрена ей не должен, нехрен терпеть ее гнев и иметь дело с ее дерьмом, отравляя себя ее ядом и заставляя своих сыновей мириться с этим.
— Сынок, к тому времени, как ты смог это осознать, все прошло, но когда-то я любил ее, и она любила меня. Она ожесточилась и носит это на лице, но тогда… ты заполучил себе красавицу, Тай, но в молодости твоя мама была такой же, знаю, в это трудно поверить, по крайней мере, не сейчас, но она была забавной, черт возьми, Боже, она заставляла меня так сильно смеяться, что всякий раз я боялся надорвать живот.
Тай уставился невидящим взглядом на дверь гаража, слушая эти откровения, дерьмо, которого он не знал, дерьмо, в которое едва мог поверить, черт возьми, дерьмо, которое было приятно слышать, и ответил:
— Я провел пять лет за решеткой, многому научившись, особенно тому, что каждый вдох чего-то стоит. Так что я не буду пропускать это мимо ушей и не скажу, что не ценю твоих слов, как бы поздно они ни были произнесены. Но все же отмечу, что уже чертовски поздно. Я гнил в тюрьме пять лет…
— Я писал тебе, — прервал его Ирв.
— Да, папа, но я не видел тебя в зале суда, — тут же парировал Тай. — Я не видел тебя до ареста, ни разу, пока варился во всем этом дерьме, а до этого, каждый раз, ты был ужратым в дерьмо.
— Это я и объясняю.
Гребаное дерьмо, на сегодня с него хватит, он закончил.
Поэтому он повернул разговор следующим образом:
— Лекси захочет, чтобы ты пришел к нам домой, сможешь объяснить это подробнее, когда я не буду на работе.
— Она сказала, что я могу прийти, если предварительно позвоню и не приведу Рис, — тихо сказал Ирв.
— Да, но мне плевать на то, что жена чувствует к тебе, так что, жди, пока я не дам подтверждения.
Пауза, затем:
— Я подожду, Тай.
— И я позвоню в любом случае.
— Ценю это, сынок.
Тай вздохнул.
— Придешь к нам, и она тебя впустит, а потом оставит навсегда, ты будешь обращаешься с ней как с редким бриллиантом. У нее была дерьмовая жизнь, и у нее нет кровной семьи. Семья, которую она создала для себя, — это весь ее мир. Если она впустит тебя в свою семью, ты не лажаешь, иначе — конец. Никакого нового шанса. Ни единого. Ты меня понял?
— Я понял, Тай.
— Ладно. Я позвоню.
— Буду ждать.
И, очевидно, Лекси сказала «да» примерно через пять секунд после того, как он закончил рассказывать ей о телефонном звонке.
Что и привело их к настоящему моменту.
Его жена принарядилась, ожидая в гости его отца, который не дал ему ничего, кроме нескольких тумаков и почти не разговаривал до недавней телефонной беседы.
Их понедельник был драматичным, неделя — не безоблачной. Нина Максвелл, его новый адвокат, на встречу с которой они с Лекси отправились в четверг, оказалась очень красивой блондинкой с двумя маленькими детьми, юридическим образованием, чрезмерным количеством энергии и даже большей дерзостью, чем у Лекси.
Это означало, что Пенья услышал о ней дважды. Это также означало, что Генеральный прокурор ежедневно получал от нее известия, и не только из Колорадо, но и из Калифорнии. И это также означало, что наряду с сообщениями, которые они получали от Сэмюэля Стерлинга, весточка от нее долетела и до Американского союза гражданских свобод. Она с пылом принялась за дело. И, в конце концов, это означало, что Генеральная прокуратура не напортачила с поиском писем, отправленных Мисти, и связалась с Чейзом Китоном, чтобы получить образец почерка Мисти, который, как сообщила Нина, он сам доставил в Денвер. Они также связались с подругой Мисти в Мэриленде и получили клятвенное заявление о том, что она не только получила от Мисти документы с инструкциями о том, что с ними делать, но и получала частые и с каждым разом все более безумные телефонные звонки от сначала встревоженной, а затем совершенно испуганной Мисти, включая предупреждение о том, что она получит документы и удостоверится, что выполнит инструкции, если с Мисти случится что-то неприятное.
