и следа. Да кто ты такая в его жизни? М?.. Кто? — рявкнул, не обращая внимания на извивания под рукой. — Очередная п*зд* от которой одни проблемы — вот ТЫ кто!! Да Денис тебя первый бортанет, когда з**бется барахтаться в дерьме, это я тебе гарантирую.
Ксюша буквально задыхалась от нехватки воздуха. Перед глазами переливались радужными пятнами расплывчатые кольца. Судорожно схватилась за удерживающую руку, повиснув на стальном запястье. Стало невыносимо жарко. Резко бросило в пот.
— Даю тебя время до завтрашнего утра, — чуть ослабил локтевое давление Леонид. — Потом будем говорить на другом, более доходчивом для тебя языке. Не заставляй Дениса расплачиваться за собственную безмозглость.
Он реально намекал на новые проблемы, которые сам же сварганит для собственного сына? Урод…
Резкий рывок — и она отброшена на пол. Отлетела как тряпичная кукла, приземлившись посреди гостиной.
— Как же вы все меня достали, — прохрипела, потирая саднящее горло. Перед глазами всё плыло. — Я никуда… не уйду. Ни-ку-да. Вы не вправе… принимать… за меня решения. Никто не в праве. Проваливайте отсюда…
Поднялась, пошатываясь. Против воли лицо заливало слезами. Сколько можно безвольно плясать под чью-то дудку?
Мужчина, обреченно вздохнув, посмотрел на наручные часы, видимо считая, что разговор действительно окончен.
— А знаешь, мне нравится твое упорство. Видимо, за это они и прикипели к тебе. Жаль, что сразу оба. Ладно, — подошел к двери и, провернув замок, посмотрел на дрожащую девушку, — я предупредил. Дальше — всё на твоей совести…
Глава 32
Укрылась пледом, сжавшись в комок. Слёз не было. На их место пришла жестокая реальность. Сколько она была счастливой? Если так подумать — три неполных дня и то… если сложить от каждой встречи по чуть-чуть.
Это был такой контраст. Такие качели. Взлет-падение. Страх-радость. Страсть-отвращение. И всегда, всегда Денис был рядом. Как же сейчас без него? Ведь он — её первая любовь. Не какая-то там влюбленность, не подростковое влечение, а самая настоящая любовь. Если раньше стремилась к ней, пыталась прожить как можно скорее, то сейчас ползала по огромной кровати, путаясь в одеяле, и тихо подвывала от разъедающей нутро боли.
Вдруг осенило: бабушка!!! Ей нужно позвонить. Немедленно.
— Алло, бабуль… — голос сорвался, в горле першило, поэтому каждое слово давалось с огромным трудом и скрипучим звучанием. — Как ты?
Родная частичка, её душа, конечно же удивилась столь позднему звонку:
— Ксюшенька?.. Что-то случилось? Почему не спишь? Что с голосом?
И пускай бабуля засыпала её вопросами, Ксюша определила самое главное — с ней всё хорошо.
— Да простыла немножко, не бери в голову. Просто хотела узнать, как ты.
И пока Пелагея перечисляла рецепт народных средств от простуды, Ксюша улыбалась, поглаживая рукой пушистый плед.
— Ба… — глаза защипало от слёз. Проморгалась, увлажняя пересушенную роговицу. — Я люблю тебя. Сильно-сильно. Ты ведь знаешь, да?
— Моя кнопка, я тоже тебя люблю. Ты чего, а? Аль кто обидел? Кто тебя обидел? Скажи! М?
И сколько в этих словах было участия, искренней тревоги, что сердце заныло от мучительной нежности и переполняемых чувств к той, кто всегда будет рядом не смотря ни на что. Кто всегда подует на кровоточащую рану, заплетет волосы, приголубит натруженными руками, успокоит.
— Ба, я так устала… я не хочу жить в этом городе… не хочу-у-у… — рыдания давили изнутри, разрывали в клочья, но она сдерживалась, раскачиваясь из стороны в сторону, уставившись в одну точку.
— Ну-у, Ксюшка, не край сердце. Оно у меня и так слабое. Если с тобой что-нибудь случится — я не переживу.
— Я тоже, бабуль… Я тоже не переживу.
— Тогда расскажи, что случилось?
Ксюша всхлипнула, мечтая оказаться среди родных стен. Как же хорошо было раньше.
— Всё хорошо. Ничего не случилось. Заболела, захандрила. Вспомнила, как хорошо дома. Тут всё такое чужое, бабуль. Не приветливое. Чувствую себя такой… ничтожной. Слабой.
Пелагея с минуту молчала. Потом вздохнула.
— Не приняла тебя столица, да? — спросила тихо. — Что же она тебе такое сделала, что ты так обиделась?
— Люди тут жестокие, бабуль. У нас намного проще… Не знаю…
— Жалеешь, что приехала?
Теперь настал Ксюшин черед призадуматься и дать, прежде всего, честный ответ самой себе.
— Жалею. Очень… — прошептала тихо, обнимая себя свободной рукой.
— Тогда, может, ну его, а? И эту столицу, и высшее образование? — и помолчав немного, добавила: — И любовь эту… несчастливую… Думаешь, я не видела, как ты убивалась возле меня? Эх, Оксана, Оксана, даже не знаю, что и сказать. Я-то уже старый сухарь, подзабыла, каково это, рыдать все ночи напролет от любовных мук. Тебе виднее, как поступить правильно, а я… я приму любое твое решение.
Если всё было так просто: обернуться ко всем спиной, собрать вещи и уехать, наплевав на перспективное будущее и разбитое сердце. Ладно, свое. А Дениса? Не простит ведь. Не поймет. Но и оставаться с ним — обрекать себя и его на пожизненные проблемы. К черту его родню, пускай горят в аду. Душа болела за Дениса.
— Спасибо, ба. Правда. За всё. Как-нибудь разберусь.
— Ага, разберется она. Приезжай на выходные домой. Вместе покумекаем. Что-то мне не нравится твой настрой…
После разговора с бабушкой, в который раз набрала Дениса. И в который раз он не ответил. С каждым часом тревога росла, словно снежный ком, спущенный с высокой горы. Уже и Александрова допекла, наяривая через каждые десять минут.
— Ксюх, успокойся! — отчитывал он её в очередной раз. На заднем плане послышалось недовольное сопение Насти. Да, достала, но ничего не могла с собой поделать. От неизвестности едва не рвала на себе волосы, наматывая по квартире круги. — Гудки идут? Идут. Всё хорошо. Значит, не может говорить. Ему сейчас не до телефонных разговоров, — добавил рассержено. — Не отвлекай, лады?
— Что это за сопровождение груза такое, когда нельзя ответить на звонок? Это важно! И для меня, и для него.
— Так, харе истерить! Если Ден не сказал
