Исторический лифт! Чёрт бы побрал эту древность! Я до сих пор помню его зловещий скрежет.
Народу в лифте, кажется, человек сто и галдят на всех языках мира. Ладони ужасно потеют, и я не позволяю Ромке взять меня за руку.
Господи, зачем я на это решилась?
Двери смыкаются, отрезая от меня кислород, и огромная кабина приходит в движение. Я дышу широко раскрытым ртом, а мой взгляд в панике мечется от одной прозрачной стенки к другой. Чёрные точки мелькают перед глазами, расплываясь кляксами…
«Ева!.. Лялька!..» — как сквозь вату.
Что-то касается моего лица… и мой расфокусированный взгляд встречается с тёмно-серым штормовым…
— Дыши со мной, Ева… — шепчет мне прямо в губы, не разрывая зрительного контакта. — Всегда дыши со мной…
Такие любимые глаза… И столько обещания в словах.
Всегда, мой Ромка!
Париж восхитительный и огромный! С верхней смотровой площадки — завораживающее зрелище! Ромка же реагирует не слишком восторженно. Кажется, он больше меня испугался в лифте и теперь постоянно бросает на меня тревожные взгляды.
— Ты в первый раз на такой высоте?
— С парашютом прыгал несколько раз, — он пожимает плечами, — но не над городом, конечно. Красиво, — он кивает на город.
И я ради этого безэмоционального «красиво» чуть копытца не откинула?!
— Ром, а знаешь, что в этом городе длиннее Эйфелевой башни?
Он отрицательно качает головой, и я радостно выдаю:
— Тень от Эйфелевой башни!
Наконец-то улыбается!
— Подаришь мне Париж, Ромка? — заигрываю на пределе возможностей.
— Это вряд ли! — хмыкает и хитро лыбится. — Слышал, что он уже подарен другой красивой девчонке. Другим парнем. Но могу предложить достойную альтернативу.
— М-м?
— Я отвезу тебя в наш домик у лесного озера. И там будет всё твоё.
— Ромка… — я ощущаю, как снова разгоняется мой пульс. — А у нас разве есть домик у озера?
— Ну-у, не то чтобы домик… Но есть небольшой котлован… — смеётся, — а пока тепло, мы можем поставить палатку. Зато лес и озеро уже в наличии. Видишь, Лялька, я тоже совсем не умею делать сюрпризы.
Я прижимаю его ладонь к своему сердцу — это вместо ответа.
— Знаешь, Ромка, — почти шёпотом, — ты просто обязан на мне жениться!
— Сейчас? — хохочет.
— Ну нет, потом, конечно… Может, через год?
— Ева, ты делаешь мне предложение?! — восклицает Ромка с комичным ужасом. — Ты же зарываешь мое достоинство!
— Твоё достоинство лопатой не перешибёшь. Ну так что — берёшь меня замуж?
— Не-эт! Я не могу так сразу! Ты ведь ещё не знаешь самого главного. А как без этого?
— Только не говори, что ты женат, — в притворной злобе комкаю на его груди футболку.
— Это не главное… — и получает острым ногтем под ребро. — Тихо-тихо, бандюга, клянусь — я не женат! Жениться на другой я не могу, мне мешает оно — главное!
Он берёт моё лицо в ладони и касается губами виска, скулы…
— Самое главное, что я люблю тебя, моя невозможная Лялька, очень тебя люблю.
А я ведь знала… чувствовала!..
Мы целуемся так вкусно и долго, что больше невозможно оставаться здесь, где мы недостаточно близки… где невозможно передать всё, что я сейчас чувствую.
— И мы вдвоём полетим в Питер? Правда, Ром? — я пытаюсь сдержать слёзы.
— Если не будешь плакать, — он целует меня в нос и стирает пальцами слезинки, сорвавшиеся с ресниц. — И если тебя не пугает перспектива иногда готовить для меня первые блюда в ма-аленькой кухне.
— Думаешь, меня так легко запугать?! — я снова трусь о него, как кошка, и почти мурчу: — Ромка, я хочу всегда быть там, где ты… Всегда…
— Я тоже хочу, чтобы ты всегда была там, где я. Что там у нас ещё в планах, моя плакса?
В планах?.. А в планах у нас целых три дня в Париже!
И, конечно, огромная жизнь вместе!
Господи, сегодня я не стану ни о чём просить…
Спасибо за то, что у меня есть!
Конец
