За несколько секунд они добрались до нужного этажа.
Эйдан открыл дверь своего номера и пропустил ее внутрь. Она с любопытством огляделась, но не стала ничего говорить. Обстановка тут была роскошная, но для Эммы антикварная мебель и восточные ковры были привычны.
– Хочешь что-нибудь выпить?
Она присела на краешек стула и сложила руки на коленях:
– Виски. Неразбавленное.
Эйдан вопросительно изогнул бровь. Та девушка, которую он знал, редко пила что-нибудь крепче, чем вино. Возможно, Эмма очень сильно нервничает. Глупо радоваться этому, но он был рад.
Когда он передал ей тяжелый хрустальный стакан, она посмотрела на него поверх краев, закинула голову и очень быстро все проглотила.
Потягивая собственный напиток, Эйдан пристроился на подлокотнике дивана, слишком взвинченный, чтобы сесть.
Эмма наконец расслабилась, откинулась на спинку стула и сбросила туфли. Мелькнули стройные лодыжки и ярко-красные ноготки, но уже в следующее мгновение они скрылись под платьем.
– Я в растерянности, – начал он. – Ты явно что-то задумала, но раз уж ты сдружилась с Миа и мамой, я не могу выкинуть тебя отсюда.
– Я теперь здесь живу, – с вызовом бросила она.
– С чего бы это?
– Ты сказал, что не нуждаешься в объяснениях, – напомнила Эмма.
– Возможно, я был слишком зол.
Эйдан предложил ей оливковую ветвь мира, но Эмма проигнорировала ее.
– Окно информации закрыто.
Ее ироничная улыбка и удовлетворение на лице снова вызвали у него приступ гнева, но он старательно контролировал ситуацию.
– Что, если мы договоримся об обмене информацией?
– Мне не нужно ничего знать о тебе. Меня это не интересует.
Если судить по ее тяжело вздымающейся груди, Эмму это очень даже интересовало.
Эйдан налил ей еще одну порцию виски:
– Я забыл спросить, принимаешь ли ты обезболивающее?
Второй стакан она осушила точно так же, как и первый. Хотя лицо Эммы покраснело, а на глаза навернулись слезы, она даже не вздрогнула.
– Конечно, нет. Я не дура.
– Я никогда этого не говорил. Любой в Оксфорде готов был подтвердить, что ты одна из самых умных девушек.
– Как выяснилось, недостаточно умная.
– Что ты имеешь в виду?
– Да так, не обращай внимания.
Неожиданно Эмма сникла, ее нижняя губа задрожала, а на лице появилось потерянное выражение.
– Я купил шикарный пентхаус в самом центре Нью-Йорка. Занимаюсь дорогой недвижимостью.
– Это для меня не новость. Твоя мама постоянно расхваливает тебя, рассказывая все в подробностях. Она очень скучает по тебе.
– Но я же приехал.
– Да уж, приехал.
Эйдан подошел к Эмме, поднял ее и подвел к дивану. Они сели рядом. Он поставил свой стакан на кофейный столик.
– Вообще-то меня по-настоящему интересует только одна вещь.
Эмма слегка повернулась к нему, не в силах скрыть любопытство:
– И что же это?
– Увидишь…
И вот уже губы мужчины захватили в плен ее рот, медленно целуя, давая ей возможность остановить его. Ее запах был таким знакомым – английские розы и родниковая вода. Он уже бывал тут… слышал это ангельское пение… видел эти молочные и медовые холмы…
Сердце Эйдана бешено билось в груди, стараясь хоть как-то возместить резко возросшую потребность в кислороде. Казалось, его тело существовало на грани возможностей. Что-то затягивало его в бездну. Что-то очень опасное.
Эмма не пыталась обнять его. Эйдан сдался первым. Беспомощный, отчаявшийся, он обнял ее за шею и притянул к себе.
В комнате царила тишина, если не считать их хриплого дыхания. Ему казалось, что он парит под потолком и видит себя, проваливающегося в кроличью нору. Когда-то поцелуи Эммы были для него волшебным эликсиром, который превращал время, проведенное в Англии, в нечто волшебное, похожее на сон.
Эйдан терял контроль. Его мозг знал это, но тело не поддавалось доводам разума. Дрожа от желания, которое в клочки разорвало его решимость, он снял лиф ее платья. Ткань легко соскользнула вместе с бретелькой бюстгальтера. Уже через несколько мгновений его пальцы ласкали затвердевший кончик одной груди Эммы, потом – другой.
Она застонала.
– Эйдан… – Ее шепот был еле слышен.
Он склонился над ней. С сожалением оторвавшись от губ женщины, он спустился ниже, чтобы поцеловать ее грудь, слегка прикусив соски.
Эйдан не сразу заметил, что Эмма начала сопротивляться. Маленькие кулачки уперлись в его плечи.
– Нет, Эйдан, остановись.
Ничего не понимая, в замешательстве, он оторвался от нее, сел и отодвинулся как можно дальше. Но в ее глазах Эйдан увидел ту женщину, которую когда-то любил до потери рассудка.
– Господи, помоги мне, – пробормотал он.
Бледная Эмма поправляла платье. Несколько прядей выбились из прически и упали ей на плечи. Она выглядела так, словно только что занималась любовью.
Ярость и страх овладели мужчиной. Он молча смотрел на нее, чувствуя, как в груди бушуют эмоции. Эмоции, которые он не осмелился бы назвать. Включился режим самосохранения. Эйдан вытер рот тыльной стороной ладони, избавляясь от следов помады.
– Забавно, – усмехнулся он. – Как тебе удается выглядеть принцессой, целоваться, как сирена, и в то же время быть двуличной лгуньей и предательницей?
Эмма заморгала. До нее дошел смысл намеренного оскорбления. Темный румянец залил ее лицо. Она изо всех сил ударила Эйдан по щеке.
– Как ты смеешь! – выкрикнула она, в ее глазах сверкали слезы. – Ты не знаешь меня. И, судя по всему, никогда не знал.
Эйдан пожал плечами, полный ярости и презрения – не только к ней, но и к себе.
– Я знаю достаточно. Вы не сможете еще раз обвести меня вокруг пальца, леди Эмма.
Она гордо вздернула подбородок:
– Ты – несчастный, черствый и пустой человек. Ты позволил предубеждению, злобе и самоуверенности ослепить тебя. Не могу поверить, что когда-то я думала, что люблю тебя.
– Ты никогда не любила меня по-настоящему. Это было сплошное притворство. Ты что, включила интрижку с каким-нибудь американцем в список желаний? Или просто хотела поступить так назло отцу, чтобы доказать свою независимость?
Эмма уставилась на него, сжав губы. Но он-то точно знал, что она не права. И она это знала. Однако умудрялась выглядеть как оскорбленная невинность, заставляя его чувствовать себя мерзавцем.
– Я иду домой, – спокойно проговорила Эмма. – Ты высказал свою точку зрения. Сделай одолжение нам обоим – держись от меня подальше.
Она вскочила, запуталась в подоле платья и ударилась о кофейный столик. Крик боли заставил Эйдана вздрогнуть. На платье появилось кровавое пятно крови.
– Господи! – воскликнул он. – Что ты творишь!
Не дожидаясь согласия, Эйдан подхватил Эмму на руки и понес в свою спальню. Сорвав покрывало, он усадил ее на кровать и бесцеремонно задрал платье.
– Не прикасайся ко мне.
Эмма попыталась оттолкнуть его руки. Слезы, которые она сдерживала, хлынули из глаз.
– Сиди, – пробормотал он. – Дай я посмотрю, что там.
Эйдан взял ее за лодыжку и нагнулся, чтобы разглядеть рану. Нога женщины казалась такой хрупкой. Прикосновения к коже Эммы обезоруживали его, заставляли забыть о решении не поддаваться. Нужно быть настороже.
Ему нет дела до нее. Конечно, никакого дела.
Уже десять лет прошло. Это его либидо оживилось.
Все-таки Эмма Брейтуэйт – восхитительная женщина. И вообще, стоило бы волноваться, если бы он никак не отреагировал.
Этот внутренний спор не сильно помог Эйдану в обуздании бушевавшего внутри урагана.
Рана на ее ноге быстро заживала, но удар пришелся на неудачное место. Шов разошелся, потекла кровь.
– Тебе нужно к врачу, – сказал он.
– Нет, я не хочу. У меня дома есть специальные пластыри, они помогут.
Эмма попыталась опустить платье, но Эйдан крепко сжимал ткань. Ее обнаженные бедра были стройными и гладкими. Черт…
– Ты же не хочешь, чтобы остался уродливый шрам.
– Самые худшие шрамы – те, которые никто не видит.
Их взгляды встретились. Что-то витало в воздухе. Воспоминания, сожаление.
Эйдан чуть не поцеловал ее снова. Сила порыва была сокрушительной.
– Не двигайся, – приказал он. – У меня тоже есть пластыри.
Но стоило ему зайти в ванную, как послышался стук двери. Бросившись в спальню, Эйдан увидел пустую кровать. Эта кровать уже фигурировала в его снах. Но только во сне он лежал на ней не один…
Кожа Эммы казалась жемчужной в потоке лунного света, падающего в окно. Кровать была узкой, белье – непритязательным. Но для студентки эта двухкомнатная квартира была гораздо выше среднего уровня. Эйдан не обращал внимания на окружающую обстановку. Перед ним лежала обнаженная Эмма, с нетерпением ожидающая, когда они займутся любовью.
Сорвав с себя одежду, он быстро надел презерватив и улыбнулся:
– Подвинься-ка. Здесь совсем нет места для меня.
Она согнула одно колено, поставив ступню на матрас. Ее женские прелести вызвали у него дрожь.
