– Значит, придется откровенничать? – нахмурился Марк.
– Не обязательно рассказывать все-все, но должна быть некая близость, контакт читателя с героем книги, нельзя просто предложить списки голых дат и фактов, – пожала плечами Лекси. – Только так можно быть верным человеку, о котором пишешь, и ты должен радоваться тому, что тебе представилась возможность воскресить образ матери через книгу.
– Должен радоваться? Почему-то я себя чувствую иначе.
Лекси, прищурившись, потирала ладони.
– Думаю, пора показать, что ты успел сделать. Потом мы могли бы поговорить о твоих воспоминаниях. Ты бы рассказал мне какие-нибудь истории из вашей жизни. Благодаря им книга получится даже лучше, чем ты себе представляешь.
Лекси села на стол, не сводя глаз с фотографий и пожелтевших газетных вырезок, выглядывавших из старого кожаного чемодана.
Марк подошел к ней, держа в руках чашку кофе. Лямочка ее топа чуть соскользнула, и Марк уже ни о чем другом думать не мог, кроме ее крошечной татуировки в виде бабочки на плече. Он даже забыл, что хотел сказать.
– Так. Может, я не права, но ты, по-моему, не очень-то продвинулся в написании книги? То есть не написал ни строчки? Да?
– Не совсем так, – ответил Марк, отстраняясь от Лекси. – Мама начала работу над биографией прошлым летом, пока была здесь. Она написала несколько глав о ранних годах жизни и собрала вместе вот те кипы бумаги. Это, пожалуй, все. Кстати, ее почерк всегда было трудно разбирать.
– Ничего страшного.
– Ничего страшного? – ответил Марк. – Как так ничего страшного? У меня есть всего две недели на то, чтобы довести эту биографию до ума, иначе я пропущу сроки и позволю какому-нибудь кретину зарабатывать огромные деньги, публикуя вранье о моей матери и ее смерти. – Он взял из чемодана фотографию, на которой кинодива Кристалл Лейтон была запечатлена в зените славы. – Ты хоть понимаешь, как меня это злит? Они думают, что знают о ней все, исходя из тех фильмов, в которых она играла, но на самом деле они ровным счетом ничего не знают. – Марк положил фотографию на место, расправив края. – Я не жду, что ты поймешь, насколько важна для меня эта биография. Просто мамы больше нет, она больше не может сама за себя постоять. Теперь это моя забота.
Лекси некоторое время молча смотрела на Марка, воздух между ними раскалился от напряжения.
– Думаешь, я не понимаю? – наконец произнесла она. – Ох, Марк, ты глубоко заблуждаешься. Я слишком хорошо знаю, каково это: жить с такой болью.
Он сделал глубокий вдох и тихо сказал:
– Какой же я эгоистичный дурак. Я иногда забываю, что другие тоже теряли близких и все равно продолжали жить. Учитывая то, что ты мне рассказала о своем отце.
– Ну, и в самых дружных семьях такое случается, – с улыбкой ответила Лекси. – У меня же ушло почти двадцать лет на то, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что отец ушел от нас, а такая боль не исчезает.
– Звучит так, будто ты смирилась и простила. У меня бы не получилось.
– Значит, я очень хорошая актриса. Я не простила его и вряд ли смогу. Нужно знать, что ты можешь, а чего нет. Простить я не могу и никогда не смогу. Оставим эту тему? – Лекси посмотрела Марку в глаза.
– А я уже подумал, что ты идеальная, – прошептал он.
Она сложила пальцы треугольником, приподняла бровь и смотрела на него через импровизированную рамку:
– Я такая, какая есть, со своими недостатками. Тебя, наверное, очень разочаровало, что престижное агентство прислало к тебе бракованного писателя. Попроси у них сделать тебе скидку, а я официально откажусь от звания святой и провозглашу себя смертной с правом на ошибки.
Марк улыбнулся:
– Это по мне. Может, мы и не так безнадежны?
– Серьезно? Тогда, – понизив голос, ответила Лекси, – поговорим о твоих детских фотографиях.
Марк закашлялся и забрызгал кофе свои школьные сочинения.
За три часа работы они ни разу не прервались. Марк готовил кофе, Лекси вносила предложения, бегая из комнаты на кухню за едой и обратно.
Мало-помалу им удалось разобрать битком набитый фотографиями и вырезками чемодан и разложить содержимое на две стопки: в одной все, что относилось к карьере, а в другой – к семейной жизни. В середине комнаты стояла картонная коробка для бумаг, которые предстояло разобрать позднее.
У Марка раскалывалась голова, так ему было тяжело. Он чувствовал одновременно и отчаяние, и восторг.
Лекси действовала увлеченно и с большим желанием. К тому же она с неподдельным восторгом и искренним интересом открывала все новые стороны жизни матери Марка, и это не могло не передаться ему.
Лекси предложила сначала разобраться с кипой материалов по профессиональной деятельности Кристалл Лейтон, чтобы сразу же оценить сложность работы.
Марк стоял рядом, пытался разложить по порядку газетные вырезки и пресс-релизы и чувствовал, что они и правда могли бы навести порядок в этой куче бумаг.
Он не помнил большинства кинопремьер, которые посещала его мама, когда он был маленьким, а фотографии помогали разложить все по полочкам, хотя Марк и не видел в них большой разницы. Вот мама в очередном великолепном платье. А вот – в компании очередного молодого кавалера. Вот очередное интервью все той же газете. Она говорит на извечные темы, снова и снова.
Но Лекси на каждую фотографию смотрела по-своему. Когда она брала в руки новое изображение, она восторженно вздыхала. Ее глаза блестели ярче, когда она выуживала какую-нибудь сплетню о звезде. Каждая новая строка проливала свет на жизнь женщины, которая столько лет была ведущей актрисой американского и британского кинематографа и телевидения, что стала легендой.
Даты, имена, появления на мероприятиях, интервью на телевидении: все было просмотрено и перепроверено на основе записей кинокомпаний и материалов в Интернете, а затем Лекси и Марк распределили все в хронологическом порядке, и получился неожиданно длинный список. Они решили, что не обязательно включать в него все.
Сидя за маленьким столом на небольшой вилле на Паксосе, Марк и Лекси смогли составить наиболее полную картину кинокарьеры Кристалл и подкрепить рассказ фотографиями и газетными вырезками, которые потом используют при описании жизни и творчества актрисы.
Это было удивительно.
Марк размышлял, отдавала ли Лекси себе отчет в том, что, когда она внимательно читала, постукивала ручкой по подбородку, чувственно надув губки. А порой она напевала себе под нос какую-то популярную мелодию, а потом ловила себя за этим и удивленно посмеивалась.
Всякий раз, когда Лекси проходила мимо, цветочный аромат ее духов доносился до Марка. Этот аромат проникал повсюду, заполнял пространство.
Они работали за маленьким столиком, и их тела часто соприкасались.
Лекси как будто читала потаенные мысли Марка. Она взяла верхнюю папку из второй кипы бумаг и случайно коснулась его руки. Это взволновало Марка.
Вдруг из папки выскользнула и упала на столик цветная фотография. С нее на Марка, улыбаясь, смотрели двое мальчиков. Старший выглядел более сильным; он гордо поднял голову, обнимая за плечи младшего.
Марк помнил тот футбольный матч очень хорошо. Эдмунд забил два гола и был признан лучшим бомбардиром, как и всегда, но в этот раз заучка Марк Белмонт вырвался с позиции крайнего атакующего, дал пас, и мяч пролетел над головой вратаря команды-соперника.
А самым приятным было то, что мама видела, как он забил гол, и сфотографировала этот момент. Она всегда выкраивала время в своем графике, чтобы приехать в школу на спортивные мероприятия.
Конечно, Эдмунд обозвал Марка выскочкой, и, может, был прав.
Он медленно вдохнул. Лекси потянулась за фотографией, но Марк засунул ее обратно в стопку.
Не сейчас. Он пока не готов.
Снимок, однако, не ускользнул от глаз его напарницы. Лекси мгновенно запустила руку в кипу бумаг, достала фотографию и спросила:
– Это твой брат?
Марк помедлил и кивнул:
– Да. Эдмунд был на полтора года старше меня. Это мы в пансионе. Тогда мы с братом забили все три гола. Героями были…
Лекси спокойно ждала. Ждала, что она расскажет ей об Эдмунде.
Марк взял фотографию и отложил ее на дальний правый край стола. С тех пор прошло немного времени. Совсем немного. Насколько он мог судить.
– Он погиб семь лет назад. Несчастный случай во время игры в поло в Аргентине.
Лекси нежно коснулась его руки кончиками пальцев в знак сочувствия, и каждая клеточка его тела радовалась этому прикосновению. Он услышал ее шепот:
– Как же твоя мама это пережила…
Марк посмотрел на Лекси. Она пристально рассматривала его лицо, как будто что-то искала и не находила.
– Это очень горькая потеря. Я не могу себе представить, каково это – вырастить сына и потерять его.
Взгляд Лекси упал на фотографию мамы Марка. То был не снимок с пресс-релиза или реклама. Марк сделал ее сам, когда мама ставила палатку для продажи тортов на местной ярмарке. На Кристалл было простое платье в цветочек, из-за уха торчала садовая ромашка. Актриса была красива, потому что чувствовала себя счастливой.
