– Итак, мы отмечаем две помолвки, – произнесла она твердым голосом, насколько это было возможно.
Рафф и Клара улыбались ей, а дед с бабушкой смотрели на нее тепло и ласково, чего она не видела уже давно.
Она взглянула на Гейба – он не сводил с нее глаз, но его глаза ничего ей не подсказали.
– Моя работа состоит в том, чтобы отслеживать тенденции развития, предугадывать, что лежит впереди, но… слава богу, что я не возглавляю брачное агентство, потому что я не смогла бы предвосхитить ничего подобного. Но это не означает, что я не счастлива за вас. Клара, ты моя ближайшая подруга в Хоупфорде. Я знаю, как сильно Рафф тебя любит, и знаю, что он сделает все, что только может, чтобы ты была счастлива. А если уж Рафф к чему-то устремился, то обычно этого добивается!
Дедушка, бабушка. Спасибо, что воспитали нас с Раффом. Это было нелегко, мы были трудными детьми. Я просто радуюсь тому, что вы нашли путь друг к другу после тринадцати лет. – Она высоко подняла бокал: – За Рафферти. Поздравляю.
– За Рафферти, – присоединился к ней хор голосов.
Полли опустила свой бокал, и тут прозвенел голосок Саммер:
– Тетя Полли, почему вы не выпили?
Все посмотрели на Полли, а она на Гейба, ища помощи.
Но он сидел и молчал.
– Ты и вина не пила, – заметил Рафф.
Боже мой! Но Гейб, возможно, прав. Хотя она не собиралась устраивать торжественное объявление, но будет лучше сказать им всем и сразу. Ну, как рывком снимают пластырь.
Полли сделала для храбрости глубокий вдох.
– У меня есть собственное небольшое объявление. Я не таким образом хотела это сделать, но полагаю, что нет легкого способа, поэтому просто скажу как есть. Я беременна.
– Полли, это потрясающе. – Но голос Клары заглушил стук стульев – это Рафф и дед одновременно вскочили на ноги.
– Беременна?
– Ты, разумеется, женишься на ней?! – гневно крикнул дед Гейбу.
Ничего себе праздник! Полли не знала, кому из рассерженных родственников отвечать первому.
– Прекратите! – Она тоже встала и стукнула кулаками по столу. Зазвенела посуда и приборы.
– Саммер, пойдем погуляем. – Клара вывела дочку из-за стола. – Полли, поговорим позже. Такая новость! Рафф? – Она выразительно посмотрела на жениха, призывая его к деликатности. – Встретимся дома.
Рафф опустился обратно на стул.
– Прости, Полли. Это так… неожиданно.
Но Чарлза Рафферти усмирить было непросто. Он продолжал стоять и испепелять Гейба гневным взглядом.
– Ну?! – рявкнул он.
– Дедушка! – одернула его Полли. – Ради бога… Ты не средневековый рыцарь, а я не обесчещенная девица, на которой надо жениться, чтобы избежать скандала. То, что случилось – и хорошо, что случилось, – не имеет никакого отношения к Гейбу. – Возможно, она зря слишком подчеркнула слово «никакого», потому что француз побледнел. Поэтому она добавила: – Я знаю его лишь несколько недель.
– Тогда чей же ребенок?
– Мой, – твердо заявила она. – Сейчас двадцать первый век. Мне тридцать один год, и я вполне в состоянии вырастить его сама.
– Да, дорогая, мы знаем, какая ты независимая, – сказала бабушка с видом вдовствующей герцогини из позапрошлого века. – Но твой дед имеет в виду отца ребенка. Если, конечно, ты не обратилась в одну из этих клиник…
Если бы! Допустить такое намного легче.
– Я познакомилась с ним во время путешествия. – Полли подняла руку, предвосхищая вопросы. – Я не знаю его фамилии. Очевидно, если бы я могла предугадать это, то обменялась бы с ним визитками. Поэтому произошедшее касается только меня. И вас, если вы захотите иметь к этому отношение.
– Дорогая, ну разумеется, мы захотим. Не надо быть такой мелодраматичной.
Но слова бабушки были сведены на нет выражением лица деда – шок, неодобрение, ужас, отвращение сменялись одно другим.
– И это моя внучка? Опорочила семейное имя с каким-то туристом? Я же говорил тебе, Полли, чтобы ты вышла замуж. Я говорил, чтобы ты устроила свою жизнь…
– При всем моем уважении, monsieur[12], хватит. – Теперь Гейб вскочил на ноги. – Полли не сделала ничего плохого. Это, возможно, не то, что вы предпочли бы для нее, но она будет замечательной матерью… и замечательным директором компании.
– Мать-одиночка руководит «Рафферти»? – пренебрежительно фыркнул Чарлз Рафферти. – Я-то считал, что в тебе больше здравого смысла, Бофиль. Что касается тебя, Полли, то я чувствовал, что передать руководство тебе – это ошибка. Я нутром это чувствовал.
У Полли краска отлила от лица, колени затряслись. Он признался. В его представлении ее карьера, назначение ее директором, – ошибка.
– Клара тоже мать-одиночка, – сказал Рафф. Голос его звучал мягко, но в голубых глазах стальной блеск. – Была, по крайней мере. Полли, прости меня. – Он потер подбородок. – Ты меня поразила, но ты не одинока. Надеюсь, ты это знаешь. Мы с Кларой здесь.
Полли кивнула. Внутри у нее все онемело, она посмотрела на деда – тот продолжал стоять, гневно глядя на нее.
– Вы оба всегда выгораживали друг друга, – заявил он. – Но это ничего не меняет. Для любой работающей матери трудно быть руководителем. А для женщины, которая одна растит ребенка, абсолютно невозможно. Это здравый смысл, а не старомодный взгляд.
– В «Рафферти» работает много одиноких родителей, – спокойно произнес Гейб. – Единственный человек, monsieur, кто видит в этом проблему, это вы. Звучит странно, потому что если бы раньше не отвергли ее, прежде чем сочли достойной должности директора, то, возможно, она не очутилась бы в этом положении. Вам следует серьезно подумать о том, как вы относитесь к своей внучке, а иначе вы вполне можете потерять ее навсегда… и правнука, которого она носит.
Чарлз Рафферти побледнел и тяжело опустился на стул. Полли и Рафф обменялись встревоженными взглядами. Но язык деду не отказал:
– Мне кажется, мы установили, что это не имеет к тебе отношения.
Гейб не дрогнул:
– Non? А кто помогал ей, когда ее тошнило? Кто сидел рядом с ней на первом УЗИ? Я не напрашивался, но с ней рядом никого не было.
Чарлз Рафферти чуть не задохнулся, и Полли тут же вскочила, но Рафф ее опередил и передал деду стакан воды. Бабушка тоже подошла к нему – ее обычное отстраненное выражение лица сменилось беспокойством.
Полли была в ужасе.
– Гейб! – Как он осмелился? Как осмелился защищать ее? Как осмелился вмешиваться? – Можно вас на одно слово? Наедине?
Она дрожала, но уже не от потрясения, а скорее от гнева. Они вышли из дома. Обычно сад был ее любимым местом, где много тенистых, незаметных уголков, а в глубине протекал ручей. Сейчас сад утратил свою привлекательность.
– Как вы посмели разговаривать с моим дедом подобным образом? Черт возьми, что на вас накатило?
У него губы вытянулись в струнку.
– Накатило? Я защищал вас.
Ну и наглость!
– Я вас об этом не просила.
Он презрительно прищурился.
– Non? Я, должно быть, неправильно истолковал ваш умоляющий взгляд, когда ваши родственники на вас кричали.
– Я ни о чем вас не умоляла. По крайней мере, не просила нападать на моего деда! Мне помощь не нужна. Я вполне в состоянии постоять за себя.
– Oui, продолжайте это повторять, – бросил ей он.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что сказал. Вы сами заявили, что вам ничего не нужно… и никто не нужен. – Глаза Гейба потемнели. – Вы словно до сих пор маленькая девочка, которая тянет за рукав деда, требуя его внимания. Без этого вы считаете себя никем.
Полли и не представляла, что слова могут так ранить, но каждое слово Гейба резало, как нож.
– Как вы смеете?..
– Он управляет советом, он управляет вами. Он играет на своем здоровье, чтобы вы не возникали и не волновали его. А его неодобрение вас сдерживает. Когда он сказал, что вы не можете руководить, то разве вы стали бороться, доказывать, что он не прав? Нет, вы сбежали.
– Я не могла остаться. Вы это знаете.
– Вы предпочли не остаться. – Он рассмеялся. Смех не был злым, но это не важно. Важно другое – невыносимое сочувствие на его лице. И слова. А они – жесткие.
И правдивые. Он видит ее насквозь.
– Вы навесили на меня ярлык труса, осудили меня. Знаете что, Полли? Вы правильно сказали, что мы похожи. Для нас смысл существования только в работе, а что у нас есть без работы? Мы кто? Ничто.
Полли стояла и смотрела на него. Она-то думала, что понимает его и что он начинает понимать ее. Возможно, что он понял ее слишком хорошо, понял, что она беззащитна.
– Уходите, – сказала она, гордясь тем, что голос не дрогнул. И что предательские слезы не покатились по лицу. – Уходите и оставьте меня в покое.
Он долго смотрел на нее. Очень долго. Она устояла.
– Полли, вам нужны союзники, – мягко произнес он. – Те, кто поддержит вас, несмотря ни на что. Выбирайте их с умом.
И ушел.
Слезы застилали глаза.
Она с трудом смогла выдохнуть – сильная боль разрывала грудь. Наверное, так же больно было Прометею с разорванной грудью. Она потеряла все. Деда. Гейба.
