– Эдриен?
– Ты где, Алекс?
– Я в Новом Орлеане. Но я собираюсь лететь в Нью-Йорк.
– Почему? Тебе уже кто-то звонил?
– Мне? Нет. Насчет чего?
– Насчет Гвен.
Сердце Алекса сжалось. Почему кто-то должен был ему звонить насчет Гвен?
– А что с ней? Она в порядке? Что-то случилось? С ребенком все хорошо?
Эдриен молчала лишь секунду, но Алекс готов был взорвать телефон, пока она наконец не ответила:
– Они оба в порядке… теперь.
Алекс облегченно выдохнул, но чувствовал, что тут скрывается гораздо большее.
– Что случилось?
– У нее начались преждевременные роды, когда она была на ночной смене. К счастью, главная медсестра заметила, что происходит, и ее тут же положили в палату.
– Она же только на шестом месяце. Почему она рожает?
– Они не знают точно почему, ведь осталось еще много времени, и не было никаких провоцирующих факторов. Поэтому положение серьезно. Сейчас Гвен под капельницей, чтобы схватки остановились. И вроде бы все обошлось. Но следующие месяцы будут очень тяжелыми. Гвен прописали постельный режим. Она не сможет работать и платить за свою квартиру. Любой стресс может вызвать схватки. И если воды отойдут, придется принимать роды независимо от сроков.
Алекс сжал голову руками. Образ Гвен, лежащей на больничной койке, боящейся за ребенка, разрывал его на части.
– Что я мог сделать?
– Возвращайся. Она убьет меня за это, но, если Гвен что-то значит для тебя, возвращайся в Нью-Йорк. Будь здесь с ней. Она никогда не признается в том, что ты нужен ей. Я солгала тогда, пытаясь защитить ее. Гвен любит тебя, Алекс. Она лишь боится, что ей будет больно.
– Я знаю, – тихо сказал Алекс. – Я тоже люблю ее.
– Ты любишь ее? Правда? Великий Александр Стэнтон повержен?
Алекс знал, что заслужил насмешки, но он готов был выдержать что угодно, лишь бы вернуться назад и знать, что с Гвен все в порядке.
– Да, я люблю ее. Поэтому я лечу в Нью-Йорк. Я хотел сказать ей, что не позволю ей убежать. Мой самолет прилетает днем. Я отправлюсь сразу же в клинику.
– Позвони мне, когда приедешь, я дам тебе номер палаты. Сегодня ее переводят в другое место.
Алекс попрощался и повесил трубку. Он не смог оказаться в Нью-Йорке раньше.
А теперь Гвен в больнице. Ее жизнь в опасности. А если случится что-то, и он никогда не сможет сказать ей о своих чувствах? Что, если она потеряет ребенка, а он будет в тысяче миль от нее?
Он едва мог вынести эту мысль. Ей нельзя быть одной. Больше Алекс не будет скрывать свои чувства. Он расскажет ей правду.
С этого момента – никаких сожалений.
Гвен ненавидела больницы. Странное ощущение, учитывая, что она работала в одной из них. Но быть пациентом – пытка для любого специалиста в медицине. Принимать лекарства, есть лаймовое желе, лежать в постели, слушать советы двадцатилетней медсестры, которая еще училась в школе, когда Гвен заканчивала медицинский колледж.
Пытка.
Она сделает все, что нужно, чтобы спасти Фасолинку, но счастлива она явно не будет.
Постельный режим на протяжении двенадцати недель. Ужас. Ей хотелось поехать домой, и ей обещали, что отпустят ее, но это слабо утешало. У нее будет отпуск, но урезанная зарплата не покроет расходы на квартиру. К тому же доктор не будет рад узнать, что она живет одна на пятом этаже, куда с трудом поднимается пешком.
Остаться у Эдриен и Уилла она не могла. Роберт и Сьюзен с радостью приняли бы ее, но их жилье едва было больше ее собственной квартирки, а оплатить ей гостиницу они не могли. Жить у Эдриен было логичным решением проблемы, но совершенно не устраивало Гвен.
Она ненавидела беспомощность так же, как и больницы.
Гвен поборола желание устроиться поудобнее. Лекарства остановили схватки, но были приняты все меры предосторожности. Врач сказал, что лучше лежать на левом боку, что оказалось крайне неудобно. К тому же так дверь оказывалась у нее за спиной, а к ней то и дело заглядывали врачи. Гвен начала мечтать о том, чтобы дверь скрипела, тогда бы она знала о посетителях.
– Гвен?
От неожиданности Гвен вздрогнула. Паника утихла, и родился новый страх: этот голос, такой родной. Голос Алекса.
Гвен посмотрела через плечо. Он стоял в нескольких футах от кровати с букетиком ромашек. Зная Алекса, она думала, что он объявится с самым дорогим букетом из больничного магазина. Ромашки же были очень необычным выбором.
Доктора говорили, что надо избегать стресса, но как, если он сам пришел к ней? Ей хотелось отвернуться от Алекса, притвориться, что его нет, но проблему бы это не решило. Она села на койке.
Гвен с трудом подыскивала слова. Сначала ей было немного неловко за то, что она сбежала, не попрощавшись. Это было трусливо, но она и не считала себя храброй. Ее гордость была ущемлена, когда Алекс не последовал за ней. С тех пор от него не было новостей, и вот теперь он объявился в больнице с букетом цветов. Интересно, увиделись бы они снова, если бы не больница? Если нет, неясно, зачем он здесь.
Гвен взглянула вниз и заметила, что его ботинки в засохшей грязи.
– Где ты вообще был?
– В Новом Орлеане. Проверял строительство нового проекта, но собирался ехать к тебе, когда позвонила Эдриен.
Ей хотелось верить, что он здесь не только из-за ее состояния. Эдриен наверняка попросила его приехать, думая, что Гвен станет легче.
– Не стоило торопиться. Мне уже хорошо. Фасолинка в порядке. Нам лишь придется отдохнуть следующие несколько месяцев.
Алекс кивнул, его лицо было необычно хмурым.
– Это тебе, – сказал он и, пройдя к кровати, положил цветы на столик.
Это были не дорогие розы или лилии. Просто белые ромашки с желтыми серединками. Ей не хотелось принимать подарок, но она все же улыбнулась. Это были ее любимые цветы, хотя Алекс не мог об этом знать. Они росли на ферме ее бабушки. Гвен собирала их и ставила на обеденный стол.
– Спасибо за цветы.
Алекс явно не знал, куда себя деть, что было странно для такого, как он.
– Эдриен упомянула, что тебе нельзя будет работать. Я подумал, тебе нужно будет где-то жить. Ты знаешь, что у меня в квартире много комнат. Я приглашу кого-то, чтобы тебе готовили. Тебе не надо будет волноваться о счетах или лестницах, пока малыш не родится.
Гвен с трудом верила в то, что он вновь предлагает ей приехать к нему.
– Это Эдриен тебя попросила?
Алекс удивился сарказму, с которым она это произнесла.
– Что? Нет. Она сказала, тебе прописан постельный режим, и я…
– Ты – что, Алекс? Будешь кружить здесь, как мой рыцарь в сияющих доспехах, а я должна быть рада любым объедкам с твоего стола? Ты не думаешь, что твоя следующая пассия удивится, узнав, что в твоей квартире прячется беременная женщина, словно безумная жена мистера Рочестера в «Джейн Эйр»?
– Это совсем не то. Я предлагаю тебе облегчить ситуацию. Я знаю, что причинил тебе немало неприятностей. Мне жаль, что у тебя не осталось выбора, и ты уехала. Я пытался позвонить тебе сотни раз.
Гвен не брала телефон на работу, но всегда проверяла автоответчик.
– Я не получала сообщений.
– Я никогда не отправлял их. Я боялся, что ты права, и уйти – лучший выход для тебя. Я поехал в Новый Орлеан и сосредоточился на работе, давая тебе время забыть меня.
«Если бы тебя так просто можно было позабыть», – подумала Гвен.
– Но ты сказал, что собирался ко мне до того, как Эдриен позвонила тебе.
– Да. – Он откашлялся и продолжил: – Я ехал, чтобы сказать тебе, что я…
Он замолчал, и Гвен увидела, как краска сползла с его лица. Его зрачки расширились, на лбу выступила испарина.
– Ты не собираешься падать в обморок? Позвать медсестру? Я не смогу поднять тебя.
– Я люблю тебя, – быстро проговорил Алекс.
Гвен решила, что она ослышалась.
– Что ты сказал?
Пусть скажет еще раз. Громче и медленнее. Даже если ему неловко. Особенно если это так.
Алекс подошел к кровати и сел на краешек. Он нежно взял Гвен за руку:
– Я… Я люблю тебя. Ты забрала мое сердце с собой, и все это время в груди у меня зияла кровавая рана. Я глуп и упрям, и мне понадобилось время, чтобы понять это. Но я хочу провести оставшуюся жизнь с тобой. Я хочу жениться на тебе и растить с тобой детей. Я хочу просыпаться каждое утро в твоих объятиях.
Гвен боялась, что манера Алекса говорить не позволит ей понять, серьезен он или нет. Но сейчас она знала – это чистая правда.
В его голосе была искренность и ни намека на обычное озорство и флирт.
Алекс говорил серьезно. И Гвен онемела. Она не могла даже сказать, что тоже любит его. Все, что было в ее силах, так это коснуться его лица. Алекс закрыл глаза и прижался к ее ладони.
– Когда Эдриен позвонила и сказала, что тебе плохо, я ощутил ужас оттого, что могу потерять тебя навсегда. Или что-нибудь случится с ребенком. Она не наша дочь, но она стала мне такой же близкой, и потерять ее было бы очень больно.
– Мне было так страшно, Алекс.
Он обнял Гвен, и слезы, которые она сдерживала, наконец-то пролились.
