Кто же эта загадочная знаменитость и к чему такая конфиденциальность?
Лекси стряхнула почти всю грязь с блузки, выпрямилась и как можно ровнее пошла по гравийной дорожке, неизвестность наполняла ее сладким волнением.
Теплый ветер обдувал ее шею, Лекси опустила на нос солнцезащитные очки и повела плечами от удовольствия.
Ее работа была едва ли не лучшей на свете. Ей платили за то, что она встречалась с интересными людьми по всему свету и слушала рассказы об их жизненном пути. А во время переездов или коротая минуты ожидания в холодных студиях, Лекси занималась другим.
Писала книги для детей.
Если она устроится еще на парочку таких же оплачиваемых работ, то немного погодя сможет позволить посвятить себя творчеству.
Лекси пожала плечами, подняла голову и, заваливаясь на один бок, пошла по тропинке, морщась от того, как острые камушки впивались в тонкую подошву босоножек.
Это же всего лишь туфли. Лекси повидала на своем веку и не такое, поэтому поцарапанная обувь ее совсем не беспокоила.
Пришло время узнать, о чьей жизни ей предстояло писать на протяжении этой недели и по какой причине это задание было таким засекреченным.
Марк Белмонт перевернулся на спину на шезлонге, поморгал, сладко зевнул и вытянул руки над головой. Он не хотел спать, но накануне его мучила бессонница, и под жарким солнцем его разморило.
Марк спустил ноги с шезлонга, сел прямо и на несколько секунд прижал ладони к глазам, чтобы хоть немного облегчить ноющую головную боль, но боль не проходила, голова гудела, а солнце, как назло, ярко светило, и в его прекрасном саду царил покой.
Решение приехать на Паксос, казалось, было правильным. В прошлом фамильная вилла всегда была тихим и гостеприимным уголком, где семья собиралась вместе вдали от назойливых журналистов, именно здесь Марк мог расслабиться и быть собой. Но покоя даже этого дома было недостаточно для Марка, чтобы доделать до конца его работу.
Он работал над биографией матери четыре дня, и его переполняли чувства: благоговение перед ее красотой и талантом, печаль и сожаление о тех возможностях, которыми она так и не воспользовалась при жизни. Сколько всего он мог бы ей сказать и сделать, чтобы она почувствовала себя иначе и не стала бы принимать рокового решения. Может, он убедил бы ее вовсе не делать операцию.
Все впустую. Слишком поздно рассуждать об этом.
Хуже того, Марк всегда с радостью уединялся на вилле, но теперь все здесь напоминало ему о счастливых днях, и он был очень одинок. Изолирован. Его сестра Кесси оказалась права.
Пяти месяцев слишком мало, чтобы унять боль потери. Невозможно.
Марк шмыгнул носом и уже встал, но тут появилась тощая черная кошка, стала тереться о ножку шезлонга и громко мяукать, требуя покормить ее.
– Иду, Эйми. Прости, я задержался.
Марк босяком поплелся к каменной печке, стараясь не наступать на острые камни, взял жестяное ведро, достал оттуда пачку кошачьего корма и высыпал его в пластиковую миску, уворачиваясь от лап и зубов голодной кошки. Не успел он и глазом моргнуть, как появились два белых котенка и тихонько подошли к миске. Их ушки и языки розовели на фоне черной шерсти мамы-кошки. Их папа, кот Ос кар, тоже где-то здесь, в оливковых деревьях.
– Ладно, ребята, я в вашем полном распоряжении, – усмехнулся Марк, налил в миску воды из крана и поставил на землю. – Бон аппетит.
Он провел ладонью по волосам, вздохнул и побрел к вилле. Книга сама по себе не напишется.
На протяжении десяти дней он не появлялся в компании «Белмонт инвестментс», чтобы как следует разобраться в рукописных страницах, вырезках из газет, пометках, ежедневниках и письмах, которые он положил в чемодан из стола его покойной матери. Пока ему не удалось сделать решительно ничего.
Мысль закончить биографию его матери пришла в голову уж точно не ему. Куда там. Марк знал, что книга только больше привлечет внимание журналистов, но его отец был непреклонен: он был готов давать интервью и сделать свою жизнь достоянием общественности, если это поможет пережить потерю и радоваться тому, какую жизнь прожила его супруга так, как он хотел.
Так было до рецидива.
Да и с чего бы Марку в чем-то отказывать отцу? Однажды он уже отказался от собственных интересов ради семьи, и он с радостью пойдет на это снова, не задумываясь.
Но с чего начать? Как написать биографию женщины, всемирно известной под именем Кристалл Лейтон, красивой кинодивы, получившей международное признание? Ведь для него она была матерью, она водила его по магазинам за ботинками и не пропускала ни одного школьного спортивного соревнования…
Как писать о женщине, которая очень хотела оставить кинематограф, чтобы ее слава не мешала частной жизни ее семьи?
Марк остановился в тени навеса у окна столовой и оглядел сады и бассейн, жара стояла невыносимая, и легкий ветерок приятно обдувал, принося временное облегчение.
Он должен как-то иначе работать со всей той информацией, которая накапливается у любой знаменитости, жены и матери, и привести все в порядок.
И одно было ясно: он должен делать все быстро.
Сначала издатель хотел получить рукопись за неделю до Пасхи и приурочить выход книги к крупному чествованию Кристалл Лейтон на лондонском кинофестивале, который был намечен на это время. Затем сроки сдвинули на апрель, а теперь будет большой удачей, если Марк подготовит хотя бы часть к концу августа.
Всякий раз, когда дату переносили, в свет выходила новая неофициальная биография актрисы, в которой не было ни единого слова правды, а сплошные домыслы, двусмысленные намеки на ее частную жизнь и, разумеется, ее трагическая скоропостижная кончина.
Марк должен был сделать что-то – что угодно, – чтобы защитить честь его матери. Он не смог сберечь ее покой, когда это было превыше всего, и не хотел подвести ее снова. Если кто и должен писать ее биографию, то только тот, кому действительно важно сохранить доброе имя Кристалл Лейтон и почтить ее память.
Марк повернулся к дому и нахмурился, заметив движение по ту сторону застекленной двери, отделяющей дом от внутреннего дворика.
Странно. Его домработница была в отъезде, а гостей Марк не ждал. Никаких гостей. Он был в этом уверен.
Марк поморгал и взял очки со столика.
Незнакомая женщина прохаживалась по его гостиной, по-хозяйски брала в руки вещи и ставила их на место.
Трогала его вещи! Те самые, которые он прятал от посторонних глаз.
Марк медленно вдохнул и с трудом взял себя в руки. Гнев и негодование нарастали, и ему пришлось подавить желание ворваться в комнату и вышвырнуть эту женщину вон. Пусть убирается, откуда пришла.
Не хватало еще, чтобы очередная журналистка или так называемая кинематографистка копалась в письмах его родителей в поисках грязных подробностей.
Именно потому он и приехал на Паксос: чтобы выйти из-под постоянного давления, которое на него оказывали журналисты и средства массовой информации.
Марк выпрямился и стиснул кулаки, голова гудела. Он пристально наблюдал за женщиной, а она вообразила, что имеет право рассматривать все, что было в комнате.
Дверь во внутренний дворик была приоткрыта, Марк неслышно ступал босыми ногами по выложенному камнями внутреннему дворику, чтобы незнакомка не услышала его. В комнате играла джазовая фортепианная музыка, его любимая пластинка, которую он поставил на повтор.
Марк разжал кулак. Открывая стеклянную дверь, он застыл, крепко упершись ладонью о дверной косяк.
Кажется, он где-то уже видел эту темноволосую девушку. Она и не подозревала о том, что Марк наблюдал за ней; чуть наклонив голову набок, она просматривала семейную коллекцию известных романов и книг по бизнесу, которых в доме накопилось немало за долгие годы.
Она напоминала Марку кого-то, с кем он однажды встречался, но где и при каких обстоятельствах – вспомнить он не мог. На ней был странный наряд: серые легинсы в цветочек и полоску, платье цвета фуксии и дорогая куртка, а также четыре или пять длинных разномастных шарфов. В такую жару носить шарфы – просто сумасшествие, и поэтому было совершенно очевидно, что девушка их надела не для тепла, а для того, чтобы привлекать внимание.
Наверное, пассажиры парома и подводного крыла, приплывшие на остров с Корфу тем утром, позабавились, глядя на нее.
Одно было ясно.
Она не туристка. Эта девушка приехала из города, одета так, как одеваются в городе. Значит, приехала она с одной целью, и эта цель – он.
Тут девушка взяла в руки серебристую рамку для фото, и у Марка мороз пробежал по коже.
Эту фотографию они сделали на прошлое Рождество, когда в последний раз собрались вместе всей семьей. Мамино лицо озаряла счастливая улыбка, в ушах у нее были сережки в виде снеговиков, а на голове оленьи рога, которые она надела ради сынишки Кейси. Моментальный снимок, на котором запечатлена жизнь в особняке семьи Белмонт, какой больше никогда не будет.
