Мэгги Кляйн подлетела к окну, открыла жалюзи и зарычала. В буквальном смысле – как озлобленная собака. Никогда не слышала, чтобы взрослые так делали. Я вообще такое видела лишь один раз, в исполнении маленького капризного ребенка. У нее дрожали руки. И голос тоже.
– Н-на с-сегодня в-все. – В два шага она дошла до двери и распахнула ее. – Планируйте бюджет. Ведите дневники. До свидания.
Едва мы вышли, она захлопнула дверь.
– Это твоя мама, да? – спросил Тодд. – Я ее по фотке в газете узнал.
– Ага, – ответила я, готовясь к неминуемому залпу оскорблений. Но их не последовало.
– Круто. Ну как, решила вернуться в команду и выступить на районных?
Невероятно – во-первых, он из-за матери надо мной не поиздевался, а во-вторых, у меня есть возможность искупить свою прошлую неудачу, за которую я теперь покрыта всеобщим позором.
– Хорошо, я пойду. Все равно, блин, контактные линзы уже получила.
– Ну, если твои намерения чисты, – сказал он, – до встречи на репетиции, Принцесса.
– Встретимся, если не разминемся, Господин.
Когда закончились уроки, мегафоны наконец смолкли. Я шагала на репетицию, наслаждаясь тишиной, как вдруг в другом конце коридора кто-то выкрикнул мое имя. Ко мне шел Джонни Мерсер. Внутри у меня потеплело, наверное, из-за того, что мне сказала Мар, когда мы были в торговом центре. Ну, то есть не каждый же день встречаешься с человеком, который хочет «тебя отыметь, серьезно». Хотя я и не была уверена в том, что Джонни этого действительно хочет. Особенно после того, что я ему наговорила у костра.
Эхо его шагов разлеталось по коридору, чем ближе он подходил, тем громче оно становилось. Его глубоко посаженные карие глаза смотрели на меня. Он шел ко мне так быстро, что у него раскраснелись щеки, на которых уже начала появляться щетина, как у мужчины.
– Привет, Джонни. Как дела?
Он элегантно снял с плеча рюкзак и поставил его на пол. Открыв молнию, он достал мой Айпод и колонки. Потом он выпрямился и убрал непослушные волосы, упавшие на глаза.
– Вот. Возвращаю. – Он поднял рюкзак, застегнул его и повесил на плечо. Потом гордо посмотрел на меня: – Ну, до встречи.
– Погоди! – сказала я и коснулась рукава его черной кожаной куртки. На секунду я даже поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему в лицо. – Подожди, Джонни. Слушай, спасибо тебе за это. И прости, что я тогда, у костра, повела себя как стерва. У меня просто реально паршивое настроение было.
Джонни провел рукой по своим волосам цвета меда, и челка опять упала на лоб.
– Все нормально. Пока.
– Джонни…
– Фиона, мне идти надо. Пока. – И он гордо пошел прочь.
Я провожала его взглядом до тех пор, пока он не свернул за угол. То внутреннее тепло, которое я только что испытала, превратилось в холодную боль. Одно было ясно наверняка: Джонни Мерсер явно не хотел меня отыметь. Да, блин, он даже поболтать со мной отказался. Мар, наверное, ошиблась. Или, может быть, я тогда отшила его настолько грубо, что он не может этого забыть. В любом случае отстойно.
По пути в раздевалку я только и думала о Джонни. Обо всем том, что он для меня сделал. Как часто за меня заступался. Как часто оказывался рядом, чтобы убедиться, что у меня все хорошо. И у меня было такое чувство, будто я что-то проиграла. Или потеряла. Что-то ценное.
И я хотела это вернуть.
Но пока меня ждало искупление другого греха. Я надела контактные линзы и тихонько вошла в зал. Меня не очень привлекала перспектива извиняться перед Амандой, так что я постаралась спрятаться за трибунами, но меня заметила Симона Доусон и помахала мне рукой:
– Фиона! Я так рада, что ты вернулась.
Она обняла меня, а я застыла как дура, потому что совершенно не ждала этого. Когда до меня наконец дошло, что происходит, я тоже попыталась ее обнять, но она уже сделала шаг назад. В итоге у меня получился неловкий жест, такое полуобъятие-полупохлопывание – фирменный знак социопатов и гермофобов.
– Спасибо, Симона, – ответила я.
– О! Ты без очков! Перешла на линзы? Отлично смотрится! Они цветные?
– Э, да, да, спасибо, хотя нет, это мой цвет.
– Твой? Такой яркий!
– Спасибо, Симона.
– Если правильно подобрать тени и тушь, они будут просто бросаться в глаза.
– Возможно, – ответила я. – Но если мои глаза будут бросаться в чьи-то еще глаза, будет не очень круто.
Симона хихикнула:
– Фиона, ты такая смешная.
– Смешно выгляжу? – спросила я.
Она снова захохотала:
– Нет. – Потом она схватила меня обеими руками за кисть и пошла спиной, таща меня за собой. – Идем, все так рады, что ты снова с нами.
Ага, конечно. Я была просто уверена, что Аманда при виде меня от неожиданности сальто назад сделает. Но когда я подошла ко всем, она не стала ни кричать, ни психовать, ни оскорблять меня. Она не проявила никакой враждебности.
Я демонстративно откашлялась и сказала:
– Послушайте, я хочу при всех извиниться перед Амандой, да и перед остальными тоже, за то, что на прошлом выступлении я повела себя как обдолбанная шизофреничка. Я на время выпала из мира здравомыслящих людей, и мое место заняла какая-то другая Фиона, не Фиона, а полная жопа, настоящий дебил. – Я посмотрела на Тодда. Он стоял, сложив на груди руки, и не улыбнулся моей тираде даже самую чуточку. Я вздохнула: – Ладно, это была не другая Фиона. А я. Это я была дебилом. Я наговорила всякого дерьма, за которое мне теперь жутко стыдно. И за то, что так облажалась во время выступления. Я надеюсь, что ни у кого уже ничего не болит. В теле. Да и в душе. Ну… и это все.
Все смотрели на Аманду, ожидая, как она отреагирует. Через миг она коротко мне кивнула. Потом похлопала в ладоши и объявила:
– Так, начинаем с «Гордости орла».
И все встали по своим местам и начали репетицию.
Хоть мне и жутко неприятно это признавать, Аманда оказалась права насчет линз. Они не только не спадали, в отличие от очков, я еще и видела в них лучше. Так что я за всю репетицию почти никому никакого вреда не нанесла. Ну, один раз пихнула локтем Тессу Хэтэвей прямо в сиську, головой – Такишу Кинг в задницу, а Симоне отдавила пальцы. Но это все было в одном номере. В остальных я просто плюхалась на собственную жопу.
В какой-то момент меня попытались научить «русскому прыжку» – это когда человек из положения стоя должен подпрыгнуть, разведя ноги и показав миру свои гениталии, да еще и коснуться пальцами рук пальцев ног в воздухе – не забывайте, что ноги-то при этом в стороны, – а потом приземлиться, желательно в стойку. Вот с последней частью у меня возникли трудности.
Подпрыгнуть и развести ноги у меня получалось без проблем. Но к тому времени, когда мне хоть более-менее удавалось дотянуться до пальцев, жопа уже ударялась о мат. Все говорили, что вертикальной подъемной силы недостаточно. Что бы это ни значило. Больше походило на аэрофизику, чем на термин для черлидеров.
– Напряги пресс, присядь и подпрыгивай, – объясняла Такиша, похлопывая меня по бедрам. – Не грудь, нет. Бицепсы и квадрицепсы.
С бицепсами и квадрицепсами я до боли хорошо познакомилась, когда начала тренировки в команде. А еще с широчайшими мышцами, дельтовидными, трицепсами, мышцами пресса и ягодиц, и со всем остальным, из-за чего на следующий день просто ходить не можешь. По-моему, дьяволицепсы.
– Я подпрыгиваю! Подпрыгиваю! – уверяла я.
Чтобы продемонстрировать это, я присела, будто собираясь поссать в общественном туалете, напрягла все мышцы тела – и, к сожалению, еще и лица, – взлетела в воздух, махнула ногами, со всех сил ударила себя по стопам, а потом рухнула на пол, как подбитая птица.
– По-моему, уже лучше получилось, – кротко сказала Симона.
– Слушай, – к нам подошел Тодд, – тебе наводчик нужен, чтобы ты прочувствовала этот прыжок. – Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. – Ты ритма совсем не улавливаешь.
Я приняла его помощь, но посмотрела злобно.
– Ритма? – прохрипела я. – Мне, значит, не просто с силой притяжения бороться, а еще и в определенном ритме?
– У прыжка есть свой ритм. Вверх, в стороны, вниз. Раз, и два, и три. А ты делаешь вверх, в стороны, к себе, вниз. Это занимает лишнее время, поэтому ты падаешь на задницу. Смотри. – Он подскочил ко мне сзади и обнял за талию. – Я буду направлять, чтобы ты смогла почувствовать. Приседай.
Я повиновалась.
– Подпрыгивай.
Я снова взмыла в небо, но из-за того, что Тодд тоже приподнимал меня, я продержалась в воздухе на тысячную долю секунды дольше, чем могла сама. Когда он пропел «два», я коснулась пальцев стоп, а на «три» Тодд помог мне опуститься на ноги.
– Прочувствовала? – спросил он.
– Кажется, да. – На самом деле у меня слегка кружилась голова. – Раньше я представляла себе это так: я лечу вверх, развожу ноги, опускаю их и лечу вниз. А теперь стало так: вверх – в стороны – вниз.
