– Никаких оснований! – взвизгнула Санча, испугав Родриго, который смотрел на нее широко раскрытыми глазами. – Лукреция, – она повернулась ко мне, – ты знаешь, что я говорю правду. Скажи ему: если он не уедет, то мы просто можем распахнуть двери палаццо и пригласить волка внутрь.
Альфонсо с улыбкой на губах сюсюкал с нашим сыном.
– Пожалуй, мы должны прислушаться к ней, – решилась я.
– Почему? – Мой муж неожиданно бросил на меня пронзительный взгляд. – Тебе известно что-нибудь о заговоре?
Я задумалась. С самого дня возвращения Чезаре мы жили в постоянном страхе. Несчастный случай, жертвой которого чуть не стал папочка, лишь усилил мнительность брата. Я слышала, что он теперь, как и наша мать, советуется с астрологами и провидцами, а потом смеется: дескать, прорицатель предсказал ему раннюю смерть. Но несмотря на его новообретенную склонность к таинственному, я не слышала и не видела ничего такого, что подтверждало бы беспокойство Санчи.
– Чезаре не стоит недооценивать. Я не знаю ни о каком заговоре, – добавила я, возвышая голос, потому что Санча испустила возмущенный вздох, – но это не означает, что он не планирует чего-нибудь. Я никогда и допустить не могла… – Я запнулась, но Альфонсо впился в меня взглядом, и мне не осталось ничего иного, кроме как продолжить. – Я никогда и допустить не могла, что он убьет мою служанку Пантализею и слугу папочки Перотто, – закончила я тихим голосом.
– С помощью удавки, – добавила Санча, заставив меня поморщиться. – Он задушил беззащитную женщину в саду Ватикана, а его подручный Микелотто, этот тип с мертвыми глазами, убил слугу папы римского. Он безжалостен. Убивает так же естественно, как дышит.
Альфонсо наморщил лоб. Я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони. Мне следовало рассказать ему все, что я знала о смерти Хуана. Рассказать, чтобы он отдавал себе отчет в том, как далеко может зайти Чезаре. Но слова застряли у меня в горле, как будто, произнеся их вслух, я бы уничтожила ту малую надежду на согласие между мужем и семьей, что еще оставалась.
– Зачем ему понадобилось убивать твою служанку и слугу его святейшества? – спросил Альфонсо. – Мне кажется, это уж слишком даже для него. Какая от них могла исходить угроза?
– Угроза исходила от Перотто, – быстро сказала я, опережая Санчу и пытаясь избежать дальнейших расспросов, которые лишь приведут Альфонсо к секретам моего пребывания в Сан-Систо. – Он, вероятно, знал что-то о папочке и тайных делишках Чезаре, как и Сервиллон. Перотто прислуживал отцу в его апартаментах, я нередко видела его во время приватных разговоров.
Я смотрела на Альфонсо, не прятала глаз, голос мой звучал настолько уверенно, насколько это было возможно при данных обстоятельствах. Я не хотела, чтобы Альфонсо почувствовал панику, охватившую меня, потребность увести его в сторону, прежде чем он подберется к сути и у меня не останется ни малейшей возможности скрыть правду.
Он сидел спокойно, думал. Потом передал мне Родриго и встал:
– Значит, пришло время поговорить с ним.
Воцарившееся напряженное молчание прервал испуганный голос Санчи:
– Ты с ума сошел?
Он взял плащ, будто не слыша.
– Альфонсо, ты не должен этого делать! Тебе ни в коем случае нельзя встречаться с ним наедине! Он только и ждет, чтобы ты предоставил ему такую возможность.
Альфонсо набросил плащ на плечи, подпоясался широким ремнем с коротким кинжалом и мечом.
– Я хорошо вооружен, и меня всюду сопровождает мой слуга Альбанезе. – Альфонсо усмехнулся. – К тому же я сомневаюсь, что Чезаре осмелится напасть на меня в Ватикане, когда мы собираемся вечером обедать с его святейшеством. Как будет выглядеть такой обед, если я окажусь главным блюдом?
Санча встала в дверях, перекрывая выход:
– Тут не до шуток. Если уж ты хочешь узнать, что он там планирует, если тебя может убедить только открытый разговор, то пошли к нему Лукрецию. Пусть она узнает правду, если он способен говорить правду.
Альфонсо замер. Когда он наконец заговорил, голос его звучал непререкаемо:
– Я больше не пошлю жену решать мои дела. Что бы ни сказал Чезаре, пусть он скажет об этом мне в лицо. Но я собираюсь вернуться, чтобы переодеться к обеду. Если не вернусь, значит меня нет в живых.
– Ты не должен!.. – воскликнула Санча.
Но Альфонсо знаком предложил ей освободить дорогу, и Санча неохотно подчинилась. Перешагнув порог, он оглянулся и посмотрел на меня. Я поднялась со стула с нашим сыном на руках. Несмотря на громкий разговор в комнате, Родриго уснул. Я посмотрела на него, и вдруг дурное предчувствие охватило меня. Я поняла, что должна уговорить Альфонсо остаться с нами.
– Мне нужно сказать тебе несколько слов наедине.
Передав Родриго Санче, я направилась к мужу, а он предупредил сестру:
– Не поднимай паники – разбудишь ребенка.
Мы вдвоем прошли в коридор через переднюю, где сидели мои дамы. Альбанезе прохаживался по коридору, придерживая рукоять меча. Его вид сразу же успокоил меня. С таким защитником Альфонсо ничто не угрожает – вряд ли кто осмелится напасть.
– Не позволяй ей пугать тебя, – тихо произнес Альфонсо. – У Санчи всегда было буйное воображение. Она из досужих слухов может сплести заговор.
– Она думает о твоей безопасности, – сказала я, вспоминая о том, как мой брат обмолвился о своей роли в смерти Хуана. – Как и я. Обещай, что не будешь встречаться с ним наедине. Доверять ему нельзя.
– В этом я не сомневаюсь. Но твой брат не глуп. Он не может себе позволить обострить наши отношения в момент, когда все остальные могут обратиться против него. Чезаре за очень короткое время многих настроил против себя. Его завоевания в Романье, как и его поведение после несчастного случая с его святейшеством, заставило людей задуматься об угрозе, которую он несет. Он сейчас ходит по лезвию ножа, и мне не грозит опасность, когда ему, возможно, придется просить у меня о поддержке Неаполя.
Я всмотрелась в его глаза:
– И все же я бы хотела, чтобы ты подождал. Может быть, нам лучше попросить разрешения у моего отца, а не бежать из Рима. Условия, на которых ты договорился с ним, дают нам такую возможность.
– Ты сделаешь это ради меня? Оставишь свою семью, свой город.
– Ты же знаешь, что сделаю. С тобой я готова куда угодно.
Я не кривила душой. Скажи он сейчас хоть слово, я бы приказала дамам начать сборы. Здесь меня не держало ничто… кроме моего тайного сына, которого, как я теперь понимала, придется оставить на попечение Ваноццы, если я хочу защитить Альфонсо и Родриго. Если бы я осмелилась забрать с собой маленького Джованни, мой отец точно никого бы не выпустил из города. Он никогда бы не позволил, чтобы его внука воспитывали в Неаполе.
Альфонсо склонился к моему лицу:
– Я люблю тебя, жена. Я не буду разговаривать с ним наедине, не беспокойся. Обещаю вернуться как можно скорее, и мы вместе пойдем в Ватикан. И поймем, настало ли для нас время бежать из Рима. Хорошо?
Как и всегда, его дразнящая интонация вызвала у меня слабость в коленях.
– Может быть, – шепнул он, – перед обедом нам удастся улучить минутку и остаться наедине.
Я вскинула брови:
– Если вы желаете этого, мой господин, то я попрошу вас сбрить бороду. Я бы не хотела идти в Ватикан под вуалью.
Он расхохотался, запрокинув голову, а потом ушел вместе с Альбанезе.
В свои комнаты я вернулась почти успокоенная. Но ненадолго. Стоило мне шагнуть в спальню, как Санча положила Родриго в люльку и повернулась ко мне:
– Ты отпустила его в логово этого дьявола?
Я отметила, что Санча даже побледнела от тревоги.
– Он клянется, что с ним ничего не случится. Сказал, что вернется через несколько часов и мы все вместе пойдем в Ватикан. – Я подошла к люльке, поправила одеяло на сыне. – Не думаю, что Чезаре предпримет что-то против него, – добавила я, не глядя на Санчу. – Альфонсо считает, что Чезаре необходима поддержка Неаполя.
– Как ты можешь такое говорить? – Она понизила голос, отчего он зазвучал еще тревожнее. – Когда-то я тоже так о нем думала, верила, что, хотя он и может убивать других, члены собственной семьи для него неприкосновенны. – Зашуршали юбки Санчи: она подошла ко мне. – Но ему все равно. Он не такой, как мы. – Голос у нее перехватило, и я повернулась к ней. – Когда он обещал жениться на мне, когда говорил, что любит меня, а потом вышвырнул, как дешевую шлюху, я поняла, что никогда его не пойму, потому что никто его не поймет. Он загадка. Он выглядит и говорит как мы, но он может казаться тем, что нам хочется, только потому, что начисто лишен всяких чувств. Его сила – в его способности обманывать. Скажи мне, что ты все еще веришь ему. Скажи мне: ты знаешь, что он не лгал и тебе.
Ее слова вернули меня к трапезе перед Великим постом, когда я заглянула в глаза Чезаре и увидела в них темноту, ненасытную потребность властвовать. В нем была бесконечная пустота, и даже убийство Хуана ничуть не заполнило ее. Но чего еще он может желать? Разве он уже не достиг всего? Он стал самым доверенным лицом отца, чего всегда хотел. Его встречали как завоевателя, и поверженная Романья после его побед пребывала в страхе. Мне казалось невозможным, что он решится отнять у меня мужа, а у моего сына – отца.
