– Неудивительно. Никому не нравится, когда их заменяют чем-то новым и молодым.
Джонас сразу же понял, что за этими словами стоит что-то личное. Когда он снова взглянул на Лори, она была холодна и сдержанна, а в ее глазах не осталось и намека на недавний смех.
Именно эта прохладная сдержанность, так не похожая на привычное безудержное веселье окружавших его в молодости серферов и бездельников, и заставила его обратить внимание на Лори. В те же редкие секунды, когда она сбрасывала извечную маску и взрывалась бурным весельем, яростным негодованием или дикой страстью, Джонас буквально сходил по ней с ума.
Покрепче сжав руль, он тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и сосредоточился на дороге.
– Хорошо, что ты за рулем. Сама бы я уже вряд ли нашла дорогу, – заметила Лори таким тоном, каким обычно обсуждают погоду со случайным прохожим. Что ж, похоже, манеры ее все так же безукоризненны, как и раньше. – Как же давно я здесь не была, но у меня не получается представить «Ложбину» без твоих родителей. Как они, кстати, поживают?
Ответов на этот вопрос существовало несчетное множество, но Джонас остановился на самом вежливом:
– Отошли от дел.
– Серьезно? – недоверчиво переспросила Лори. – Никогда не думала, что они хотя бы понимают значение этого словосочетания.
– А они и не понимали. Им понадобился один сердечный приступ, чтобы задуматься о его значении, и второй, чтобы как-то примерить на себя.
– Извини, я не знала. А чем они теперь занимаются?
Всеми доступными способами демонстрируют, насколько им противно смотреть на то, как непутевый сын разрушает их годами создаваемое детище. Однако к Лори все это не имеет ни малейшего отношения. Уже не имеет.
– Живут в респектабельном домике в респектабельном предместье Дорсета, регулярно совершая различные круизы, каждый раз привозя новые рассказы о том, где и что им не понравилось. Нужно же им, в конце-то концов, чем-то развлекаться.
Поймав пристальный взгляд Лори, Джонас мысленно напрягся. Лори слишком хорошо знала о его непростых отношениях с родственниками, а он никогда не любил, когда за нарочито небрежным тоном угадывали его истинные чувства.
– Мне как-то даже не удается представить их на круизных лайнерах. Давно ты перекупил у них «Ложбину»?
– Почти четыре года назад, – коротко ответил Джонас.
– И они уже совсем не участвуют в деле?
– Ну что ты, дорогая, ведь тогда бы им пришлось общаться со мной. – Джонас не любил разговаривать о родителях. Прямо-таки ненавидел. – Кстати, о сложных отношениях, – заметил он, решив сменить тему. – Как поживает твоя мама? Она все еще в Испании?
– А откуда ты знаешь, что она была в Испании?
Радуясь, что Лори так охотно повелась на такую простую уловку, Джонас улыбнулся:
– Она сюда как-то заезжала и даже познакомила меня со своим новым мужем… Джоном, кажется. На вид вполне приличный господин. А до Лондона она так и не добралась? Она говорила, что хочет с тобой повидаться.
Поджав губы, Лори расправила плечи и выпрямила спину:
– Тогда я была слишком занята.
– Знаешь, мне кажется, на этот раз у нее все по-другому. – Джонас небрежно пожал плечами. – Она казалась такой счастливой… Я даже подумал: она наконец-то нашла то, что так долго искала, и теперь-то уж точно успокоится.
– Возможно. Будем надеяться, что пять – это ее счастливое число. – Лори прямо-таки источала неодобрение.
– Все люди ошибаются, и твоя мать в этом плане совсем не исключение, однако она действительно тобой гордится.
– Но она меня почти не знает, а значит, у нее нет на это права. К тому же, если она так хотела со мной повидаться, вполне могла прийти на бабушкины похороны.
– А ее там не было?
Так же, как и его самого. Пусть он и попрощался с ней в том домике, где сейчас обитала Лори, но он все равно должен был приехать на похороны.
– Нет, но на поминки она все же явилась.
Что ж, похоже, меняя тему, Джонас немного перестарался, но, во всяком случае, ее мать хотя бы пытается наладить отношения, тогда как его собственные родители даже и не подозревают, что с их стороны тоже требуются некие усилия. Ведь, по их мнению, во всем и всегда виноват лишь он один. Недаром же он был главным разочарованием их жизни.
После этих слов повисла неловкая тишина, и Джонасу не оставалось ничего иного, кроме как сосредоточиться на дороге, пока Лори старательно разглядывала полузабытые пейзажи.
– Извини, – вдруг выдохнула она. – Я рада, что после всех этих бесконечных мужчин она наконец-то нашла своего единственного и успокоилась, но сейчас меня это уже мало волнует. Со мной она опоздала на тридцать лет.
– Я знаю.
Джонас действительно знал, как тяжело Лори переживала бесконечные переезды, новых отчимов, незнакомые города и непривычные школы. Он знал, как тяжело ей было кому-то довериться и открыться перед человеком и что в детстве у нее совсем не было людей, на которых она могла бы полностью положиться. Джонас отлично это знал и всегда об этом помнил.
Но однажды Лори Беннет взяла и сама убежала в погоне за призрачным счастьем, как всю жизнь куда-то бежала и ее мать, совершенно не заботясь о тех, кто оставались позади.
– Куда делась вертолетная площадка? И разве вон там вот не было девятой лунки? Подозреваю, твой отец так и не оправился от потрясения, а твоя мать… Ладно, в любом случае я честно предложила заплатить за окно.
Раньше Лори могла бы с чистой совестью поклясться, что роскошный отель для богатых – это не для Джонаса, но теперь, когда они наконец-то добрались до старинного особняка времен королевы Анны в тихой лощине на берегу лазурного моря, она лишь с огромным трудом улавливала перемены. Но здесь явно все очень сильно поменялось. И дело было даже не в исчезновении вертолетной площадки и поля для гольфа. Наверное, так кажется из-за того, что на парковке всего парочка дорогостоящих автомобилей последних моделей, а все остальное пространство занимают джипы, минивэны, видавшие виды внедорожники и целая флотилия фургончиков. А ведь раньше здесь грелись на солнце исключительно БМВ, «мерседесы» и их менее узнаваемые, но при этом столь же дорогие и солидные коллеги. В этом месте раньше вообще все было дорогим и солидным. Но теперь все изменилось.
И почему-то от одного вида всех этих объемистых разноцветных трейлеров с ярко-белыми крышами Лори вдруг стало очень хорошо на душе. Но с чего бы это? Наверняка все эти громоздкие, жрущие немерено бензина монстры поголовно принадлежат мужчинам-мальчикам, упорно отказывающимся взрослеть.
Почему, глядя на них, Лори вдруг почувствовала себя так, словно именно сейчас по-настоящему вернулась домой?
Поднимаясь следом за Джонасом по ступеням парадной лестницы, Лори все еще оглядывалась по сторонам, не в силах освоиться с неуловимыми, но при этом бесспорными изменениями.
В тщательно спланированном саду все так же росли гортензии, но теперь этот шедевр паркового искусства не казался таким прилизанным, как раньше, а стриженые лужайки сменились россыпями ярких полевых цветов. Отыскивая все новые и новые изменения, Лори вдруг увидела, что на месте розария теперь красовались скромные грядки с зеленью и шесть деревянных ульев.
– Ты посмел уничтожить гордость и отраду родной матери? – спросила она с наигранным ужасом.
– И вообще все тут запустил? – улыбнулся Джонас.
Не отвечая и все еще не веря собственным глазам, Лори лишь покачала головой, когда они остановились перед памятными с детства двойными дверями. Только теперь эти двери почему-то казались не такими величественными, но при этом и куда более приветливыми, чем раньше. Наверное, из-за того, что их покрыли лаком, убрали излишне помпезные плакаты и повесили простую табличку: «Лодочный домик». Вот как, оказывается, теперь зовется это место…
– Пойдем. – Оклик Джонаса заставил ее очнуться. – Я тебе все тут покажу, – объявил он, открывая дверь и галантно пропуская Лори вперед.
Раньше ей нечасто доводилось здесь бывать. Джонас ушел из дому в день своего шестнадцатилетия, как он выражался, по взаимному желанию обеих сторон и, до того как они поженились, ночевал на чердаке над закусочной или в трейлере. А после свадьбы переделал чердак в чудесную комнату-студию, где они и прожили несколько лет. В эти же королевские чертоги их редко звали отужинать. И еще реже она уговаривала Джонаса принимать эти приглашения.
И каждый раз это были формальные приемы в главном гостиничном зале с наигранно семейной атмосферой. Лори видела, что родителей Джонаса волнуют лишь гости, а до собственного сына, и уж тем более его жены, им и дела нет. Ей не оставалось ничего иного, как томиться, дожидаясь очередной смены блюд, слушая внешне вполне милые и светские, но на самом деле такие ядовитые и колкие беседы, что она потом еще неделю не могла их забыть.
Но стоило Лори войти внутрь, как она снова замерла на месте, пораженная столь явными переменами. Конечно, она еще снаружи поняла, что это место полностью преобразилось, но там все сводилось к отдельным штрихам и деталям, внутри же перемены так и били в глаза. Панели темного дерева и бархатные портьеры исчезли, обнажая величественные линии старинного дома, а просторный холл так и сиял в любимой Джонасом сине-зеленой гамме.
