– Но это же еще не скоро.
Имоджин пожала плечами:
– А я никуда не тороплюсь, Тьерри. Я все это уже проходила с мамой. Я знаю, чего ждать. Кроме… – На лице Имоджин отразился ужас при мысли о потенциальной опасности для ребенка.
– Не думай об этом. – Тьерри опустился перед ней на корточки, взяв ее за руки. От него веяло такой уверенностью и спокойствием, что холод, сковавший Имоджин, отступил и напряжение ослабло.
Затем Тьерри произнес удивительные слова:
– Теперь ты не одна, Имоджин.
Он не стал давать никаких нелепых обещаний о том, что найдет чудодейственное средство, которое спасет ее. Это были бы пустые слова и нежелание принять неизбежное.
Она хотела было поблагодарить его, но не могла вымолвить ни слова. В горле застрял ком.
Имоджин знает этого мужчину всего несколько недель, тем не менее впервые после смерти матери и сестры она почувствовала что-то родное.
– Тебе нужно отдохнуть. Ты выглядишь утомленной.
Это правда. Она плохо спала последнее время. В подтверждение Имоджин широко зевнула.
– Ты прав. Мне лучше вернуться в отель и лечь спать.
Вместо ответа, Тьерри легко подхватил ее на руки и понес к выходу из гостиной. Имоджин почувствовала себя в полной безопасности.
Хотя внутренний голос нашептывал ей, что такого понятия, как безопасность, для нее не существует, Имоджин не обращала на него внимания. Она положила голову на плечо Тьерри, ей была приятна его забота. К хорошему быстро привыкаешь.
Только вряд ли у нее будет шанс привыкнуть к его вниманию и заботе.
Он, вероятно, услышал ее сдавленный смешок.
– Что с тобой?
– Ничего. Просто устала немного.
– Поэтому ты отправляешься в постель. – Тьерри вышел из гостиной и, к удивлению Имоджин, направился по коридору в глубь квартиры.
– Тьерри? Мне нужно в отель.
Он остановился.
– Зачем? У тебя там лекарство?
Она покачала головой.
– Хорошо. В таком случае ты можешь переночевать здесь. Я одолжу тебе во что переодеться и принесу ужин, как только ты устроишься в постели.
Имоджин знала, что ей следует уйти. Знала, что не может себе позволить привыкнуть к подобному баловству. Это только осложнит ее жизнь в будущем. Знала, но ничего не могла с собой поделать. Кто же откажется от удовольствия понежиться в объятиях Тьерри, пусть даже совсем недолго.
Великолепная спальня с высокими потолками, филенчатыми дверями и дубовым паркетом скорее относилась к прошлому веку, хотя к ней примыкала вполне современная ванная комната. Имоджин сразу поняла, что это гостевая спальня. Здесь не было вещей Тьерри. И вряд ли он бы выбрал для себя простыни нежно-голубого и кремового цвета.
Он опустил ее на мягкую и удобную кровать.
Что плохого, если она проведет здесь ночь? Независимость боролась с усталостью.
– Вот, можешь это надеть, – сказал Тьерри, протягивая ей черную футболку. Она даже не заметила, как он вышел и вернулся. Имоджин была безмерно тронута его заботой.
Имоджин улыбнулась.
– Спасибо тебе, Тьерри. – Она чуть помедлила, наслаждаясь звучанием его имени. Ведь скоро им предстоит расстаться, и она лишится возможности произносить его имя. – Ты очень заботливый. Я с удовольствием останусь на ночь.
Имоджин теребила в руках его футболку. Она будет потом вспоминать эту волшебную ночь. Ей хотелось остаться с Тьерри. Пусть не в одной с ним постели, но в его квартире. Это гораздо лучше, чем ночевать в пустом номере отеля.
Имоджин проснулась на рассвете и, держась за стену, с трудом побрела в ванную.
Головная боль вернулась. Как ни странно, она была первой за несколько недель, но набросилась на нее с неистовством ястреба, раздирающего ее мозг длинными, острыми когтями.
Она вернулась в постель, когда дверь отворилась. На пороге появился Тьерри. Его темные волосы влажно блестели. На нем были безупречно сидящие черные брюки и белоснежная рубашка, открывающая загорелую грудь там, где пуговицы не были застегнуты. Увидев его, Имоджин испытала удовольствие, несмотря на пульсирующую боль в голове. Она пожалела, что не сделала ни одной фотографии во время их отдыха в Париже. Хорошо бы иметь его фото на память, но тогда Имоджин старалась не думать о будущем.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, присев на кровать.
Имоджин почувствовала исходящее от него тепло даже сквозь тонкое одеяло. Она затаила дыхание. Ей нужно быть сильной.
Имоджин взглянула на него, заметив в его взгляде беспокойство.
– Прекрасно, – солгала она, не желая усугублять его озабоченность. – Просто немного устала. – По крайней мере, это было правдой. Неделя бессонницы привела к сильному утомлению.
Тьерри нежно отвел упавшую на лицо прядь волос, и Имоджин прикрыла глаза. Его прикосновение дарило покой и ласку.
– Ты уверена, что это просто усталость? Может, все-таки пригласить врача?
Имоджин почувствовала свежий и острый запах его кожи, когда он наклонился еще ближе.
– Не надо доктора. Я в порядке, честное слово, – ответила она. В Сиднее ей предстоит визит к специалисту, и не один раз.
– Я принес тебе круассаны и сок, если ты проголодалась.
Имоджин отрицательно покачала головой.
– У меня деловые встречи все утро, но я могу их отменить.
– Не говори глупости. – Она старалась говорить твердым и уверенным тоном, но чувствовала, что голос звучит слабо. – Я сейчас встану и поеду в отель.
– Ты действительно думаешь, что я позволю тебе это сделать?
– Извини? – Имоджин даже решила, что ослышалась.
– Ты за кого меня принимаешь? – сердито спросил Тьерри. – Пока ты в Париже, будешь жить у меня. Я просто хочу понять, могу ли оставить тебя без присмотра на все утро.
– Конечно можешь. Ты же за меня не отвечаешь. – Рассудок настойчиво предлагал ей уйти, а не нежиться в его заботе. Но раскалывающаяся от боли голова и усталое тело громко протестовали. Имоджин откинула одеяло, пытаясь подняться.
Твердая рука Тьерри вернула ее обратно.
– Даже не думай. – Его голос скорее ласкал, чем приказывал, проникая в самое сердце. – Мы поговорим на эту тему позже, когда ты наберешься сил. – Он опять погладил Имоджин по голове, и она вновь ощутила целительную силу его прикосновения. – Сейчас тебе нужно поспать. Обещай, что будешь отдыхать, пока я не вернусь.
– Тогда до встречи, – прошептала Имоджин. Это было проявлением чистейшей слабости с ее стороны, но она ничего не могла с собой поделать.
Имоджин проснулась далеко за полдень. Она чувствовала себя отдохнувшей и полной сил. В ванной она с удивлением обнаружила косметичку со своими туалетными принадлежностями и щетку для волос. Озадаченная, она вернулась в спальню и увидела в углу свой раскрытый чемодан.
Он съездил в гостиницу и забрал ее вещи? Как ему удалось это сделать?
Наверняка в отеле существует правило не пускать посторонних в номер, и уж тем более не отдавать им чужие вещи.
Имоджин нахмурилась, пытаясь понять, зачем он это сделал. Это было вопиющим своеволием с его стороны. Она должна была бы рассердиться, но вместо этого обрадовалась, что может переодеться в свежую одежду.
Имоджин вернулась в ванную и под струями горячего душа выстроила версию, как Тьерри удалось забрать ее вещи из отеля. Все дело в присущем ему авторитете и его улыбке, способной растопить любое сердце. Наверняка в службе портье он обратился к женщине.
При этой мысли Имоджин почувствовала укол ревности.
Она тут же одернула себя. Какое она имеет право на ревность? Тьерри никогда ей не принадлежал в полном смысле этого слова.
Выйдя из ванной, Имоджин потянулась было к джинсам, но передумала, увидев за окном восхитительный свет клонящегося к закату солнца.
Вчера она думала только о предстоящей встрече с Тьерри и о том, как сообщить ему о беременности. Сейчас ей нужно забронировать билет в Сидней. Ей пора уезжать, ведь Тьерри обещал позаботиться о ребенке. Значит, это их последний вечер в Париже.
Имоджин решительно отложила джинсы в сторону и залезла в свой большой чемодан. Если это ее последняя ночь здесь, тогда…
Спустя четверть часа Имоджин разглядывала себя в зеркале. На ней было алое кружевное платье из коллекции Изабеллы. Наряд плотно облегал стройную фигуру Имоджин, подчеркивая ее женственность. Платье скорее было вечерним, но Имоджин не хотела об этом думать.
Красный цвет придаст ей смелости и энергии, кроме того, это ее любимый цвет, хотя дома она его никогда не носила. Но здесь, в Париже, она не хотела выглядеть серой мышкой.
Услышав звуки шагов, Тьерри оторвался от бумаг, над которыми работал, и поднял голову. Это были шпильки, он точно знал. Все его возлюбленные, кроме Имоджин, ходили на шпильках. Она носила туфли на плоской подошве или кроссовки, подходящие для пикника или прогулки на воздушном шаре.
Но никаких кроссовок сейчас. Его сердце громко забилось при виде фигуры в алом, возникшей на пороге. Роскошная, чувственная, сексуальная до умопомрачения. Красный цвет выгодно подчеркивал сливочную кожу ее глубокого декольте.
